Лобанов и Тоска: история расчленения одной семьи

Дело Алексея Кабанова передано в суд...

Литературный эксперимент, не претендующий на документальность

В нашем доме был ад.

«Жить с тобой – это ад», - сказал я жене, и она ответила мне тем же.

Мы разводились, это было проговорено. Мы только не знали, как делить детей: Машу, Игоря и Тимура.

Вернее, не так: Карпа, Карпа и Карпа. Все сошлось на одном ребенке.

На своей странице в Фейсбуке я запостил прекрасное: фото девятимесячной девочки в пластиковом ведре.

Карпов приносят с рыбалки: так наша дочь Маша стала Карпом.

До этого, еще в животе, Инна звала ее рыбой:

«Жить с большой рыбой внутри очень смешно: вы ей и «зайка», и «лапонька», и «кс-кс», и «скажи что-нибудь», - а она улеглась вниз головой и не обращает на вас никакого внимания. В утробной тишине рыба занята важными вещами: она формирует, например, ушки. И, например, лапки...».

Дважды я разводился, и дважды дочери оставались с женами. Мне казалось это нормальным.

Но не теперь.

Определенно, не теперь...

Алексей Кабанов, убийца и любящий отец.

В ночь со 2 на 3 января.

Я аккуратно отнес тело в ванную. То, что недавно было Инной, еще сохраняло гибкость, и вошло целиком: колени согнулись, полуоткрытый рот лег на круглую дырку слива.

Тут мне, наверное, стало дурно: я вдруг услышал, как иннин низкий с хрипотцой голос читает: «Вновь я посетил...». Мертвые губы задвигались...

- Мама! – вдруг прозвенело в ночном коридоре.

Игорь – семилетний иринин сын.

Я выскочил наружу: кажется, жена кричала, когда я ее... не помню. Значит, ребенок слышал.

Я поймал мальчишку уже на входе в кухню, худенького, в белой пижаме в машинках:

- Леша, где мама? Какой-то стук... Мне что-то приснилось!

Сердце сжалось: птенец, не надо тебе на кухню, там лужа крови, не ходи. Стук – это же я ножом... Профессиональный поварской навык: десять ударов в секунду. Учудили мы с твоей мамой, нет у тебя больше мамы, но ты не бойся...

Вслух, обычным своим веселым голосом (старался, не знаю, как получилось):

- Мама уснула, Игорь, мы с ней поругались... Все будет нормально, иди, спи!

Развернул, легонько придал ускорения по попе.

Только потом подумал: пижама белая, а руки, наверное, в крови...

Мы с Иннкой познакомились в одной конторе, производившей развлекательный контент для телевидения. У нее были темные волосы и руки с тонкими запястьями. В руке она обычно держала рюмку с коньяком, запястья были видны.

Я легкий человек. Я шучу с дворниками и улыбаюсь встречным девушкам на улице.

Девушки говорят, что я похож на Леонида Парфенова и Микки Рурка.

А Иннка была похожа на Джулию Робертс, по крайней мере, по позиции: рот...

Буквально через две недели Иннка побрилась налысо и стала похожа на тифозного заключенного. Еще через неделю мы жили вместе, в ее квартире. Жарили сырники, пили вино...

Все очень легко.

...Когда Инна забеременела, я не огорчился и не обрадовался. Я вообще не ждал Машу: в день, когда Иннка рожала нашего первого ребенка, я стоял на коленях перед одной силиконовой воблой, которую потягивал уже лет восемь.

Вобла прыгала в такси по звонку и ехала ко мне среди ночи, вобла снимала с меня носки и ботинки, когда я пьяный валялся у нее в коридоре после казино... Я ведь игрок. За игрой пью.

Вобла занимала мне деньги: она была топ-менеджером в международной корпорации, и за восемь лет я выдоил из нее полмиллиона. Пятьсот тысяч рублей, может, чуть больше. Она платила мои долги... Наверное, это любовь.

Об Иннке она, конечно, не знала (узнала, когда в соцсети идиоты стали поздравлять нас с рождением ребенка), и Иннка не знала о ней. Зачем?

Зачем расстраивать женщин, если все может быть так хорошо? Если можно уходить на работу, оставив на столе букет белых тюльпанов и тарелку свежих сырников? Я люблю готовить, я повар...

И все довольны!

Кому-то сырники, кому-то – на такси в ночь!

Никто никогда не говорил мне, что я плохой любовник. «Свинья, скотина», - говорили: «Плохой любовник», - нет. Женщинам со мной хорошо.

...Вы, может быть, хотите спросить: а эта силиконовая вобла – чем хуже Инны? Почему та, а не эта?

Да нипочему. Ничем.

Вобла уже была – отработанный материал: она и так отдавала тепло своего тела и деньги за призрачное «быть вместе», а Иннка хотела продать квартиру, чтобы заняться со мной малым бизнесом: открыть кафе. Это была моя давняя мечта – открыть кафе...

А потом родилась Карпуха.

Мне сорок лет, у меня были в анамнезе две дочери и баб - без счета.

И я не знал, что счастье можно родить...

Далее, как говорят у нас в Фейсбуке, следует мимимишный пост счастливого мужчины:

«Карп (сидя на горшке):

- Я хочу к бабушке.

Я:

- К какой?

Карп:

- К бабушке Кате.

Я:

- Карпушон, у тебя есть бабушка Ира и бабушка Лена. Нет Кати.

Карп:

- Эх-хе-хех... нет у меня бабушки Кати... очень это грустно».

Да, забыл сказать: внешне Маша оказалась – вылитая Инна. Один в один.

Ночь на 3 января.

Я резал ее, как барана.

Это не метафора: я резал много баранов, баранина – моя специализация.

Вернее, специализация кафе «Тоска», которое я назвал в честь жены (Тоска - ее ник в интернете, красивое слово, и потом, ведь это она дала деньги... Прогиб засчитан).

Мы делали жареную баранину, баранину с мятой и тархуном, а, когда кафе не стало (мы прогорели довольно быстро, за полгода) – пельмени с бараниной. Круглые красивые пельмешки, одна штука – десять граммов, в килограмме сто пельменей. Я раскатывал на кухне тесто и лепил, раскатывал и лепил... Ирка развозила заказы по Москве.

Баранов мы брали из одного хозяйства под Ростовом, и разделывали просто в ванной: мы же никак не оформляли бизнес...

Так вот: принципиальной разницы между человеческим телом и тушкой барана нет. Все то же самое. Связки, сухожилия...

Теперь я думаю, у меня включились какие-то защитные механизмы: я вообще не понимал, что режу Инну, мать моих детей: тело, которое родило детей.

Это была просто – работа.

Руки... ноги...

Только когда я выходил из ванной - мне надо время от времени прочищать слив и курить, - перед тем, как вернуться обратно, прямо перед дверью, на меня накатывала дурнота, и я понимал, что НЕ ХОЧУ туда...

Такая длинная пауза ужаса.

А когда я преодолевал себя, заходил внутрь и продолжал что-то делать, эмоции снова отключались. Было ощущение, что я смотрю кино: очень личное, очень страшное, но кино.

«Когда я умру и попаду в ад, точно знаю, что именно меня ждет. Я буду резать бесконечную миску салата на бесконечный корпоратив работников налоговой инспекции...», - мой Фейсбук, почти за месяц до этих событий. Оказывается, надо было написать: «бесконечную ванну салата. И резать. И резать. И резать...».

Важная деталь – вода. Если вы разделываете тело в ванной, магазинные средства - вся эта разрекламированная цветная хлорка - мимо. Органику, кровь и животный жир смывают только специальные кислоты, которых нет в свободной продаже... или вода.

Вода смывает любой грех, как подвенечное платье.

У нас с Иннкой не было подвенечного платья: я женился в джинсах, как пижон, а она в бежевом костюме: расползшаяся от родов... Какая чушь лезет в голову.

Да, еще одна деталь – голова.

Ее всегда трудно отчленять, обычно для этого берут топор. Или хорошие ножи: вот у меня - японские...

Потом я разложил части тела по пакетам и вынес на балкон. Часть вынес и раскидал по соседним помойкам. Потом мыл пол...

Вся работа заняла несколько часов.

Курил в туалете: на балконе больше не мог.

Когда все это началось?

Наверное, когда кафе сдохло.

У меня есть опыт ведения бизнеса «для своих». Я не хотел, чтобы к нам ходили чужие, условные бабы с семечками. Я хотел – чтобы шкаф с книжками, и посетители могли оставить закладку – а дочитать в следующий раз. Чтобы могли сидеть на подоконнике... Кухня - наилучшая: мы даже сыры старались покупать те, которые любили френды из ЖЖ – наши предполагаемые посетители. Мы даже провели среди них специальный опрос.

Еще нарды, детский уголок: мы же сами знаем, как тяжело куда-то деть спиногрызов...

И я – хозяин, который восседает на почетном месте и потчует гостей. Подчеркиваю – не обслуживает посетителей, а потчует гостей, лично...

Такая модель закрытого клуба: определенная среда, атмосфера. Я даже разворачивал людей «с улицы», которые мне не нравились («Извините, у нас закрыто, случайно табличку не повесили»), а со своих не брал денег: завел гроссбух, в котором друзья могли записывать свои долги – и отдавать через неопределенное количество времени (или не отдавать вовсе, вот так, да)...

Почему мы прогорели?

Мы выходили в «ноль», почти, и для не успевшего стать модным, нового места это норма. Я знаю ресторанный бизнес.

Надеялись раскрутиться, старались привлекать людей акциями, бесплатным вином...

Видимо, просчитались. Накопились долги и арендодатель нас выставил. К тому времени мы вложили в аренду и ремонт помещения все, что у нас было, всю иркину квартиру. Красными кирпичами своды выложили...

Иннкина квартира была выстраданная. Отец Игоря был женат: узнав, что Иннка беременна, он купил ей однушку в Реутове и сбежал в Израиль. До этого моя бедная девочка десять лет скиталась по подвалам, клоповникам и «впискам», то есть коммуналкам, в Питере...

«У меня много лет не было дома, и я думала, его не будет никогда, - писала Иннка в ЖЖ. – Теперь я открываю ключом дверь своей квартиры - и так будет всегда. Но я всегда помню, как оно, когда этого нет...». В общем, счастье иметь дом трудно понять тому, кто не спал с бомжами на лавочке.

И вот пришел Леша Лобанов и забрал это счастье.

Хочешь, девочка, конфетку?

А нету.

Иннка начала пить...

Детей к этому времени было уже трое. Жена пыталась избавиться от младшего, Тимура, но я недрогнувшей рукой сфотографировал тест на беременность (две полоски) прямо на фоне жены, сидящей за компьютером и мониторящей абортные клиники.

И выложил в сеть.

По-подлому, да...

Зато действенно.

Обалдевшие друзья стали присылать Инне поздравления, и ей пришлось смириться...

Я люблю детей. Я был рад, что есть Игорь: я, а не Иннка, водил его по дурацким кружкам, где малыши собирают пирамидки и лепят из глины (модная затея). Когда иннкина мать летом забирала его на Украину, я писал ему письма:

«Привет, брат Игорек!

Кто, если не я, напишет тебе про то, как живут мать твоя, сестра твоя, брат твой и няня твоя?

По порядку. Мать твоя живет и здравствует в обычной манере своей. То есть ложится под утро, а просыпается к обеду. Но не обедает, а смотрит, хоть и не без тревоги, но радостно на то, что есть у нее ты, сестра твоя, брат твой и няня твоя.

Сестра твоя, Карп, тоже не изменилась за то время, пока не видели тебя глаза мои и не слышали уши мои. Ест плохо, орет громко, падает часто, знает два слова: «хочу» и «не дам» и ждет, пока все соберутся, и станет вас опять: ты, мать твоя, сестра твоя, брат твой и няня твоя.

Брат твой, Тимурчик, говорить не изволит, зато спит крепко, ест много, бегает быстро и хочет все, что нельзя, а что можно - презирает. Но няня твоя, мать твоя и сестра твоя терпят его, так как родня как-никак...

Няня твоя - гуляет, ест, спит, говорит и думает. То есть, с виду, обычный человек. Но мы-то знаем, что, на самом деле,она - ангел, которого послал нам великий Чупа-Чупс, к радости тебя, матери твоей, сестры твоей и брата твоего.

Ну а про меня сказать нечего, так как я только и делаю, что скучаю по тебе и больше ничем не занят. И от этого стал толстый и волосатый до такой степени, что дети окрестные разбегаются с криками и давятся попкорном.

Целую тебя в темя!

Твой Леха - жарена картоха».

Я люблю детей. А вот Иннка, похоже, нет...

Именно этот снимок маленькой Даши умилял ее сентиментального папу.

3 января.

Дети проснулись в девять.

- Я хочу вот эту с кнопочкой! Нет! Хочу с кнопочкой! Он забрал! Есть хочу! Не буду есть... Я кочу на колени! Папа, я хочу на колени. Нет! На руки хочу. Я хочу на этот стул сесть. Это мой стул! Тумирчик! Отдай! Папа! Я на тот не хочу, я хочу на этот стул! Тимурчик! Отдай! Папа, он меня ударил!!!

Это у нас всегда так. Ходят слухи, что они вырастают, но... Шепотом: зачем растут?

Я накормил детей кашей: каша – единственное, что может ненадолго зафиксировать их на месте. Про маму спросили – сказал, что уехала.

Потом позвонил няне, которая должна была выйти на работу только завтра.

Няня наша, как я уже говорил, – ангел, которого послал нам Великий Чупа-Чупс... И дело даже не в том, что мы задолжали ей сто тысяч рублей.

Иннка не знает, как одеть детей, не понимает, как вывести троих на улицу... То есть, не понимала. Детей было слишком много, жена не просто не могла в одиночку ухаживать за ними – ей было физически сложно существовать с ребятней в одной квартире.

Вот потому мы, по уши в долгах, при неработающей жене,были вынуждены платить няне...

Нет, я не могу сказать, что Иннка - идейная лентяйка. Она очень хотела работать: ходить куда-то в офис, выпивать в соседней кофейне чашечку кофе.

Но была маленькая проблема: жену отовсюду увольняли на второй день.

Апофеозом было увольнение с места секретарши. Начальник сказал: «Инна как-то не так смотрит...», - и, бейте меня ногами, я понимаю, что он имел в виду...

Очень своеобразная. На своей волне. Очень депрессивная: ее друзья называли это: «внутренний катастрофизм, очень красивый, впрочем; постоянное хождение по краю бездны, в которую можно сорваться в любую секунду».

Ага, попробовали бы они жить с этой бездной и этим красивым катастрофизмом. Долго находиться рядом с Инной было совершенно невыносимо...

...Отправил няню гулять с детьми.

Сопротивлялась: по ее мнению, дети простужены.

Сам еще раз все мыл.

Потом большую часть дня сидел в ступоре, не мог двинуться. Вид свой неважнецкий объяснил похмельем и расстройством от ссоры с женой.

Няня поверила.

Перечитывал давнюю запись в Фейсбуке:

«Инна Тоска:

- Капа везет Игоря на сервировочном столике, следом Тимурчик везет свою машину. И вот так они с диким грохотом туда-сюда, туда-сюда..

Алексей Лобанов:

- Гыгыгыгы.

Инна Тоска:

- И тут раздался взрыв - столик сложился».

Смешно до слез...

В ванну няне сказал не заходить: вроде как, там поломка. Дверь зафиксировал.

Вечером в ванной купал детей...

Понимаете, мне не казалось, что все ТАК плохо. Мы все-таки живем в квартире, а не на вокзале. Причем в хорошем районе, в сталинке: нас бесплатно пустил друг, уехавший в Канаду.

Что ни говори, многодетность – это тренд: сразу все ахают и норовят подать копеечку.

А мы не гордые!

Вещи на детей, все абсолютно, нам собирали друзья в ЖЖ – а Иннка еще и выражала недовольство ношенностью и некомплектностью. Самое смешное: френды тут же покупали новые!

Кто и когда еще так устроится?!

Да, у меня были долги, но не такие, чтобы я не мог отдать их за всю жизнь...

В любом случае, мне казалось: если супруги оказались в каком-то месте, то они шли туда вдвоем, рука об руку.

А у нас виноват был я один.

Я «не обеспечил», «проср...л» квартиру. Теперь с детьми по углам, забитым чужим барахлом:

«Квартира забита под завязку хламом, он лезет из каждого шкафа, огромные антресоли просто утрамбованы. Здесь вещи какой-то семьи лет за шестьдесят, наверное... Капа и Игорь открывают какой-нибудь ящик, вываливают все на пол и довольно урчат, и вот уже весь дом усеян баночками, коробочками, мелкими деталями конструкторов, сломанными машинками и еще черт знает чем...

Собираешься выбросить баночку из-под йогурта - а дети вопят - дай, мы с ней будем играть. Мой муж тащит в дом все, что ни попадя, ему почему-то нужны все проводки и куски проводков, старые ковшики, неработающие магнитолы, а также предметы невыясненного назначения.

Думаю, это что-то психическое», - пост жены в ЖЖ.

Мой пост:

«Черт! Совершенно не понятно, как на Фейсбуке описать историю о том, как жена кидает в тебя большой кухонный нож и не промахивается, чтобы стало понятно почему мы уже третий час обсуждаем тезис, что псих это я».

Постоянные истерики, рыдания: «Я в ж...пе!».

Перестала следить за собой: сальные волосы, траурные ногти. При этом посты: «Хочу духи, пахнущие, как тонкошкурный узбекский лимон»...

И про что-нибудь золотистое.

Золотистый закат или вечер...

Я терпел... как мог.

Сорок тысяч в месяц на няню (обычные люди столько платят за одного ребенка) и сорок тысяч за квартиру (пока мы не переехали сюда, к другу на Войковскую) – столько в Москве заработает не каждый мужик.

А я зарабатывал – и при этом должен был утешать неработающую, не следящую за детьми тунеядку.

Нет, пардон: она по двенадцать часов в сутки сидела за компьютером и писала какие-то обзоры детских автокресел и эссе на тему «Хорошо ли быть многодетным?».

Знаете, сколько стоит такое эссе?

Рублей пятьсот...

Да, забыл: домашним хозяйством Инна тоже не занималась.

Мой пост:

«Идеальное утро - это когда встаешь в шесть, выпиваешь за два часа четыре кружки кофе, доедаешь армянскую брынзу, делаешь запас слоеного теста, варишь крем, кормишь детей кашей и разбудив жену, уходишь на работу. Идеальным вечером допекаешь коржи, собираешь Наполеон и оставляешь его на видном месте.

Хочу быть домохозяйкой. Ничего тетки в счастье не понимают».

Ирина Черска, мать троих детей и жертва жестокой расправы.

4 января.

Подал заявление в полицию.

Надо, потому что няня. Пьеса «ушла-и-не-вернулась» должна быть как по нотам.

Вежливые, все приняли.

Через несколько часов опергруппа пришла домой: светила специальными ультрафиолетовыми фонариками, искала кровь.

Я хорошо все вымыл: в ванной что-то светилось, но это... грубо говоря, когда в доме есть дети, по-другому и быть не может.

Ходили мимо балкона, не зашли.

Идиот я, что раньше не вынес.

Знаете, что происходит, когда люди разводятся?

Они перестают переодеваться друг при друге.

Встает блок: рядом в квартире – чужой человек.

С чужим человеком становишься вежливым. Максимум дистанции.

Сейчас в интернете модно рассуждать с религиозных позиций: «Поженились – тяните лямку, что бы там ни было. Страдайте».

Вы бы смогли так?

Я бы смог... Если бы не сцены. Если бы и жена вела себя холодно и отстраненно, а не как буйный сумасшедший, свихнувшийся на слове «деньги».

Дважды Инна рассказала мне историю, как в детстве написала мелом под прабабкиными иконами: «Бога нет», - и как прабабка сказала: «Бог посадит тебя за это на хлеб и воду». Прокляла пятилетнего ребенка.

Мы пили виски, когда Инна рассказывала это, но жена, парадоксально, верила в проклятье – и ревела...

«Главный поиск у Достоевского – поиск не Бога, а денег», - из иннкиного ЖЖ...

Знаете, когда уже ПОРА разводиться?

Это когда страшновато идти домой: ведь дома – ТОТ человек...

Я не знал, что делать.

Я не мог бросить Инну, как всех остальных, стряхнуть, как использованный презерватив.

При том, что моя жена – маргиналка, гражданка Украины, почти бомж и двадцать лет живет в нашей стране без документов, - надеяться, что наш гуманный суд оставит детей со мной? Не смешите.

При этом не могло быть и речи о том, что Инна сможет одна содержать детей.

Петля, ловушка: «Выхода нет»...

«Однажды мы поехали с Карпом нанести визит бабушке с дедушкой: вышли из поезда, идем, болтаем, поем песню по десятому разу...

И тут я зачем-то решил представить, что забыл Карпушона в вагоне и он едет на следующую станцию. И так, знаете, мне колени свело, такой ужас обуял, что я чуть руку бедному ребенку не сломал. Сел на скамейку, пролепетал что-то невразумительное и несколько минут реально отдышаться не мог...

Мораль: по-настоящему, кроме детей меня уже ничего не интересует».

5 января.

Была дознаватель из ОВД.

Тимур кашляет, няня была права. Наверное, бронхит.

Игорь завелся спрашивать: «А у нас есть еда? А сколько у нас еды? А нам всем хватит еды?».

Дознаватель косилась. Я бы тоже косился.

Тоже мне, Павлик Морозов... Как будто мы так часто голодали.

Няня без перерыва звонит на ирин телефон. Телефон лежит на антресолях, с отсоединенной батарейкой.

Не могу спать, совсем.

В Новый год я работал. Я же повар: в ресторане - полный зал народу, праздник и конфетти.

Вернулся утром 1 января, спал. Утром 2-го поехал обратно, на уборку.

Хозяйка вышла и сказала, что можно оставить все, как есть: ресторан прогорел и я могу забрать мои вещи.

Раньше она не могла этого сказать, конечно.

Я забрал мои ножи и уехал.

Дома сказал жене, что меня уволили, и что хозяйка в качестве расчета дала бутылку текилы и бутылку виски.

Инна очень расстроилась.

Потом случился какой-то чудесный семейный вечер с выпечкой печенек. Капа таскала Тимурчика на руках и вопила песню про елочку, Игорь ухмылялтся одобрительно... Вижу все это, как сейчас. Последние счастливые моменты.

Около десяти дети легли спать, а мы с Инной поставили на стол подаренную выпивку.

Мы оба понимали, что расстаться слишком проблематично, и глухо пытались восстановить равновесие. Но очень скоро разговор съехал в проезженную в грязи колею:

- продал квартиру;

- нет денег.

Дуры-подруги в новогоднюю ночь накрутили Инну, что я у любовницы: «Лобанов?! На работе? О чем ты говоришь!».

Моя дурында смотрела «Реальную любовь» - душещипательный фильм о любви, и писала в Фейсбук посты о том, что в сорок лет жизнь только начинается, через несколько месяцев можно будет проверить. Там, в недалеком весеннем будущем, существует зеленая травка и запах цветущих вишен... А может, и не существует.

Ей напели, что я собираюсь ее бросить, и чтобы она требовала денег. Алиментов и прописку для детей (все наши дети не оформлены, потому что жена не знала, как к этому подступиться: любая попытка зарегистрировать дочь и сына наталкивалась на отсутствие документов у самой Инны).

Не помню, что я отвечал. Слово цеплялось за слово, всплыли все старые обиды...

Тут она ощерила свои желтые зубки и сказала ключевую фразу:

- Когда-нибудь ты уйдешь, а когда вернешься, детей в квартире уже не будет...

В глазах у меня побелело...

Я плохо помню, что происходило дальше. Помню, что пытаюсь душить Инну шнуром от колонок, стоявших на кухонном столе. Помню, что держу свой японский нож, а как бью – уже нет. Почему-то мне кажется, что я хотел избавить ее от мучений: асфиксия же...

Понимаете.

Потом помню, как сижу на стуле с ножом в руке, курю, прихожу в себя, а Инна уже мертва.

Передо мной лежит мертвое тело, которое я даже не идентифицирую, как мертвое.

...Все, что я делал дальше, наводит на мысль, что у меня был четкий план, желание уйти от ответственности. Может, я и убийство спланировал...

Это не так. В тот момент я сидел и думал, что надо звонить в полицию.

Но тут же подумал о детях.

Мама в морге, папа в тюрьме...

Что будет с ними?

6 января.

Открыл Фейсбук и написал:

«Пропала Инна, моя жена. Вышла из дома 3-го утром и не вернулась. В полиции говорят, что вернется и все будет нормально. Но чем больше проходит времени, тем меньше я верю в это «нормально». Для понимания ситуации, скажу, что ушла она после ссоры. Но я могу поверить в любой расклад, кроме того, что она ушла и не сообщила. Если все-таки среди наших общих знакомых есть кто-то, кто знает что с ней, просто скажите, что она жива. Пост пока только для друзей».

Писал для полиции, в ответ – сотни встревоженных комментариев. Предлагают искать Ирку через сотового оператора: запросить все соединения. Предлагают временно забрать детей, предлагают деньги...

Какой-то идиот придумал вывесить на балконе баннер: «Инна, вернись». Типа, она ходит по окнами и обиделась.

Отвечаю всем.

Сразу прошу только не предлагать гадалок и экстрасенсов. Тошнит...

...Игорек сегодня интересовался, почему мы с Земли не падаем в космос? Я что-то на скорую руку рассказал о гравитации и теории относительности, бросил вверх камень и спросил, почему он падает вниз.

Игорь понимающе покивал, а Карп презрительно фыркнул: «Это от того, что мы так хотим».

Надо сказать, я с ним совершенно согласен.

Привиделось: Инна входит в комнату (дети катаются клубком) и говорит с возмущением:

- Вот эти люди, которые пишут, что детские голоса звенят колокольчиками, - они живых детей когда-нибудь слышали?

Пошел, допил текилу.

Мучаюсь: все меня ищут. То есть Иннку.

Тело лежит на балконе: теперь вынести его некуда, полный район волонтеров.

С другой стороны...

В Питере Инна торговала вонючими беляшами на рынке, ела наркотические «грибочки» и ночевала у каких-то гомосексуалистов. Играла в казино за бесплатный салат оливье: украшала собою досуг бандитов.

Неужели со мной и с детьми было хуже?

Чем я ей не годился?

8 января.

Волонтеры обходят район, клеют листовки. Каждый второй пост в ленте: «Инна, вернись!».

Цирк...

Люди, я не хотел, простите.

Вывесил в Фейсбуке пост с просьбой за небольшие деньги подвозить Игоря в школу. Живем на Войковской, школа на Белорусской (это единственное учебное заведение, куда согласились взять ребенка без прописки). Мне же надо выходить на работу, я договорился.

Вышло еще лучше: знакомая временно дала машину. Будем налаживать жизнь без Инны.

Приехали корреспонденты, пришлось мучительно давать интервью:

- Мы не теряем надежды...

Плохо сказал. Частица «не» означает, что надежды нет, и я об этом знаю.

Ночью перетащил наконец страшные сумки в машину.

Нет эмоций уже. Кончились.

9 января.

Ездил на машине на Петровку, Иннка – в багажнике.

Наглость – второе счастье.

Подозреваю, что телефоны слушают и за квартирой, наверное, уже следят.

Сделают, наконец, поквартирный обход соседей, возьмут записи камеры в подъезде и увидят, что Иннка никуда не выходила. И конец.

Тролли в Фейсбуке настойчиво рекомендуют «проверить мужа»: якобы кто-то слышал, как ночью мы ругались с Инной на балконе.

Баню, они тут же вывешивают посты: «Нашлась, жива!», - и смотрят, как я буду реагировать.

Особенный аспид - Геннадий Чичиков: психолог, который подбивал к Иннке клинья и притащил ее работать на радио в «Комсомолку» (рассказывать, что основная проблема семьи: нет денег). Прямо в печень впился. Подключил газету, публикует какую-то непотребщину с явным указанием: я – убийца.

Травят, как волка. Приемчики...

На Петровке я проходил полиграф, реакция – ноль. Не я убил.

Объявился Максим из Израиля, отец Игоря, тот самый женатик.

Получается, Игорька у меня заберут.

Игорек, прости.

10 января.

Няня почему-то косится.

11 января.

Приехали вечером. Следователь, молодой парень, лет двадцати, светленький.

- Ну-с, - говорит, - давайте мы у вас все осмотрим.

Да я что? Смотрите, что хотите.

Тимурчик с ключами от «Шкоды», где только взял?

Следователь – цоп:

- Это ключи от машины?

А я ему говорил на допросе, что не вожу, у меня даже прав нет.

- Ээээ... это, как бы, знакомых. Даже не знаю, где она стоит...

- Пойдемте, поищем.

Как я не хотел идти...

Машина – багажником в сугроб, я специально воткнул, чтобы не открыли.

- Отгоните.

Сел, спокойно отъехал. Можно было дать по газам, но... все же понятно. Куда я там убегу. Как без Карпухи жить...

- Откройте багажник.

Открыл, там сумки; следователь протянул руку, и тут я в последний раз попытался спастись:

- Не трогайте, это личные вещи хозяйки машины. Вы не должны их трогать...

Не слушает, потянул ручку. Туго набитая сумка открылась, там краешек...

Я дрогнул:

- Не надо: это она.

- Кто?! – взвизгнул кто-то из оперативников.

- Она...

Следователь потом спрашивал: «Ты обманул миллионы людей и полиграф – и за десять дней не смог избавиться от улик?»

Да, гражданин следователь.

В нашем с женой доме был ад, но я так и не смог ее выкинуть.