В постсоветской России главная фигура советской идеологии - человек труда, оказался на задворках истории.
Фото: Анатолий ЖДАНОВ
Новое время породило новых героев. Теперь первые полосы газет и кадры теленовостей пестрят фигурантами списка «Форбс», православными активистами, томными девицами, экстремистами, и даже художниками-акционистами, не жалеющими ни себя, ни кремлевскую брусчатку. И вся эта пестрая компания совершенно заслонила собой от нас одну из главных драм новейшей истории России: трагедию класса-гегемона или, проще говоря, рабочего класса, который десятилетиями представлял собой становой хребет страны. Однако после смены общественного строя тот, «кто был всем - стал ничем». Главная фигура советской идеологии - человек труда, оказался на задворках истории. Чтобы понять, как на менталитете класса-гегемона отразилось крушение социализма и потеря социального статуса, социологи НИУ «Высшая школа экономики» и университета Манчестера отправились в Екатеринбург изучать жизнь рабочих завода «Уралмаш». Мы побеседовали с авторами исследования доцентами факультета социальных наук НИУ ВШЭ Елизаветой Полухиной и Анной Стрельниковой.
Не стать офисным планктоном
- «Уралмаш» привлек наше внимание тем, что представляет собой ярчайший пример социалистического городка, - , рассказывает Елизавета Полухина. - Это уникальный тип района - порождение советского периода, когда территория завода обрастала не только жилыми кварталами для рабочих, но и многочисленными бытовыми общественными учреждениями: фабрики-кухни, прачечные, дома культуры... В результате создается социально однородный контингент жителей, в данном случае «уралмашевцев», которым свойственен «районный патриотизм». Название «Уралмаш» носят так же футбольный клуб, станция метрополитена, а в 90-е года организованная преступная группировка и общественно-политический союз.
Анна: - До «Уралмаша» мы уже изучали, что происходит с бывшими заводскими районами Москвы такими, как Южное Тушино и ЗИЛ. И примерно представляли, какие трансформации с ними происходят. Районы меняют свою функцию: заводские площади отдаются в аренду, на месте цехов возникают офисы, открываются кафе, культурные учреждения, проходят выставки. Удивительно, но важным элементом культурной жизни заводских районов и «Уралмаша», в частности, становятся ностальгические экскурсии. Мы сами их посещали и видели, что есть запрос от молодежи - пройтись по улицам прошлого. Для них советский период это уже занимательная история. Но все эти преобразования и культурные тренды проходят мимо рабочих. Они осознают себя, как людей, живущих в прошлом. Они так и говорят: «Я человек из прошлого, обычный, простой советский человек!»
- Когда заводской район становится офисным центром, что происходит с рабочими? Они превращаются в офисный планктон?
Анна: - Судя по тому, как рабочие оценивают себя и офисных сотрудников, такая перспектива воспринимается заводчанами без энтузиазма. Это связано с представлениями о мужественности. Они считают, что занимаются более естественным для мужчины делом, поскольку «настоящий мужик, должен уметь и кран починить и в электрике разбираться». А офисная работа не для них.
Заводчане и контркультура
Елизавета: - Наши данные показывают, что заводчане вытесняются новыми людьми на периферию района. Они уступают территориальное пространство более активным действующим лицам - активистам, представителям индустрий развлечений. Если раньше рабочие участвовали в коллективных действиях: демонстрациях, шествиях, то теперь они постепенно становятся «невидимой», малозаметной на районе группой. Они не могут принять новые стили жизни, которые им предлагает новый заводской район - инфраструктура развлечений и т.д , потому что ограничены в финансах.
- А как рабочие относятся новым жителям?
Анна: - Они разделяют жителей на «своих» и «чужих». Сетуют, что раньше все были друг с другом знакомы, а теперь никто не здоровается. Между коренными заводчанами и «посторонними» существуют ментальное различие. Вот одна интересная история. На «Уралмаше» один из ближайших к заводу домов последние 10-15 находился в аварийном состоянии: там даже проблемы с водой были. Заводчане нам рассказывали с неким недоумением, как несколько лет назад к ним пришли активисты с предложением помочь. Жители подумали, что им воду проведут или что-то еще существенное сделают. Но креативная молодежь разрисовала подъезд медведями и прочими зверушками. Это было здорово с их точки зрения : они превратили запущенный подъезд в арт-объект и искренне считали, что если они внесут в эту среду элементы культуры, то постепенно жильцы сами начнут благоустраивать свой дом. Но «уралмашевцам» хотелось, чтобы им сначала воду провели и дыры в полу заделали. Они не против поп-арта, но сначала базовые потребности, а потом уже культурные изыски.
Откуда растет ностальгия по советскому прошлому
- Что рабочие воспринимают более болезненно: материальные трудности или потерю социального статуса «класса-гегемона»?
Анна: - Они привыкли к преодолению трудностей. У многих наши инфомантов был тяжелый опыт старта «Уралмаша», когда приходилось жить в бараках в нечеловеческих условиях и постепенно налаживать свою жизнь. Материальное положение вторично и служит фоном. Важнее ощущение ненужности, которое пришло на смену стабильности, чувству единства со страной, пониманию куда она идет.
- Когда в 1917 году с вершины социальной лестницы были свергнуты прежние доминирующие сословия это сопровождалось кровопролитной гражданской войной. В 90-е годы утрата рабочим классом своих привилегий не привела к открытому конфликту. Почему на ваш взгляд?
Анна: - Гегемония рабочего класса была, скорее, идеологическим штампом, а не реальным явлением. Де факто элитой общества являлись бюрократическая номенклатура и партийные структуры. События 1917 года организовывались отнюдь не рабочими и в 90-е годы прошлого века у них тоже не было ресурсов для создания мощного протестного движения. Кроме того, мы наблюдаем расслоение среди рабочих. Они не являются однородной группой и различаются даже по образу жизни. У нас были интервью, как с с условно «менее благополучными» рабочими, живущими в стесненных условиях и получающих маленькую зарплату, так и с «более благополучными» - у них выше квалификация и зарплата, есть серьезные жизненные притязания.
Елизавета: - Например, один из участников исследования обладает навыками программиста, работает на станках ЧПУ. Он прекрасно встроился в современную жизнь, зарабатывает значительно больше других рабочих. Идентифицирует себя с людьми труда, но образ жизни у него приближен к среднему классу: это заграничные поездки; квартира, купленная в ипотеку для детей (это, естественно, помимо своего жилья); финансовые сбережения; карьерный рост... Но есть и те, кто едва сводит концы с концами. Поэтому сегодня невозможно говорить о каком-то едином классовом положении рабочих.
- Почему, как на дрожжах, растет ностальгия по прошлому? Почему так быстро забылись пустые полки магазинов, тотальный дефицит, очереди, блат?
Анна: - Нет, у людей хорошая память, они не склонны обманываться. Практически все, вспоминая советское время, говорили о бедности, очередях и блате. Они ностальгируют не по этому, а по стабильности и предсказуемости. По ощущению нужности своей стране. Для них советский период это время успехов и величия страны, значимости трудовых подвигов - то есть те ценностей, которые сейчас утрачены. Изменилась система координат и и люди ностальгируют по ценностям, которые им кажутся более светлыми. Хотя, в определенной степени, это связано с идеализацией своей молодости.
Елизавета: - Рабочие сейчас вытеснены на периферию рынка труда и общественной жизни. Но у них большое желание быть полезными своей стране.
ЛИЧНЫЙ ВЗГЛЯД
Меня зовут рабочий класс!
Сергей ПОНОМАРЕВ
Принадлежность к пролетариату действительно пробуждала гордость.
Мой одноклассник по элитной уралмашевской спецшколе Паша Ратников неожиданно для всех нас после восьмого класса ушел в ПТУ. Чтобы стать слесарем-сборщиком в одном из цехов завода-гиганта. Мы сильно удивлялись: и зачем это парню надо - отец-то шеф-инженер, который не вылезает из загранкомандировок, собирая очередной шагающий экскаватор где-то в Индии или Алжире? Но пока мы, недоумевая, грызли гранит науки в своих вузах, карьера Паши резко пошла в гору. Сначала он стал бригадиром комсомольско-молодежной бригады, потом членом ЦК ВЛКСМ и орденоносцем, а пик мы, начинающие инженеры, журналисты и архитекторы, могли наблюдать по уже цветному телевидению: Паша вместе с дочерью первого космонавта Еленой Гагариной зажигает огонь Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве.
Таких примеров тысячи. Рабочие профессии давали не только стабильный, а у особо умелых и высокий по тем временам заработок, но и реальное общественное и государственное признание. Подавляющее большинство Героев Соцтруда, депутатов Верховного Совета и членов ЦК КПСС были как раз рабочими. И вроде бы пафосные стихи «Из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд» вовсе не казались такими.
Дело же вовсе не в нынешнем статусе работяг «Уралмаша». Уверен, такие же настроения и потерянность и у персонала КамАЗа, АвтоВАЗа и других флагманов советской промышленности. А вот в Москве этого нет. Потому что и рабочих-то в столице не найдешь днем с огнем. Они исчезли вместе с ЗИЛом и АЗЛК, растворились в массе офисного планктона и толпы мерчандайзеров и менеджеров.
СПРАВКА «КП»
Уральский завод тяжелого машиностроения (УЗТМ), или «Уралмаш», начал строиться на северной окраине Свердловска (сейчас - Екатеринбург) в конце 20-х годов прошлого века и полностью введен в эксплуатацию в 1933 году. С легкой руки Максима Горького «Уралмаш» получил название «отец заводов», поскольку выпускал оборудование для металлургии. В состав завода входил специальный НИИ тяжелой промышленности, а численность рабочих предприятия достигала 40 тысяч человек. После акционирования в начале 90-х завод попал в кризис.
Шо, ребята, никто не знает, как Саша с «Уралмаша» с пистолета стрелял? Ну это мировая история
ЦИТАТА ИЗ КИНОКЛАССИКИ
*Саша с «Уралмаша» - это имя стало нарицательным после фильма 1943 года «Два бойца».Так герой киноленты Аркадий Дзюбин (актер Марк Бернес) шутливо называет своего друга - Сашу Свинцова (актер Борис Андреев).