«Моджахед» и «шурави» объясняются в любви. Окончание

Начало в номере за 22 ноября

В гостях у наркодилеров

...Входит хозяин дома по имени Мирвайс (имя изменено), молодой мужчина с хитрым лицом и быстрыми глазами, жмет мне руку и садится на ковер, поджав под себя маленькие красивые босые ступни. «Спрашивайте!» - весело говорит он. «Как идет ваш бизнес?» - задаю я нейтральный вопрос. «Трудно, - отвечает Мирвайс. - Я, видите ли, мелкий дилер. Сейчас весь бизнес наркотиков подмяли под себя американцы. Им не нужны мелкие торговцы, и они нас выжимают, хотят стать монополистами. Так что нам приходится вступать в переговоры с крупными и опасными людьми». У меня брови ползут вверх от удивления: «Вы хотите сказать, что НАТО участвует в наркобизнесе?» «Да нам не важно, как они себя называют, - нетерпеливо говорит Мирвайс. - Это американцы. Среди них есть и военные, и официальные лица, и просто частные дельцы. Это большое дело. Если вы сунетесь в горный Бадахшан, через который по тайным тропам героин идет в Таджикистан, вас просто убьют - и убьют, скорее всего, не местные люди, а американцы, которые охраняют в горах этот бизнес. На рынке героина всегда должен править кто-то сильный, и это правильно. Во времена талибов бизнес на севере контролировали чеченцы и узбеки, а на юге - пакистанцы и арабы. А сейчас американцы. Неужели вас не удивляет, что за последние пять лет, когда иностранная армия пришла в Афганистан, наркоторговля увеличилась вдвое? Делайте выводы!» «Если б афганская полиция или армия НАТО хотели уничтожить посевы мака, они бы сделали это за два дня! - вступает в разговор еще один наркодилер, Ажмал (имя изменено). - Достаточно в нужный момент опылить мак пестицидами. Да мало ли способов! Вся война в Афганистане началась из-за наркотиков. Американцам был нужен Ирак из-за нефти, а Афганистан - из-за героина. А талибы - это просто удобный предлог».

«А вы сами когда-нибудь пробовали героин?» - спрашиваю я Мирвайса. «Ну что вы! Эту гадость? Да ни в жизнь. Я боюсь зависимости от героина. Слишком много видел наркоманов».

Страх перед наркозависимостью не мешает Мирвайсу продавать героин по 2800 долларов за килограмм. В Таджикистане героин стоит уже 5000, в Москве - от 40 тысяч долларов, а в Европе - 100 - 120 тысяч долларов. Еще пару лет такой работы - и в доме у Мирвайса даже туалеты будут отделаны лепниной и золотом.

В конце беседы в залу врывается дедушка, старый моджахед. «Здравствуйте! - по-русски кричит дедушка и бросается жать мне руки. - Чаю хочешь? - спрашивает он, хотя я уже выпила три чайника. - А сахар? Спать у нас, кушать у нас, гостем будешь». Дедушку распирает от счастья (еще бы, «шурави» в доме), и я с трудом вырываюсь из его цепких объятий. «Жена или девочка?» - спрашивает он, что значит: замужем или не замужем? «Жена», - отвечаю я, и старый моджахед на минутку расстраивается. Тут все начинают вспоминать, что у них в Кундузе есть свой местный «шурави» - бывший советский военнопленный, принявший ислам, по имени Никмахмад.

Бывший Гена и злая афганская жена

С Геной из Донбасса, пардон, с Никмахмадом мы встретились в центре Кундуза, и я не сразу его признала, тщетно пытаясь найти славянские черты в этом бородатом мужике. «Да это я, я! - радостно кричит он. - Пойдем ко мне домой, с семьей познакомлю».

В убогой глиняной мазанке Гена накрывает щедрый стол, или, точнее, ковер (мы все сидим на полу на подушках), шашлыками, лепешками и достает заветную бутылочку с остатками водки. «Ну, по рюмочке! - Мы чокаемся за знакомство, и Гена вздыхает: - Здесь и выпить-то не с кем!»

Гена знакомит меня с женой по имени Бибихаво (что значит Ева) и четырьмя прелестными детьми. Жена - полная цветущая женщина (чем-то напоминает хохлушку) в своем лучшем блестящем наряде (переоделась для гостей) и с целым килограммом золота на шее, пальцах и в ушах. «Это здесь традиция такая, чтоб муж золото дарил, - объясняет Гена. - Пришлось раскошелиться!» Бибихаво придирчиво спрашивает у моего переводчика Сами, кивая на меня: «А чего у нее волосы короткие? Как у мужчины». «Ну, мода у них такая», - застенчиво объясняет Сами.

«Как я попал в Афганистан? Да как все, - рассказывает Гена. - В 1983-м меня, восемнадцатилетнего, забрали в армию. Я тут видел фильм «9 рота», чуть не заплакал, все там правда. Только нас никто не спрашивал, как в фильме, хотим мы в Афганистан али нет. Отправили сначала в Узбекистан, а после трех месяцев и 20 дней подготовки - в Кабул. Видишь, я хромаю? У меня одна нога короче другой на несколько сантиметров. Это память о Советской армии - мне шпалу на ногу уронили и пальцы перебили. Провалялся в госпитале больше месяца, воспаление вверх пошло. Еле починили меня, только нога все усыхает с каждым годом. После госпиталя меня отправили на север и поставили охранять мост в одном местечке - где-то между Тахором и Кундузом. Я каждую ночь слышал, как в пять утра кричит мулла, и думал: кто ж так кричит? Может, убивают кого, а человек свободы просит. В общем, однажды не выдержал и пошел тайком посмотреть. Так меня и взяли моджахеды. Направили на меня автомат и говорят: «Бача (парень), ислам или паф-паф?» Я думаю: ну, паф-паф всегда успеется, да и рано мне помирать. Уж лучше тогда ислам. Меня бросили в какой-то сарай, потом принесли чай, сахар и лепешки. Я поел, чтоб голодным не помирать. Так и остался с ними жить. Шесть месяцев они меня учили исламу, как молиться и все такое, а потом меня взял к себе водителем полевой командир Амир. Хороший был мужик, не обижал».

«А разве тебя наши не искали?» - «Конечно, искали. Ходили по разным кишлакам и деньги предлагали за информацию и помощь. Мне об этом потом моджахеды рассказали. Только меня охраняли строго. И еще я боялся: вот найдут меня наши, что они со мной сделают? Меня за самоволку сразу под трибунал и пятнадцать лет тюрьмы. И еще спросят строго: почему остался в живых? Нас в армии ведь как учили: советский солдат живым не сдается, последний патрон для себя. А я живой, значит, предатель.

Одним словом, прижился я. Прошло шесть лет, и старейшины решили меня женить. А я чего? Я не возражал, раз уж так жизнь складывается. Я к тому времени даже на калым (выкуп) невесты сумел 2000 долларов заработать». - «А ты до свадьбы жену видел?» «Нет, конечно. Только в первую ночь и разглядел. Ей тогда четырнадцать лет было. Сидит такая испуганная, как зверек, совсем дикая. Она ведь даже в школу не ходила, ни читать, ни писать не умела. Я попытался ее обнять, а она как врежет мне ногой - да прямо по мужскому достоинству. Я ей говорю: «Да иди ж ты отсюда, дурная какая!» Ну, потом привыкла она ко мне, а в 15 лет уже девочку мне родила. Только первая дочка долго не прожила, заболела воспалением легких. А сейчас посмотри, какие у меня дети славные выросли. Ну, давай еще по рюмочке, по последней!»

Из плена Гену пытались вытащить несколько раз. Первую попытку предпринял Красный Крест. В 1991 году на таджикскую границу привезли отца Гены. «Меня тогда вызвал мой полевой командир Амир и говорит: «Разрешаю тебе повидаться с отцом, но только повидаться. С тобой поедут семь моих телохранителей. Если попробуешь сбежать, им дан приказ живым тебя не отпускать». В нужный день мы все съехались к реке на границе, отца с охраной на машине доставили русские пограничники. Что сказать? Обнялись и заплакали. Отец не сказал мне тогда, что мать умерла, не дождалась. Все плакали: пограничники рыдали, люди, которые привезли отца, заливались слезами». Голос у Гены дрожит. «Пограничники мне говорят: «Гена, беги, мы тебя прикроем. Давай, пока мы здесь, переходи границу, и ты на свободе». А я помнил: Амир сказал, что пристрелят меня. Я отцу говорю: «Ты не переживай, я завтра приду». И... не пришел». Гена вздыхает. «Отец меня тогда три дня на границе ждал, не дождался, уехал. Это был последний раз, когда я его видел. Сейчас его уже нет на свете. Остался у меня только брат, ждет меня дома, в Донбассе».

После Красного Креста Гену тщетно пытались вывезти на родину сначала украинское, потом русское посольства. «А все моя дура уперлась, - говорит Гена про жену. - Нам уже билеты купили, привезли в Кабул, поселили нас в гостинице. На Украине правительство квартиру выделило, журналисты с цветами у трапа ждали, президент был в курсе, брат кабанчика зарезал. И тут моя жена в гостинице разболталась с каким-то официантом, а тот ей брякнул: «Мужа твоего там убьют, а тебя замуж за кого-нибудь выдадут». И все. Уперлась, как баран: «Не поеду!» А когда русские приехали сюда за мной, так она даже полицию вызвала. Мол, муж хочет уйти к неверным. Меня избили, связали - и в участок».

Пока мы с Геной беседуем, жинка его Бибихаво допрашивает моего переводчика и водителя. «Эта женщина приехала увезти моего мужа?» - грозно спрашивает она. «Ну что вы! Нет!» - смущенно уверяет ее мой переводчик Сами. «Муж мой сутенер, сволочь и алкоголик, - доходчиво объясняет ему Биби. - Я сейчас возьму бутылку водки и разобью об его голову! А если он посмеет уехать, мои братья его и там найдут и горло ему перережут. Не, нам туда ехать нельзя! Там одни неверные живут. Если мы к нему уедем, сами станем неверными». И переводчику, и водителю - красивым, свежим парням - чуть больше двадцати. Они с ужасом смотрят на грозную Биби, и в глазах у них один вопрос: неужто все жены такие? (А я подумала, что освобождать женщину Востока - дело не только опасное, но и бесполезное. Недавно в афганском парламенте горластые и шумные депутатши устроили скандал. «Спикер, а, спикер! - закричали они с места. - Нас тут во Францию посылают на стажировку в парламент. Велели фотографии принести. Мы им приносим, а они говорят: «Ничего ж не видно! Вы хоть ушки откройте!» Сегодня они просят ушки показать, а завтра что? А? Мы приличные женщины, не какие-нибудь там!»)

«Рожденные в СССР»

Когда Гена совсем раскис от водки, его охватила ностальгия. «Представляешь, 23 года борща не ел!» «Да плюнь ты на все, Гена! - говорю я ему. - Съезди хоть в гости на родину». «Не, а детей как оставить! Давай я лучше завтра смотаюсь к таджикской границе за водкой. Посидим по-человечески!» Я смотрю на матерую Бибихаво и думаю, что завтрашняя пьянка может стать последней в моей жизни.

«А как же ты, Гена, при талибах выжил?» «А что талибы? Они шурави уважали, и не только меня, а других ребят. Тут на севере несколько человек из наших в ту пору проживало. Талибы им жен нашли, денег на свадьбу дали. Они очень ценили бывших советских за религиозность, за порядочность».

Когда я уходила, Гена мне сказал: «Ну, если встретишь Путина, передай привет». «Хорошо, Ген, если встречу, передам. А чем он тебе так глянулся?» - «У него, знаешь, все так прямо, без загогулин».

Я оставила Гену в светлых мечтах, что «вот в следующем месяце и уж никак не позже, чем через полгода, смотаюсь к брату, а он кабанчика зарежет...» Гена - трогательный осколок советской империи, и сколько их, таких осколков, в Афганистане! Людей, для которых еще что-то значат слова «коммунизм» и «интернационализм». Бывших студентов советских вузов. Бывших наших врагов и друзей.

Я помню, как начальник уголовного розыска Баглана, золотой мужик по имени Акрам, показывал мне в горах «советскую школу милиции». Он прицелился в камень в 50 метрах из нового «смит-вессона» и попал. Потом прицелился еще раз и попал в ту же точку. «Так уже не учат», - вздохнул Акрам. Советская империя проводила гениальную политику в бедных странах, приглашая иностранных студентов забесплатно получить образование. Расчет был простой: первый стакан водки, первую девочку, первую драку и первую дружбу не предают. Те, кто жил в советских общагах, навсегда останутся друзьями непонятной страны под названием СССР.

Ответ на вопрос: «Почему нас, бывших врагов, все еще любят в Афганистане?» - я получила от обычного человека по имени Ахмад в гостевом домике в городке Пули-Хумри. Человек уходящего поколения, еще немного говоривший по-русски, но уже худо-бедно объяснявшийся по-английски, объяснил мне просто: «Вы храбро дрались, вы нас убивали, а потом вы садились с нами за один стол и пили водку. Вы никогда нами не брезговали. Когда я подхожу к американцу здесь, в Афганистане, он первым делом наставляет на меня автомат. Он меня и боится, и презирает. Он никогда не выпьет со мной и не разделит со мной хлеб. Потому что я для него низшее существо. А русский был братом. Даже когда убивал».

Слушая эти странные, горькие и радостные слова из прошлого века, я вспоминала строки из песни группы ДДТ «Рожденный в СССР»: «Ты вчера был хозяин империи, а теперь сирота».