Николай Цискаридзе: «В жизни любого Ромео наступает момент, когда белое трико надевать неприлично»

В Центральном Доме музыки в рамках проекта «Театральная эпоха» прошел творческий вечер народного артиста России Николая Цискаридзе. Премьер Большого театра не танцевал - он отвечал на вопросы зрителей.

«ОТКРЫЛ ГЛАЗА И ПОНЯЛ, ЧТО ЛЕЖУ ПОД РОЯЛЕМ»

- Обычно в начале пресс-конференции мой директор издевательски говорит: «Товарищи журналисты, у Николая есть три любимых вопроса. О том, как он пошел в балет. Что он ест, чтобы быть в форме. И обязательно спросите про Волочкову», - задал тон нашей встрече Цискаридзе. - Поэтому сразу отвечу на эти вопросы: с Волочковой мы дружим. Чтобы быть в форме, я не ем, а сплю. Все свободное время стараюсь проводить на диване. Хорошо если с историческим романом или книжкой из серии ЖЗЛ, но главное, чтобы диван был рядом. Один врач мне сказал: «Николай, спите как можно больше». Засыпаю я мгновенно, когда угодно и где угодно.

Помню, в Большом театре шли репетиции балета «Дочь фараона». Куча народа занята, шум, гвалт... Когда я не участвовал в сцене, старался прикорнуть. Как-то присел возле рояля, облокотился на спинку стула и отключился. А когда открыл глаза, обнаружил, что лежу под роялем, на котором играет пианист, а в это время на сцене топочет человек семьдесят. Я под эту «музыку» так хорошо выспался.

- И все-таки как вы попали в балет?

- В моей семье не было артистов, тем более артистов балета. Хотя в наш дом в Тбилиси приходили Тенгиз Абуладзе (он был маминым дальним родственником), Сергей Параджанов, Георгий Товстоногов. Я рос в хорошей семье. И мечтал выйти на сцену. Когда по телевизору показывали балет «Спящая красавица», где танцевали дети, я говорил маме - хочу как они танцевать. На что мама резонно возражала: «Нико, это дети артистов. У тебя мама – педагог, значит и ты будешь сидеть в учительской». Но однажды на улице я увидел объявление, что в тбилисском хореографическом училище начинается набор. Поскольку я был очень самостоятельный мальчик, никому не сказав ни слова, отнес туда документы. И только когда меня приняли, рассказал все маме. Она категорически против. На что я, настоящий кавказский мужчина, ей говорю: «Ты – женщина и твое мнение здесь никого не интересует». Дома был страшный скандал. Мама пошла в училище, и все педагоги стали ее убеждать, что ее сын - вундеркинд!

И она дрогнула, потом даже помогла перевестись в московское хореографическое училище. Думаю, ей грел душу такой аргумент: артист балета - это выездная профессия. А мама никогда не была за границей. В ее семье были репрессированные, поэтому маму не выпускали. Она объехала весь Советский Союз вдоль и поперек и мечтала побывать за рубежом. Поскольку ей это не удалось, она надеялась, что у меня жизнь сложится по-другому.

Мама умерла семнадцать лет назад. Наверное, сейчас она бы гордилась результатом. Но тогда ей многое в балете не нравилось, особенно интриги, которые начались еще в училище Большого театра. «ВЗЯЛИ В БОЛЬШОЙ, И Я ПРИПОМНИЛ ДЕТСКИЕ ОБИДЫ»

- Вы читаете то, что о вас пишут в Интернете, на форумах?

- Некоторые сайты посещаю и даже иногда отвечаю на вопросы. Есть знаменитый сайт так называемых друзей балета Большого театра. Туда я не хожу принципиально. Модератор этого сайта – чудный дядечка, физик по профессии. У нас с ним вышел спор о балете «Жизель».

Он стал меня учить, как его танцевать. Я сдуру ему ответил, что все-таки я - профессиональный танцовщик, учился этому… «А я вообще профессор!» - возмутился дядечка. Но вы - профессор физики, а я – народный артист в балете. Честно говоря, о звании своем стараюсь лишний раз не вспоминать, но тут меня вынудили. С тех пор Цискаридзе – враг номер один на сайте друзей балета. Я вспоминаю времена, когда после спектаклями под колоннами Большого театра шли ожесточенные бои - поклонники и балетные клакеры ругались друг с другом. Но тогда это был приватный междусобойчик, теперь благодаря Интернету эти люди получили возможность высказывать свое мнение, чаще всего субъективное и предвзятое, публично.

- Как переводится с грузинского ваша фамилия?

- Фамилия гурийская (Гурия – одна из областей в Грузии – Ред.). В переводе на русский «цискари» – это либо небесные врата, либо первая звезда на небе. Честно сказать, я не большой знаток грузинского языка. В детстве понимал, но не говорил по-грузински. И если взрослые хотели что-то скрыть, они переходили с русского на грузинский. Я хитрил и притворялся, что язык не знаю, но понимал все. Тогда мама решила: грузин обязательно должен знать родной язык. Она отвезла меня в деревню на две недели. «Будет умирать есть просить, не давайте, пока по-грузински не скажет», - велела она родне. Через две недели я прекрасно болтал.

Когда мы с мамой жили в Москве, она старалась хотя бы изредка говорить со мной по-грузински. И когда мамы не стало, я купил кассеты с грузинскими фильмами. Фильмы понимаю, а вот новости по грузинскому каналу понимаю с трудом, особенно, когда говорят о политике – так быстро и такие слова дикторы употребляют, которых я не знаю.

- Каждый год в свой день рождения 31 декабря вы танцуете балет «Щелкунчик». Это для вас обязаловка или порыв души?

- Я терпеть не могу свой день рождения. Не боюсь старости, но с детства не хочу взрослеть, потому что детство у меня было фантастическое! Я играл, гулял, веселился, бездельничал... И обожал балет «Щелкунчик». То, что танцую его 31 декабря – это мой подарок себе любимому. Если мама дарила мне билет на «Щелкунчик» в день рождения - о лучшем и не мечтал. Был готов продать душу за этот спектакль.

В училище нам давали пропуска на спектакли в Большой. Но, чтобы получить этот пропуск, надо было пройти через унижения. Администратору - я называл его «геббельсом» - ничего не стоило дать нам пропуск, но они не пускали из вредности. Однажды главный администратор мне сказал: «Мальчик, и зачем ты сюда ходишь? Посмотри на себя в зеркало: с такими данными ты никогда не будешь танцевать в Большом». И когда сразу после училище, Юрий Григорович взял меня в театр и моя карьера быстро пошла в гору, я припомнил свои детские обиды. Театр поехал в Лондон на гастроли. В Альберт-холле я танцевал свои первые партии в присутствии сестры английской королевы. Мне было 18 лет. Это был эксперимент Григоровича и большая ответственность. Поехал с нами и тот самый администратор. Перед Григоровичем он стал меня искательно нахваливать, дескать, он давно знал, что у Коли большое будущее. Тут-то я и вспомнил, как он не пускал меня на спектакли и пророчил, что я не буду танцевать в Большом. Я долго ждал этого момента. «ХОТЕЛ ПОСМОТРЕТЬ, КАК ТЕТЯ НА СЦЕНЕ УМРЕТ»

- Почему вы согласились участвовать в телешоу - «Танцы со звездами»?

- Во-первых, там участвовали выдающиеся спортсмены. В первом составе – почти все олимпийские чемпионы. Было интересно с ними познакомиться. Во-вторых, театральный мир по сравнению с телевидением очень закрытый. Телевидение - это совсем другая жизнь, для меня это все равно, что на курорт съездить. Хотя там тоже есть свои интриги, свои симпатии и антипатии. Одних подсуживают, других тянут, судьи ругаются друг с другом. Кроме того, работа на телевидении очень хорошо оплачивается. За одну съемку мне платили в два, а то и в четыре раза больше, чем за месяц очень тяжелой работы в Большом театре. Как говорится, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.

- Интересно, как вы, артист балета, относитесь к оперному искусству?

- Мама с трех лет водила меня в театры, музеи, консерваторию. Я был очень любознательным мальчиком, который всем интересовался и задавал много вопросов. Первым спектаклем, который я помню, была опера «Травиата». Я смотрел на артистов, а мама рассказывала мне, что главная героиня Виолетта умирает от туберкулеза. Двоюродный брат мамы болел туберкулезом и по этой причине жил в высокогорном районе, в очень красивом месте. Мы часто туда ездили. Я знал, как выглядят больные туберкулезом – худенькие, изможденные...

А на сцене Виолетта шире, чем кресло, в котором она сидит. Первые два акта я с этим мирился. Но, когда в конце спектакля, Виолетта вдруг стала умирать, я закричал маме: «Эта тетя на банкетке не похожа на больную туберкулезом». Я сказал так громко, что меня постарались вывести из зала. Тогда началась вторая часть Марлезонского балета: меня выводят, я упираюсь: дайте досмотреть, как тетя умрет.

Это несоответствие внешности или возраста артиста и его персонажа в балете тоже смотрится жутко. Оперные дивы, балетные примы и премьеры обречены играть восемнадцатилетних, хотя им давно уже не 18 лет. Из зрительного зала это не так заметно. Но когда я ребенком первый раз попал за кулисы и увидел, как не очень молодые и сильно накрашенные мужчины и женщины, с трудом восстанавливая дыхание, выбегают со сцены, было дико смешно. Если бы тогда за кулисами мне показали дядю в рейтузах и сказали, что это твой папа, я бы зарыдал от горя. В жизни любого Ромео или Зигфрида наступает момент, когда надевать белое трико неприлично.

- Как вы отдыхаете?

- Только море ассоциируется у меня с отдыхом. Мама вывозила меня летом в Пицунду. Реликтовые сосны, потрясающий курорт, элитное место. Когда началась первая грузинская война, мы отдыхали в Пицунде в доме творчества кинематографистов. И все, кто там находился - Эльдар Рязанов, Наталья Белохвостикова, Владимиром Наумовым, Людмила Гурченко, Нонна Мордюкова оказались в резервации, окруженной танками. Ни шагу за территорию. Пересмотрели все фильмы по нескольку раз. Как дальше отдыхать? И артисты стали устраивать капустники. Это было незабываемое время.