Робинзон Клюня. Отшельник с Земляничной поляны

Алексей Клюня уже пять лет остается единственным жителем острова Мантсинсаари. Кроме двух собак и лесного зверья... Фото: Евгения КОРОБКОВА, Анна МАТАСОВА

«Ну здравствуй, Дед. Вот и свиделись. Что-то зарос ты, Дед, непорядок», - так говорит Алексей Иванович Клюня, островной отшельник.

У Деда строгое лицо с темными бровями, чем-то похожее на лицо Кафки со знаменитого портрета. Дед смотрит строго. Во взгляде читается, мол, какой я тебе дед, всего на пятнадцать лет старше.

- Да, Дед он такой. Молчун-молчун, а силища зато немеренная, - продолжает Клюня, собирая нападавшие еловые ветки. - Приходит ко мне и молчит. Или я к нему приду, а он молчит. Но в помощи никогда не откажет. Трактор одной рукой вытаскивал. Так ведь, дед?

Тинькает синица.

Дед ничего не отвечает, но Клюня знает, что думает Дед.

Вместе с Дедом они уже давно осуждают того журналиста, который назвал их остров Мантсинсаари, что переводится с финского как «Земляничная поляна», островом Ненависти.

Мантсинсаари в переводе с финского - Земляничная поляна. ФОТО Анна МАТАСОВА

ВЫПИСКА ИЗ ГАЗЕТЫ

«При финнах на острове жили полторы тысячи человек, которые с ними и ушли. Во времена СССР сюда стали ссылать со всей страны спецпоселенцев — в качестве наказания за неотработанные трудодни. Когда же советская власть подобрела, народ начал отсюда потихоньку валить. Сегодня на 102 квадратных километра осталось только два немолодых туземца. Одного зовут Алексей Клюня, он белорус. Другого — Матвей Кюльмялуома, он советский финн. Между их домами около километра, однако это вовсе не гарантия мирной жизни. Соседи терпеть друг друга не могут и уже много лет пребывают в состоянии вялотекущей войны".

С момента публикации статьи «Остров Ненависти» в газете прошло уже тринадцать лет, а Клюня помнит все слово в слово, хотя, в принципе, он незлобивый человек. И даже понимает того журналиста. Ну как не приукрасить, как не написать про ненависть и, если Дед финн, а Клюня - белорус. Если Дед - браконьер, а Клюня - егерь, если десятилетия жили на острове вдвоем, когда его покинули все...

Справка про остров Мантсинсаари

Мантсинсаари - крупнейший остров Ладожского озера площадью 102 квадратных километра. До 1944 года принадлежал Финляндии, после - вошел в состав республики Карелия. В год войны на острове концентрировались основные военные силы финнов. В том числе отсюда обстреливалась знаменитая "Дорога жизни". После войны на Мантинсаари располагалось четыре советских совхоза, где проживало около 800 советских семей. В настоящее время на острове живет один человек.

Фотография сделана несколько десятилетий назад, когда Алексей был молодым. Впрочем, волосы у него по-прежнему черные, как у двадцатилетнего. Фото: Личный архив А. Клюни/Репродукция Евгения КОРОБКОВА

Вот уже пять лет как нет Деда Матвея. С этих пор острова Ненависти до большой московской земли доносились разные известия. Что прав тот, кто живет дольше. Что полувековой спор закончился, белорус стал хозяином острова. Что несмотря на то, что на острове ни света, ни интернета, ни сотовой связи, ни воды, упрямый человек Клюня продолжает числиться единственным обитателем этого куска земли посреди холодной Ладоги, не желая сдавать его лесу и иван-чаю.

Как оно на самом деле

Из точек, обозначенных на карте, самая ближайшая точка до Земляничной поляны - город Питкяранта. Потом нужно ехать на машине по лесу, потом - плыть на лодке по Ладоге. В начале века жившие здесь финны строили дамбу, да не успели закончить. Может, для финнов это оказалось и к лучшему. Советским танкам пришлось идти по льду и, как рассказывают питкярантские музейщики, как минимум, один танк так и остался лежать на Ладожском дне. Советский десант высаживался на Мантсинсаари дважды, но остров финны сдали только в 1944, в порядке общей капитуляции.

Бутылка за переправу местному паромщику, старая казанка несколько раз глохнет по дороге. Мы везем карельскому отшельнику кое-какие продукты и передачу от местных - большой деревянный ящик - аккумулятор, чтобы можно было включить лампочку или зарядить телефон. Алексей Иванович уже ждет на берегу. Отталкивая казанку, поскальзывается на скользких камнях и падает в ледяную воду. И тут же, как нивчем не бывало вскакивает, легко забрасывает сумки в егерский трактор с прицепом и везёт по кочкам и ухабам. Ну и что, что Клюне восемьдесят. Больниц на острове нет, болеть нельзя.

Вот в этом очень скромном доме на безлюдном острове и проводит дни белорусско-карельский анахорет Клюня.

Фото: Евгения КОРОБКОВА

Когда-то на Мантсинсаари было четыре совхоза. Но брошенные поля зарастают деревьями быстрее, чем предполагали специалисты. Лес топчется хороводом вокруг владений Клюни: покосившиеся надворные постройки, покрытые серо-бурой коркой мха. Сипло лает старая Тайга и подвывает лохматый Дик - молодой пес, отданный на перевоспитание с Большой земли за плохое поведение. «Ваш почтовый индекс 186816» - гласит синенькая табличка, прибитая у слева от двери ветхого жилища, которое издали можно принять за сарай.

Как живет Клюня

Карельский отшельник живет в старинном финском домике, построенном в начале 20 века. Минуя неотапливаемые сени, оказываемся на большой кухне. Слева - алюминиевый умывальник, слева - большая печь с кастрюлями и бидоном,в очертаниях которого узнается самогонный аппарат.

В доме у Алексея Ивановича - иконы, портреты Ленина, Сталина и Лукашенко. Сам он отшучивается, что выступает «за комсомол».

Фото: Евгения КОРОБКОВА

Вешалка из лосиного рога, добытого хозяином. Вместо лампочки - мешок лука, привязанный к потолку. Стены украшены изображением финнов в национальных одеждах, коллекцией поплавков. В единственной комнате - спальне хозяина - над кроватью вывешен белорусский флаг. Оставшееся место на стенах отдано иконам, большому портрету Ленина, фотографии Сталина и Лукашенко.

- Алексей Иванович, так вы за красных или за белых?

- Я за комсомол, - кричит Клюня из кухни.

Он сидит у печки, переодевает мокрые носки и надевает сухую кофту. Волосы у Клюни черные, ни одного седого. Тело - как у молодого, руки ухоженные. В доме чисто. И не скажешь, что человеку восемьдесят лет и что живет один в лесу.

- А что думаете, я совсем зарос? - не без гордости отзывается Клюня.

- Наверное, все девки по вам сохли в деревне?

При слове «девки» Клюня досадливо морщится. Девки с их повышенным вниманием ему еще в молодости надоели. Еще в те времена, когда Хрущев не пришел к власти и народ не стал исходить с острова, девки смеялись над Клюней и говорили, что он красится. Подходили, слюнявили палец, терли ему брови. Удивлялись. Нет, вроде, все натуральное.

- Так может, вы от девок тут прячетесь?

- Нет, я так привлекаю внимание! - шутит Клюня.

Клюня продолжает числиться единственным обитателем этого куска земли посреди холодной Ладоги, не желая сдавать его лесу и иван-чаю. ФОТО Анна МАТАСОВА

Гости к отшельнику приходят регулярно. То журналисты из местных и столичных изданий. То молодые хипстерши, услышавшие о гостеприимном хозяине острова по телевизору, а в последнее время - зачастили финны. Потомки тех, кто жил кода-то до 1944 года здесь, на Мантсинсаари. Клюня всегда рад гостям. Ставит на стол все, что есть в доме: и варенье из собственной смородины, сваренное здесь, и вкусный белорусский суп из картошки и свеклы.Топит баню по-черному, катает по острову на своем драндулете. «В общем, финны относятся ко мне, как к оккупанту», - цитирует Клюня фразу из пресловутой статьи. Говорит, что ждет на острове всех, кроме того самого журналиста.

Где моя могила

Клюня не замолкает ни на минуту. Проведя четырехчасовую экскурсию по острову он нисколько не устал. Топит печь посильнее, набирает воды в колодце, чтобы почистить и пожарить картошки. Поет песни, рассказывает анекдоты. Трудно поверить, что такой общительный человек по доброй воле стал отшельником. Но Клюня говорит, что ему здесь нравится. И тяга к острову - имеет некие мистические свойства.

Мантсинсаари - крупнейший остров на Ладоге. Природа здесь красивая, но суровая, что отшельника не смущает.

Фото: Евгения КОРОБКОВА

В первый день нашего визита хозяин острова проводит экскурсию по кладбищу, скрытому глубоко в лесу. Здесь еще сохранились металлические кресты финских захоронений, стершиеся фотографии и холмики советских, заброшенных и забытых могил. Кто здесь лежит - не помнят даже родные, а Клюня знает поименно. За оградкой, похожей на спинки кроватей - девочка, опрокинувшая на себя керосиновую лампу, пока отец работал. А вот здесь, под деревом, - пастух, убитый местным жителем. Братская могила советского десанта, погибшего при неудачном штурме острова. После того как остров стал советским, сюда поселили финнов-рыболовов для обеспечения местного населения рыбой. Так здесь оказалась семья Деда. Тут они и лежат: его дети и его мама, славившаяся на весь остров своим радушием, гостеприимством и невероятной силой. Да и сам Дед, он завещал похоронить себя на острове, зная, что пока жив его "враг" Клюня, ему будет, кому помолчать

- Где-то здесь и моя могила, - говорит Клюня.

За годы отшельничества Клюня научился доверять вещим снам.

Здесь еще сохранились металлические кресты финских захоронений, стершиеся фотографии и холмики советских, заброшенных и забытых могил. ФОТО Анна МАТАСОВА

Много раз снилось Алексею Ивановичу одно и то же. Ночь, светит луна. Остров. Стоит он возле высокого двухэтажного дома, у куста рябины. Открывается окно, из него выглядывает девушка. О чем они говорили не помнит, только лицо той девушки, и место, где стоял с ней, запомнил на всю жизнь.

Однажды Клюня не выдержал и пошел искать. Все нашел, и сохранившийся каменный фундамент и куст рябины у него. И женщину из сна.

Круглолицая, румяная, она стояла на этом самом месте, когда Клюня с дозором обходил владения.

- Я глазам не поверил, - вспоминает Алексей Иванович.

И оба - Клюня и та женщина - побежали друг к другу, обнялись и расцеловались так, будто были знакомы тысячу лет. Ее звали Анья. Гражданка Финляндии, она приехала на остров, чтобы посмотреть на могилу своего прадедушки, похороненного здесь в 1911 году.

Клюня считает, что жил на этом острове в начале века вместе с Аньей, или тем, кем была Анья. Правда, когда настоящая, живая Анья позвала его жить к себе в Финляндию - наотрез отказался.

Вечером при свете лампочки, горящей от привезенного аккумулятора, Клюня показывает альбомы и открытки, сделанные Аньей. Домик Клюни, лукошко морошки, заросли сирени разных цветов...

Он мичуринствует. В саду не то что картошка с луком - есть даже сливы и айва. Правда, докучают мишки. Как только ушли люди, мохнатые приплыли на остров и повадились в сады за яблоками. - Свиньи, а не медведи, - ругается Клюня. - Ладно бы просто ели, а то залезут на дерево, ветки обламывают и кладут себе под задницу, как гнездо. А потом еще и разорвут дерево на несколько частей.

Гости отшельника

Удобства у Клюни на улице. Выходить страшно. Воют волки. Да еще над сосной, что напротив клюниного окна зависло что-то непонятное. Даже рассказать неудобно, что именно.

А Клюня говорит. Пока жив, будет жить здесь, на Мантсинсаари. А жить он будет долго. Стареть карельский отшельник перестал после визита летающей тарелки. Как-то ночью хибару осветило, как прожектором. Выглянул на улицу - над елкой что-то висело. Туча не туча. Тайга жалобно заскулила и поджала хвост. Клюня пригляделся. Конструкция над елкой была точь-в-точь как скорая помощь старого образца. А водители были в доме. Клюня почувствовал их.

На следующий день приехала лодка с земли. Видел чудо?

Тарелка вернулась. Лежа под своим белорусским флагом, Клюня почувствовал, как кто-то сильно сжал ему ступню. Гости снова прилетели на скорой помощи. Посидели с полчаса на макушке елки. И, перед тем, как исчезнуть, невидимый гость сжал на прощание правую руку отшельника.

И время остановилось.

Просторы острова Мантсинсаари. ФОТО Анна МАТАСОВА

Слушаешь его и не поймешь, где правда, а где он разыгрывает доверчивых слушателей. Во время прогулок по острову Клюня показал домик рыбаков, оставленный браконьерами. В домике горела свеча и хозяин острова долго и многозначительно рассказывал, что здесь живут речные духи. Правда, потом оказалось, что свечу зажег сам.

В хорошую погоду с другого берега виден Валаам. Клюня показывает остатки старой постройки. Почему-то он уверен, что это первая постройка монахов Германа и Грека.

- Может быть Германа Грефа?

Клюня кидает презрительный взгляд, шутки неуместны. Люди на Мантсинсаари жили давно, еще со времен княгини Ольги. И если не православные монахи, то карелы - точно. Здесь, на святой горе они праздновали свой Ильин день, забивали быков, орошали лоб скалы кровью священного животного. Память о жившем здесь народе хранят деревья: видишь сосны с раздвоенными макушками? Это дело рук человеческих, священные карсикко.

До сих пор в густом и непролазном лесу растут деревья с ржавой колючей проволокой, протянутой из самого сердца. До сих пор живет на острове Алексей Иванович Клюня.

Что ты видишь, дядя Леша вокруг? Там, где растет сосна - он видит финскую школу, где русский язык преподавали два раза в неделю, как иностранный. Там, где кучки камней сложены, словно шахматные фигуры - было поле. Однажды по приказу Хрущева его принялись засевать кукурузой и ничего не вышло. Вот этот глухой бор - не бор вовсе, а деревня, где стоял домик девушки, смешно сказать, девушки, выручившей Клюню на соревнованиях по бегу.

Там, где еще не успели вырасти деревья, но цветет летом розовое пятно Иван-чая, жили предпоследние жители острова - старики Хиля и Хусу Хелтенены, утонувшие в Ладоге друг за другом. Хиля пошла за продуктами и провалилась под лед. Хусу пошел искать и остался с ней...

Алексей Иванович не хочет отпускать гостей. После трех дней и трех ночей проведенных у него, просит остаться еще хоть ненадолго, а когда приходит пора уезжать, говорит сокрушенно. Ну вот, а ведь почти как семьей сидели.

Мы садимся в казанку не с пустыми руками. Пакет лисичек, собранных хозяином, букетик поздних островных цветов...

«Ну что, хороший дядя Леша? - спрашивает хозяин казанки и кивает удовлетворенно. - Правильно. Другого такого нет».

Дядя Леша долго стоит на краю дамбы и машет, постепенно превращаясь в чуть различимое пятнышко и исчезая в Ладоге.

«Дорогой Алексей Иванович, Юлечка, которую ты называл своим земным ангелом и подарил баночку варенья из морошки, вышла замуж».

«Дядя Леша! Мы обязательно приедем снова, в твой удивительный остров, чтобы услышать твой смех и обнять тебя»

«Уж больно ты хороший, дядя Леша. Мы здесь в Москве всем о тебе, особенно женщинам, рассказываем и все удивляются».

«Вспоминаем о вас часто, особенно минуты расставания, когда мы уплываем на лодках, а вы машете и машете нам руками на прощание. Слезы наворачиваются на глаза».

Ты машешь вслед, и в голове звучат строки из писем, что он показывал в домике. Писем, которые прислали ему те, кто побывал в гостях.

По крайней мере, одно волшебство Дядя Леша совершил точно. Однажды ничего не значащий набор цифр на старом финском домике обрел смысл и снова стал индексом, по которому доходит почта, присланная ему со всего света.