Эльдар Рязанов: «Огурцов в «Карнавальной ночи» - это символ сталинизма»

Во вторник, 1 декабря, в киноклубе «Эльдар» состоится презентация документального фильма «Музыка жизни», в котором знаменитый режиссер Эльдар Рязанов читает собственные стихи. Титра «режиссер» в картине нет, в качестве автора идеи фигурирует главный редактор студии «Крупный план» Александр Айзенберг. Но никто не делает большого секрета из того, что срежиссировал фильм фактически Рязанов. Перед первым показом Эльдар Александрович пообщался с корреспондентом «КП».

«ХОТЕЛ СТАТЬ МОРЯКОМ»

- Можно поздравить вас с выходом 27-го фильма?

- Ну как сказать... Конечно, вышло так, что во время съемок главным на площадке был я, так как режиссура - моя основная профессия. А Александр Айзенберг стал редактором этого фильма.

- Стихи вы пишете гораздо дольше, чем снимаете фильмы.

- Да, начал еще с юношеских лет! Конечно, это были подражания - под Пушкина, Лермонтова, Маяковского. А потом буквально заболел Симоновым. Во время войны он был советским поэтом № 1, вся страна читала «Жди меня». И, конечно, я захотел показать свои вирши ему. Уже не помню как, но нашел его номер телефона, позвонил. Он неожиданно согласился встретиться и посмотреть, что же я такого насочинял. Конечно, мои рифмованные строчки не произвели на него никакого впечатления - он учтиво посоветовал быть самостоятельнее в творчестве. А потом, когда я уже стал режиссером и издал первую книгу «Грустное лицо комедии», мы с Симоновым жили в одном подмосковном поселке. Но друг с другом не общались. Я и не думал, что он меня знает в лицо. И вот однажды ко мне приходит от Симонова письмо. Он поблагодарил меня за фильмы и за «Грустное лицо комедии», которые ему очень нравились. Однако лично во второй раз нам встретиться так и не удалось...

- Как же получилось, что вашей основной деятельностью стала не поэзия, а режиссура?

- Я с детства хотел стать писателем! Но быстро понял, что жизненного опыта для написания книжек у меня маловато. И тогда решил выбрать профессию, которая позволила бы мне пережить множество приключений. А что может быть лучше, чем стать моряком? Тем более что тогда моей любимой книжкой была «Мартин Иден» Джека Лондона. Одним словом, после десятилетки я надумал поступать в Одесское мореходное училище. В 1944 году послал туда запрос, стал ждать ответа. Но никаких писем из Одессы мне не приходило. Только потом я узнал, что училище не успело вернуться из эвакуации. Но время шло, и поступать куда-то надо было. И тут я встречаю знакомого и спрашиваю: «Ты куда поступаешь?» - «Во ВГИК». - «А что это такое?» Он объяснил. И я решил поступать с ним во ВГИК заодно. Приезжаю в институт, начинаю выбирать факультет. Чтобы поступить на художественный, нужно принести рисунки и графику, а я никогда ничего не рисовал! Для сценарного факультета нужны сценарные заявки - их у меня тоже не было. И только для режиссерского факультета не нужно ничего, кроме собственных литературных опытов. А они у меня как раз были! С той самой тетрадочкой стихов, которую показывал Симонову, я и отправился в приемную комиссию. Странность в том, что до поступления во ВГИК я кино вообще не очень любил.

«СДЕЛКИ С СОВЕСТЬЮ ЦЕНЯТСЯ ВЫСОКО»

- Во ВГИКе художественным руководителем вашего курса был легендарный Григорий Козинцев, снявший «Юного Фрица», «Новый Вавилон»... Как складывались ваши отношения?

- Непросто. Более того, я был его нелюбимым учеником. Я был самым младшим студентом, и на втором курсе у Козинцева по поводу меня вдруг возникли сомнения. Он вызвал меня к себе и сказал: «По-моему, вы слишком молоды для того, чтобы здесь учиться!» Я не растерялся и ответил: «Григорий Михайлович, но когда вы меня два года назад брали на курс, я был еще моложе!» Козинцев махнул рукой - ладно, мол, учись. Именно во ВГИКе я получил очень ценный и горький урок. В конце первого курса всем студентам надо было написать на бумаге экранизацию любого советского произведения. Я и мой однокурсник Лятиф Сафаров выбрали «Волоколамское шоссе» Александра Бека о героях-панфиловцах. Тогда мне казалось, что это очень неожиданный взгляд на войну, очень правдивый. В повести есть эпизод расстрела дезертира. Командует расстрелом казах Баурджан Момыш-Улы, и у Бека есть намеки, что он был другом детства дезертира. Мы с Лятифом усилили эти намеки, дописали несколько сцен из детства - видения, появляющиеся у Момыш-Улы перед расстрелом друга, которые прерывает команда «Огонь!». Мы были очень довольны результатом! И вот наступил день оглашения оценок. Всех студентов собрали в аудитории, каждый получил свою отметку. Не назвали только две фамилии - мою и Лятифа. Преподаватель Лев Кулешов объяснил всем, что Сафаров с Рязановым написали идеологически неверную работу, в которой общечеловеческий гуманизм берет верх над советским. А должно быть наоборот. Нам пообещали: если не перепишем сцену расстрела, нас исключат. Делать нечего - переписали. Получилось плоско. Каково же было наше удивление, когда после переделки мы получили по пятерке! Тогда я понял, что лояльность и сделки с совестью ценятся очень высоко...

- Потом вы таких сделок с совестью старались избегать?

- Да. Более того, в первом же своем фильме - «Карнавальная ночь» - главный отрицательный персонаж Огурцов символизирует сталинизм.

- А в ваших фильмах в 60 - 70-х годах персонажи будто нарочно не замечают советской власти и ее реалий...

- Ну, это еще и из-за того, что я рассчитывал на широкий круг зрителей, в том числе и за рубежом, где никто не понимал, например, что такое «прописка». А когда мы показывали иностранцам фильм «Берегись автомобиля», они не понимали, почему нужно платить дополнительные деньги продавцу, чтобы купить у него же магнитофон.

- В одном из своих интервью вы признались, что вам интереснее снимать фильм, когда вы не знаете, как его снимать. Такое часто случалось?

- Да постоянно. Понимаете, есть режиссеры-математики, которые выстраивают какие-то схемы и заранее точно знают, что им нужно. А у меня почти все фильмы сняты интуитивно. Поэтому в них очень много гениальной актерской импровизации - вот «тепленькая пошла» в «Иронии судьбы», к примеру. Или сцена в «Служебном романе», когда Мягков пришел к Фрейндлих, а она впервые в новом платье. Это полная отсебятина! Между Андреем и Алисой была очень тонкая связь - если Мягков импровизировал, то она тут же подхватывала. Получалось отменно!

ПРО АНДЕРСЕНА И КСЕНОФОБИЮ

- Ваш предпоследний на данный момент фильм «Андерсен» - очень сложная в техническом плане работа. Не страшно было браться?

- Конечно, страшно! Когда я начал снимать «Андерсена», мне было уже 76, а в таком возрасте такое кино уже никто не делает. Я вообще был уверен, что после «Ключа от спальни» не сниму больше ничего. Но тут меня по случаю 75-летия пригласили к президенту Владимиру Путину. А он, значит, меня спросил про творческие планы. Ну неудобно же говорить такому человеку, что никаких планов у меня нет. Я взял и сказал ему, что собираюсь воплотить свою старую задумку - снять биографию великого сказочника.

- «Андерсен» - далеко не комедия. Более того, там очень жестко сказано про многие проблемы, которые сегодня актуальны в нашей стране.

- Так и есть. Меня очень волнует проблема ксенофобии. Нашему народу, увы, очень легко навязать образ врага. У нас убивают людей с другим разрезом глаз, с другим цветом кожи, людей, которые говорят по-русски с акцентом... Народ очень легко уговорили в 1917 году - все были верующими и вдруг начали казнить священников. Теперь вот ненавидим грузин и украинцев. Это ужасное качество, оно меня раздражает и очень не нравится. Но чтобы вылечить эту болезнь, боюсь, нужно не одно столетие.