Черные дыры бесланской трагедии

Первые секунды штурма: спецназ въезжает во двор школы со стороны спортзала... Фото Владимира ВЕЛЕНГУРИНА.

За месяц до годовщины страшных событий в Северной Осетии председатель парламентской комиссии по расследованию чудовищного теракта Александр Торшин отвечает на самые неприятные и взрывоопасные вопросы наших корреспондентов, очевидцев тех жутких событий, Александра Коца и Дмитрия Стешина. Окончание, начало в «КП» от 05.08, 09.08 О силовиках и ополченцах - Некоторые бывшие заложники сегодня грешат на спецназ... - Комиссия не может игнорировать ни один факт в своем расследовании. Сейчас в прессе активно обсуждаются детали ведения огня спецназом при освобождении заложников. Но мы не можем оставить без внимания и другой вопрос: что делали вооруженные люди, родственники и близкие заложников, которые все те дни кольцом стояли вокруг школы? - Палили по школе из всего стреляющего. Дети с мешками патронов бегали. Мы видели. - Вот вы знаете, почему у комиссии возникли трудности в работе? А мы послали запрос: кто были эти вооруженные люди, их данные? У прокуратуры в деле - ни одной фамилии! Ни одного изъятого ствола и масса свидетельств, как эти люди стреляют по школе. А пуля - дура, она не выбирает. Да более того, из-за этой беспорядочной стрельбы школу застилала пыль от штукатурки. Снайперы и спецслужбы не могли эффективно работать. Но задаю вопрос спецслужбам по поводу вооруженных родственников и слышу: ради Бога, не трогайте их! Потому что, если бы эти люди не побежали вытаскивать детей, жертв было бы больше. Это правда. И то, что стреляли они по школе, - тоже правда. Получается, у каждого, кто освобождал заложников 3 сентября, своя правда. Очевидно, есть и своя ложь. Комиссия должна докопаться до истины. - Почему главные силовики страны не находились на месте? - В те дни была большая опасность конфликтов в нескольких субъектах Федерации. Какие-то силы пытались столкнуть два народа, к счастью, сделать этого не удалось. Хотя в первые дни была пресечена попытка похода в Ингушетию стихийных групп осетинских мстителей. Подобной ситуации боялись не меньше, чем самого захвата. Поэтому и Патрушев, и Нургалиев находились не в Беслане. Им нужно было контролировать весь Кавказ и тушить возможные всплески национализма. Кстати, должен отметить, что сегодня власть не умеет или не хочет в полной мере общаться с людьми. С первых дней работы комиссии нам пришлось взять на себя нелегкое бремя - выслушивать пострадавших, пытаться утешать в их безутешном горе, извиняться. Это все должны были делать прежде всего руководители республики. К сожалению, до сих пор это не сделано! Думаю, не поздно это будет сделать к годовщине трагедии. Поразило и другое. Американцам потребовались месяц и десять дней, чтобы принять закон о противодействии терроризму, он называется «Патриот». У нас этот закон все еще где-то во втором чтении. А существующие законы далеки от совершенства. Например, по действующему законодательству при таких терактах операцией по освобождению заложников «руководство берет на себя МВД или ФСБ в зависимости от того, с какими целями захвачены заложники». Там четко записано: если люди захвачены с корыстными целями (видимо, с целью получения выкупа) - это МВД, во всех остальных случаях, наверное, ФСБ. В Беслане три часа вообще никаких требований не было! Во многом именно поэтому и единого штаба, и персонального его руководителя в Беслане 1 сентября фактически не было. - Мы сами видели бардак в городе, спокойно проходили к школе, может, если бы все было сделано грамотно, можно было минимизировать жертвы? - Всегда кажется, что можно было и лучше сделать. Но вы попробуйте оказаться на месте тех людей, которые пытались и делали все возможное для освобождения заложников. А ведь теракты друг на друга не похожи. Террористы говорили заложникам: «Мы все ошибки «Норд-Оста» учли». Учли ли опыт того захвата наши спецслужбы? Наверное, не в полной мере. Бандиты изучили акцию на Дубровке по минутам и сделали выводы. Наши - нет. С другой стороны, это совершенно разные теракты. Впрочем, вопросы еще есть, есть показания, в том числе и ваши (наши корреспонденты давали показания парламентской комиссии. - Ред.). По вашей информации сейчас плотно работают. Нам важно понять, ушли или нет боевики из школы. Если они ушли, то где-то сидят, ставят себе другую задачу и выполняют ее. Я изучал способы подготовки банд террористов. Группа человек из десяти бандитов совершает теракт, вступает в бой, восемь погибают, а двое уходят. Эти двое создают новую группу из десяти человек, из которых в очередной акции уходят пятеро. Такой своего рода «естественный отбор». Получается, что, если бандиты и уцелели, то самые опытные... - То и дело проскакивают сообщения о том, что террористов было больше, чем 32... - По словам террориста Нурпаши Кулаева, группа состояла из 32 человек и делилась на две неравные части. 10 человек были на втором этаже. Остальные - на первом, и между ними курсировал Хучбаров. Но в то же время очень сомнительно, что Кулаев лично всех боевиков пересчитал. По состоянию на сегодняшний день нам известно о 32 террористах, но поступают новые сведения, и ставить точку здесь рано. О виновниках теракта - Также рано говорить и о виновниках захвата? - Сейчас всех виновников трагедии мы назвать не можем, у нас до сих пор нет ситуационного анализа, который проводит специальная группа профессионалов по заданию Генеральной прокуратуры, и нет решений судов. Два офицера МВД привлечены к ответственности в Северной Осетии и один в Ингушетии за халатность. Министр внутренних дел Северной Осетии отстранен от должности. Но я не исключаю, что по материалам работы комиссии еще будут возбуждены уголовные дела. Поэтому сейчас особо важна ситуационная экспертиза, которая покажет, кто, что и в какое время делал. Конечно, то, что произошло, - это вина властей, тут и комиссии никакой не надо. Правы потерпевшие - власти доверили детей, и она не обеспечила их безопасность. Все. Точка. Больше добавить нечего. Да, у нас сейчас есть достаточно точная хронология самого захвата, но мы ее хотим расширить. Все должностные лица должны нам изложить свои действия по часам. Заседания, оперативные совещания, указания, шифротелеграммы, отчеты - все. Причем не ограничиваемся министром внутренних дел и директором ФСБ. Уже опрошен председатель правительства России Михаил Фрадков. На очереди встреча с президентом страны (для нее пока не хватает кое-какой фактологии). Иначе будет культивироваться миф о том, что Беслан бросили на произвол судьбы. Так что уже опрошены почти все - высший эшелон, республиканский эшелон и местный. Некоторых уже начали опрашивать «по второму» кругу. Надо будет - еще раз опросим всех. И с этой задачей, я думаю, мы справимся. - Есть ли у вас уже предварительные выводы? - О конкретных выводах комиссии говорить пока рано. Но мы обязательно проведем ряд специальных совещаний, посвященных вопросам безопасности. Первое - надо что-то делать с оборотом оружия на Северном Кавказе. Второе - коррупция. По отчету Генерального прокурора, за весь прошлый год в Ингушетии не было возбуждено ни одного уголовного дела по коррупции. Дела о терроризме - единичны. Где профилактическая работа? Где превентивные меры? Надо менять подходы к работе наших спецслужб на Кавказе. Ну где-нибудь у нас учат чеченскому языку? Военные, направленные служить на Кавказ, должны сами минимум год вникать в особенности региона. Приезжают, получают со временем генеральские звания (одному - заслуженно) и уезжают с Северного Кавказа. Начальника УФСБ по Ингушетии, опытнейшего в кавказских делах специалиста, перевели в один из сибирских регионов. Ему бы в Академии ФСБ на спецфакультете молодых офицеров для Ингушетии и Чечни готовить... Однако Патрушеву виднее. Мое мнение - вахтовый метод плодов не даст. Была интересная идея у одного из беслановцев: «Возьмите детишек-сирот, у кого родители погибли, в одну из школ ФСБ и вырастите из них спецотряд по борьбе с терроризмом». Они бы точно достаточно долго даже зарплаты не стали бы просить, мстили бы от имени государства. Не такая уж и плохая схема, лучше, чем самосуды втихаря по ночам и передача ненависти от поколения к поколению. ТОЛЬКО ЦИФРЫ Смертельная арифметика Эти цифры «Комсомольской правде» предоставила парламентская комиссия по расследованию. На сегодняшний день эти данные являются самыми точными. 1127 человек - общее число заложников, 318 из них погибли. Также погибли 10 бойцов Центра специального назначения ФСБ России, двое сотрудников МЧС России и один гражданский, стоявший рядом со школой во время штурма. 142 человека избежали захвата 1 сентября. 349 человек убежали с территории школы после взрыва без посторонней помощи (на основе анализа 249 показаний свидетелей и потерпевших). 461 человек освобожден благодаря силовой операции. 60 человек показали, что на момент взрыва 3 сентября были в бессознательном состоянии. 1003 - общее количество показаний и протоколов допросов свидетелей и потерпевших. СЕНТЯБРЬСКИЙ ДНЕВНИК «Самое страшное было в морге...» Что осталось за рамками прошлогодних публикаций авторов этого материала - Сфотографировать хотите? - Девчушка, подведя нас к калитке, выходящей в сторону школы, бойко сообщает нам военную тайну. - От этой калитки надо быстро пробежать вон до того здания, за ним безопасно. Затем от него - вон к тому строящемуся спортивному комплексу, тоже бегом. А уже из комплекса прекрасно все сфоткаете. Страшно. Четырежды пытаемся стартовать на раз-два-три. Ноги не хотят бежать. Наконец 100-килограммовый фотограф Володя Веленгурин выскакивает за калитку и бежит, вихляя задом. Справа-слева из земли вырываются фонтанчики. Секунд через 15 мы все под прикрытием спорткомплекса. - Вы чего смеетесь? - Фотограф не замечает, как сам тихонько нервно похрюкивает. - Бежал ты смешно. - Стреляли? - Немного... Вечером узнаем адреса освобожденных Русланом Аушевым заложников. В ту ночь из десяти адресов нас пустили только в два дома. Несмотря на позднее время и тяжелейший стресс, с нами поговорила Залина Дзандурова, ее отпустили с двухлетним сыном Аланом, и Салимат Сулейманова, вышедшая из ада с двухмесячной Аминой. У обеих на тот момент оставались в школе дети. Позже мы узнаем, что при штурме сын Салимат погибнет... К часу ночи возвращаемся в детский сад, где нас приютили вместе с другими журналистами. На столе у ребят из западных информагентств уже стоит большая бутылка водки. - У тебя ж сегодня день рождения, - грустно напоминает одному из нас фотокор Толя Жданов. На столе появляется коньяк. Но пьем молча и не чокаясь. Рассматриваем фотографии, сделанные в спортзале. Понимаем, что жертв безумно много. - Не буду я посылать своим эти фото, нельзя это ставить, - говорит один из западных фотографов и отворачивается к стене. Один за другим встают и уходят кто куда остальные. - Много там убитых? - осторожно спрашивает нас сотрудница детского сада. - Нет, не очень. - Глотая ком, отводим глаза. Уже в Москве знакомые спрашивали нас: «Что там было самым страшным?» Слава Богу, самое страшное осталось за кадром. В морге. Открытые, чистые, ясные, словно живые глаза несъеденных огнем малышей, покрытых прозрачным полиэтиленом. Стоны бесслезно рыдающих женщин над куском чего-то бесформенного и обугленного. Страшный запах, который даже спустя месяцы преследует. Салимат Сулейманова со своей двухмесячной малюткой на руках, еще не знающая, что ее шестилетний сын где-то здесь, среди ЭТОГО. Все это до сих пор иногда снится, иногда не дает заснуть циничным, как принято считать, журналистам, уже назвавшим между собой этот кошмар «бесланским синдромом».