Директор Музея им. Пушкина Ирина Антонова: Я не знаю, что такое депрессия

«Королева», - не раз говорили о героине нашего интервью.

Давно настороженно вслушиваюсь: как часто сегодня звучит это слово - «депрессия». Хотя, правду сказать, и причин для нее достаточно... Но вот что удивляет: часто о депрессии говорят проходно-буднично, как о насморке, многие даже гордясь: вот, мол, какая я тонкая натура, не ты со своей слоновьей кожей. Поразило: сегодня в психологии даже появилось специальное определение - «депрессия успешного человека». И уже совсем доконала недавняя статья в серьезной газете, претендующей на роль общенациональной: «Из отпуска с депрессией». Вывод: «Возникающая после ударно проведенного отпуска депрессия знакома каждому». Каждому? Да это же просто уже какая-то эпидемия! Вот почему я просто подпрыгнула, когда в передаче «Линия жизни» по каналу «Культура» услышала: «У меня есть одна неинтеллигентная черта: я не знаю, что такое депрессия».

Ирина Александровна Антонова, многолетний директор Музея им. Пушкина. Седая голова чуть откинута, на шее жемчужная нить, прямая спина, строгий, но современный костюм. В ее служебный кабинет, рядом со знаменитым Давидом Микеланджело, входишь, как в зал старинного замка. «Вы пришли на 15 минут раньше. Придется подождать», - вежливо, но без улыбки. «Королева», - не раз слышала о ней.

- Ирина Александровна, я к вам пришла поговорить не о музее. Поразили ваши слова: «Я не знаю, что такое депрессия».

- Философствовать на эту тему? Зачем? Ну нет у меня депрессии и нет - кому это интересно?

- Но ведь утверждают, что у нас все общество депрессивно! А вы... Может, так счастливо сложилась ваша жизнь, что вы просто не знаете, что такое боль, разочарование?

- Мне много лет. Я прошла через все перипетии жизни нашего общества. Как же без боли, без разочарования?

- Но можно ведь пройти и сторонкой.

- Мой отец, старый большевик, внушил мне с детства, что я неразрывна от страны. Это не громкие слова, это моя суть. Я была пионеркой, комсомолкой, сталинской стипендиаткой в университете. У меня была вера, понимаете? Кукиш в кармане не держала - не приемлю его принципиально. В 1947 - 1948 гг. пережила глубочайшее потрясение. Жуткие годы были - дело врачей, борьба с космополитизмом. И этот ужас происходит в моей стране, это мы?.. Я в партию, сколько ни предлагали, не вступала. А вступила, как только умер Сталин. Думала, по наивности, что теперь все пойдет по-другому.

- Ну а сейчас?

- Развал Советского Союза - это же такая боль... Перестройку встретила с энтузиазмом. А сегодня... А сегодня подписала коллективное письмо в защиту культуры. Это же Бог знает что творится! А у нас на культуру - 1,2 процента! А в будущем году, сказали, будет 0,97 процента. Но это же нонсенс! Разочарования я испытываю часто, и очень большие. От отдельных людей и от всего в целом.

- И тем не менее они не приводят к депрессии. Не черпаете ли силы в своем счастливом детстве? Так часто бывает у успешных людей.

- Я не могу назвать свое детство счастливым. Был развод папы и мамы, очень для меня тяжелый, горький. Папы семь лет не было с нами. Я видела, как страдает мама, плакала по ночам...

- Как-то на телевидении на одном из гостей я увидела майку с надписью: «Я не депрессивен, потому что я очень богат».

- Ну такая, значит, у этого человека психология... Стоило бы только знать, что и богачи кончали жизнь самоубийством. Вспомним хотя бы Савву Морозова.

Что касается меня, то, помню, моя мама повторяла: «У Иры в день всегда было одно яблоко». Она этим очень гордилась. Когда папа ушел, она, пианистка, стала работать наборщицей в типографии, зарабатывала страшно мало. Я начинала в музее с 79 рублей, в 1945-м, в 1961-м стала директором, получала, конечно, больше всех в музее, но вы же знаете, как платят музейщикам. Сейчас у меня зарплата, которая мне и не снилась, но на контрактной основе. Кончится контракт - меня могут попросить уйти. Но я сказала себе: что ж, я достаточно много уже работаю, правда, хотелось бы еще два задуманных проекта осуществить. Но я спокойна.

Мой муж - доктор наук, зав. сектором истории искусств. Мы всегда жили сдержанно. Ничего такого у нас нет - антиквариата, особых драгоценностей, дач, отдыхаем в пансионатах...

- А ваша семья - это..?

- У меня замечательный муж. Умница, глубокий, абсолютно не суетный человек. Мы вместе с 1947 года, почти 60 лет... Моя мама долго была с нами - ушла, когда ей исполнилось 100 лет. Есть сын.

- А почему вы, Ирина Александровна, назвали отсутствие депрессии неинтеллигентной чертой?

- О, я видела не одного замечательного высокого интеллигента, который ложился, поворачивался лицом к стенке и не мог встать, будто умирал. Это страшно. И хотя я переживала минуты отчаяния и мне знакомо ощущение крайней душевной боли (обо всем же в газете не расскажешь), я не знаю депрессии. И выгляжу, наверное, просто долдоном рядом с ними.

- Вы выглядите королевой, и это не только мною сказано. А кто для вас истинный интеллигент?

- Я, к счастью, знаю многих. Но вот сейчас в памяти встает одна квартира: все стены голые, и только веревками обвешаны. Это веревки, на которых висели картины. Дом Ильи Самойловича Зильберштейна, видного ученого и страстного, редкостного коллекционера. И всю свою коллекцию, собранную за целую жизнь, - 2200 предметов искусства! - он отдал в дар государству, в Музей личных коллекций, который сам и придумал. Единственный в России и, думаю, в мире музей. «Илюша, - просила жена, - оставь хоть одну картину». Но нет. И когда я вошла в их квартиру, я увидела лишь эти веревки. Это одно из самых сильных моих эмоциональных впечатлений.

- А что вас вообще радует, воодушевляет?

- С детства я живу интересом к литературе, живописи, театру, музыке. Искусство - моя радость, мое счастье. Может, это звучит высокопарно, но это так. И с возрастом интерес к жизни не пропадает. Если есть у меня хоть какой-то талант, простите за нескромность, то это талант зрителя, слушателя и читателя.

- Талант жить, я бы сказала.

- Звучит высокопарно, но можно сказать, наверное, и так. Старая закваска - с детства, из той жизни. Когда человек живет не только своей судьбой - судьбой окружающего. Это, наверное, и извергает депрессию.

- Но это может в депрессию и ввергнуть. Только включите телевизор...

- Да, да, - сплошной негатив. То издевательства над маленькой девочкой, а она просто ангел, то кого-то зарезали, и как зарезали, то просто пошлость. А как это действует на молодые неокрепшие души? Вот мы с Эльдаром Александровичем Рязановым как-то вспоминали наши светлые дни детства. Оказалось, у обоих - «Большой вальс». Красивые люди, чудесная музыка, любовь... Но что делать? Не скажешь ведь - «давайте позитив». Мы с вами, как люди немолодые, помним, к чему этот «позитив» приводит. Еще я просто свирепею, когда слышу: «Надо придумать национальную идею». Она есть у тех, кто ее несет в себе.

- И все же, что бы вы сказали тем самым неокрепшим душам?

- Не знаю... Думаю, не надо оценивать все лишь с точки зрения сегодняшнего дня. Мы же живем для лучшего. Но не ради новых нашивок на брюки или колец на пальцах. Много жизней без сверхзадач. А какая-то сверхзадача должна быть у каждого.

- «Взять нотой выше», - любил повторять Бродский...

- И это не только о поэзии. Это и о человеческой жизни.