Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+4°
Boom metrics
РЕПОРТАЖ26 марта 2003 13:50

Буря в пустыне остановила войну. На сутки

И нашему спецкору удалось пообщаться с иракцами, покинувшими бомбоубежища
Дарья Асламова: «Багдад - самый храбрый город на свете!»

Дарья Асламова: «Багдад - самый храбрый город на свете!»

Хамсин спутал все карты, расстроил часть планов и даже на сутки остановил войну в Ираке. Хамсин - это песчаная буря, неистовый ураган, несущий с собой тонны песка, грязи и камней. Уже днем в Багдаде наступила странная желтая темнота, которую не смогли рассеять даже включенные фонари. Люди двигались с трудом, преодолевая силу ветра, а к вечеру, когда буря окрепла, жизнь в Багдаде и вовсе замерла. Сумасшедший вой урагана заглушал даже разрывы бомб. «Хамсин - это божья защита от американцев, - говорят иракцы. - Аллах не оставил нас».

Багдад - самый храбрый город на свете. Люди встречают войну с величавым спокойствием людей Востока. Многочисленная семья двадцатилетней жительницы Багдада Худу каждый вечер собирается под одной крышей, молится, пьет кофе и готовится уйти к Аллаху всем кланом, забрав всех своих, если суждено бомбе упасть на их дом. Двадцатипятилетняя иракская перевод-чица Мона отказалась уехать в Германию к своему богатому жениху, решив разделить судьбу своего народа. «Мы сыграем свадьбу после войны, иншала (если захочет Аллах)», - спокойно говорит она.

«Мне вчера позвонила моя невеста-кузина из Англии, - рассказывает мой переводчик Лейф. - Рыдала в голос и кричала: «Выезжай немедленно в Сирию, там тебя будут ждать наши родственники». А я ей сказал: «Заткнись! Я мужчина или кто?» Я уже почистил и приготовил все оружие в доме. Будь что будет». Лейф по-мальчишески горд собой, война перевернула его жизнь, тысячекратно повысив ее драматизм. «А недавно мне позвонила моя бывшая подружка, - продолжает Лейф. -Сказала: «Хочу проститься с тобой на всякий случай!» Вот я и думаю, может, встретиться с ней напоследок, один разок. Война все-таки». Он подмигивает мне, и мы смеемся.

«Мы так устроены, последние двадцать лет мы готовы ко всему», - говорит господин Омар, ну очень солидный иракский бизнесмен, партнер одной крупной русской фирмы. У господина Омара - новенький «Мерседес» с автоматом Калашникова на заднем сиденье и пистолет в кармане брюк. В его офисе взрывной волной выбило окна, повсюду гуляет ветер, на стенах висят портреты Саддама Хусейна и Путина. Господин Омар сам готовит чай на маленькой плитке и продолжает свой рассказ: «У меня пять дочерей. Знаешь, что они делают, когда бомбят город? Выбегают во двор посмотреть, как это выглядит. За нашу гордость нас ненавидит весь мир. Посмотри на другие арабские страны. Они же все made in the USA. Они... есть у вас такое хорошее русское слово, б...и». Господин Омар считает всех соседей по Арабскому заливу гадкими, бессовестными, жирными и продажными. «Они жрут, пьют, живут в роскошных домах, смотрят американские фильмы по спутнику, играют в компьютерные игры и не умеют думать. Мы другие».

- Омар, но разве в вашей стране разрешено думать? Ирак - закрытая страна, лишенная зачатков демократии.

- У нас другая демократия. Нам нужна сильная рука.

«Люди могут любить или не любить Саддама Хусейна, но сейчас это уже не имеет значения, - говорит художник Мухамед, на время войны забросивший свои кисти и краски. - Даже те в Ираке, кто ненавидел Хусейна, сейчас встали на его защиту. Потому что он как знамя для иракского народа, а знамя в грязь не бросают. И я тебе скажу одну странную вещь. США своей войной против Ирака сделали невозможное. Они превратили диктатора Хусейна в последнего в мире защитника демократии».

В первом для семейного посещения пабе, который держат добропорядочные ирландцы, народу посреди недели немного. Что примечательно: обычно все телики над стойкой бара показывают только спортивные каналы. Теперь половина из них настроена на Си-эн-эн. То есть - сплошная война. Но, что утешает, - без звука. Читай бегущую строку и озвучивай ведущего как хочешь.

Встретившись взглядом с соседом, поднимаю пивной бокал:

- За нашу победу!

Лысый парень, соглашаясь, отхлебывает из своего бокала. И тут же, оценив мой акцент, интересуется: а ты откуда?

- Фром Раша, - гордо отвечаю я.

- Тогда за чью победу пьем? - уточняет он.

- За победу разума! - выкручиваюсь я.

Парень согласно кивает: «Эта политика уже задолбала!»

Ничего себе, думаю, патриоты. А как же 75 процентов, которые в этой войне поддерживают Буша?

- У Буша проблемы с головой, - упорствует сосед.

Перехожу в соседний паб. Спрашиваю бармена, как самого трезвого человека в заведении:

- Сильно повлияла война на ваш бизнес?

- Какая война?

- В Ираке!

Он бросает взгляд на экран телевизора:

- А, эта... Так это - психи...

Ответ меня не устраивает:

- Меньше у вас стало клиентов после начала боевых действий?

- Сэр! Какие боевые действия?! Нас уже давно разгромили: в 12 часов в воскресенье мы по принятому недавно в Нью-Йорке закону должны будем запретить клиентам курить. Видите эту пепельницу? Так вот, я ее должен выкинуть в окно. Нашим клиентам нанесут такой удар...

После такого аполитичного ответа пришлось идти в третий бар. Девушка, у которой между майкой и джинсами оставалось много места, почему-то взяла с меня плату вперед. Но вопрос ей я все же задал: «Вы за войну в Ираке или нет?»

- Нет, - просто ответила она, ожидая, должно быть, продолжения диалога. Но я, вспомнив о жене, посчитал задание редакции выполненным.

Евгений УМЕРЕНКОВ. (Наш соб. корр.). Нью-Йорк.