Софико Шеварднадзе: «Мой дед точно не хотел такого быстрого распада СССР»

Счастливое фото из домашнего архива. Однако лучше всего своего деда Софико узнала совсем не в уютной семейной обстановке, а в экстремальных условиях во время «революции роз», проведя с ним все три тяжелых дня. Фото: twitter.com/SophieCo_RT

«Самая болезненная точка»

- Эдуард Амвросиевич принял руководство Грузией в 1992 году после падения националистического режима Гамсахурдия. Он же мог тогда и не возвращаться на родину...

- Конечно. Он мог бы и в России остаться или поехать за границу и продолжить свою успешную деятельность на фоне его огромного авторитета и популярности на Западе. Но у него не было сомнений, что необходимо вернуться в Грузию. В начале 90-х бюджет страны составлял около 90 тысяч долларов, чтоб вы понимали. Страной руководили вооружённые группировки. Тбилиси был неузнаваем после братоубийственной гражданской войны. Грузия - это была некая точка на карте, которая, если бы не вернулся он, скорее всего сегодня, как государство не состоялась бы.

- Как он отнесся к распаду СССР?

- Я считаю, что для него это до конца жизни - один из самых драматических моментов. Он точно не желал распада Союза в той форме, в которой все произошло. Это должно было происходить медленно, поэтапно, постепенно, давая экономическую свободу республикам и приучая людей к свободе. Другое дело, что он вернулся в Грузию, потому что она всегда была его внутренним ориентиром. Надо было страну ставить на ноги. Не было ни конституции, ни правительства, ни инфраструктуры. Страна жила в темноте, в буквальном смысле. Горячая вода – из серии фантастики...

- Но сейчас для людей, которые ностальгируют по СССР, фамилия Шеварднадзе - почти такой же раздражитель, как Горбачев. Для них это люди, которые развалили СССР, которые виновны в этой геополитической катастрофе. Не обидно такое слышать?

- Не обидно. Это громадный человек. Как любой очень большой человек, он - противоречивый. Он не может быть простым и однозначным. Кого-то он раздражает, а у кого-то вызывает восторг. Это последствия любой фигуры такого масштаба. И это влечет за собой разные мнения. Это надо принять, я это с детства знаю.

Он вернулся в расшатанную эмоционально предыдущим президентом страну. И, как мне кажется, сделал все, что мог. Конечно, не все получилось. Но покажите мне хоть одного политика, который осуществил все свои задумки безошибочно. Он сделал свой максимум. Самое ужасное, что в тот момент произошло - это потеря Абхазии. Ужасная война, которая до сих пор остается открытой раной для Грузии. Но надо было вставать и идти вперед. И мне кажется, что к концу его правления у нас были достаточно хорошие отношения с Абхазией и особенно с Южной Осетией, с которой почти уже не существовала граница. Во всю шла торговля. Если бы не война в 2008 году, когда один человек решил, что может силой вернуть кусочки страны, возможно воссоединение произошло бы само по себе. Грузия очень сильно продвинулась и экономически, и политически - для такой маленькой страны в таком регионе.

«Мне нравился Саакашвили»

- К концу 90-х Шеварднадзе запустил прозападный курс развития Грузии. И нефтепровод в обход России, и инструкторы из США в армии. Почему?

- Там не было ни прозападной, ни пророссийской политики. Он хотел иметь хорошие отношения со всеми. Просто надо было действительно стать независимыми. От России в том числе. Не только на бумаге. Имея опыт советского политика, понимая, как работает российский истеблишмент, он хотел подстраховаться и не зависеть от России энергетически. Так что там не было политических соображений. Надо было иметь альтернативный и прочный энергетический поток. И это ему удалось. Грузия приобрела геополитическое значение. Прозападным был Михаил Саакашвили. А мой дедушка был убежденным интернационалистом. Он до последнего сумел сохранить хорошие отношения и с Западом, и с Россией.

- Вы разделяли его политическую позицию?

- Я была всегда его оппозицией, всегда его критиковала. И мне в какой-то момент даже очень нравился Саакашвили. Не лично Саакашвили, но в принципе…

- Как политик?

- Как движение молодых ребят, которые пришли и встряхнули Грузию. И надо им отдать должное, что страна действительно перезапустилась и пошла вперёд, хоть эти изменения и происходили за счёт не самых корректных методов. Мне было непонятно, почему к концу правления дедушки он никого не сажал в тюрьму, ни с кого не спрашивал. Это его окружение - абсолютно зажравшееся. Я всегда ему по этому поводу высказывала.

- Когда он был первым секретарем ЦК Компартии Грузии, с коррупционерами не церемонился, министров и чиновников сажали десятками... Легенды гласят, что на одном из заседаний он потребовал от всех чиновников продемонстрировать часы. И у всех оказались редкие по тем временам «Сейко» стоимостью чуть ли не в месячную зарплату...

- Это, скорее всего, байка. Но он действительно жестко боролся с коррупцией. И при этом сильно поощрял представителей искусства – делал совершенно немыслимое для тех времен. Чтобы выходили фильмы Абуладзе, Иоселиани, которого он под честное слово отпустил во Францию. Он все делал для сохранения грузинского языка. Он делал немыслимые для времен советской Грузии вещи параллельно вот этим жестким антикоррупционным мерам. Конечно, мы все надеялись, что он в независимой Грузии тоже будет жестким. Но этого не произошло. Я считаю, что люди с возрастом становятся более упрямыми и более гуманными. Не хочется делать то, что ты делал в 40 лет. Мягче становятся люди. И не хотят слушать других.

«Войну воспринял болезненно»

- И в 2003 году во время «революции роз» он не стал применять силу.

- Три дня я находилась с ним и все это снимала на камеру. Для меня это было шансом узнать его в экстремальной ситуации. Потому что людей по-настоящему узнаешь только в экстремальных ситуациях. Он достойно себя вел, у него не дрогнул ни единый мускул. Не было страха, паники. Было внутреннее спокойствие. Мне кажется, что только это меня тоже держало в рамках разума. Он ни разу даже не допустил мысли о применении силы, для меня это было очень важно. Все вопросы и претензии, которые у меня к нему были, в эти три дня улетучились. Люди считают, что он был большим политиком, а закончил плохо. А я с этим не согласна. Я считаю, что эти три дня были пиком его карьеры. Он добровольно сдал власть, и для меня это говорит о великом политике и патриоте своей страны. Для меня в тот момент все стало понятно про моего дедушку. И если бы его лично можно было бы в чем-то по-настоящему упрекнуть, то он точно не смог бы спокойно, до конца своих дней, жить в Грузии. И не был бы похоронен с государственными почестями и на день спущенным флагом в знак траура.

- А что он о Саакашвили как о президенте говорил?

- Да ничего особенного. Я думаю, ему просто было обидно. Потому что снаружи выглядело так, что Грузия – маяк демократии на постсоветском пространстве. А к концу правления Саакашвили из 4 миллионов населения Грузии в тюрьмах сидели около 400 тысяч человек! В России тогда на 145 миллионов - 750 тысяч «сидельцев». И то, считается, много. Понятно, что это никакой не маяк демократии, это было жесткое полицейское государство. И создавалась видимость демократии для запада. Да, ему было обидно. И войну 2008 года он воспринял очень болезненно. Как и любой нормальный человек. Мне было вообще непонятно, как дальше жить.

- Я работал в Цхинвале, получил ранение. Через полгода приехал в Грузию, встречался с офицером, который стрелял в меня с той стороны. Но я не видел какого-то ярого негатива по отношению к себе как к гражданину России. А нынешний Новый год я отметил в Тбилиси. И создалось ощущение, что раны зарубцевались, хотя тема для всех больная.

- Я думаю, что Грузия постепенно стала действительно независимой, как хотела. Это не прозападная, не пророссийская страна. Некая Швейцария. Начальная. Так и должно быть. Это единственный путь для Грузии. Географию не поменять. Ты не можешь быть только прозападным и иметь границу с Россией. Все последние события нам говорят о том, что это глупо. Но при этом ты не можешь присоединиться к России… У Грузии свой путь. Тернистый, сложный. Делает два шага вперед, один назад, но двигается вперед. И постепенно принимает правильные формы.

- Вы часто бываете на Родине?

- Да, я сейчас туда лечу.

- Она похожа на ту Грузию, что хотел построить ваш дед?

- Она к этому идет...

МНЕНИЕ

Личные успехи и катастрофы в политике - вот настоящий Эдуард Амвросиевич

Александр ГРИШИН

Удивительно, почему Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе до сих пор многие считают успешным политиком. Слово успешно можно употреблять, лишь оценивая его личную карьеру. Тут он преуспел. В 36 лет стать в СССР генералом милиции, такое достижение достойно эпоса. А вот остальное - вопросы. (подробнее)