Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+7°
Boom metrics
Общество4 октября 2019 17:35

Владимир Торин: «Именно слово формирует нацию»

День учителя празднуется более чем в 100 странах мира. В России этот праздник традиционно отмечают 5 октября
Алексей ПРИХОДЬКО
Писатель Владимир Торин. Фото: Иван ГОЛУБЕВ.

Писатель Владимир Торин. Фото: Иван ГОЛУБЕВ.

Писатель Владимир Торин считает, что именно благодаря учителям и, в первую очередь, благодаря учителям словесности, мы определяем себя как нация и слово «Россия» для каждого из нас наполняется особыми смыслами. Разговор о русском языке и русской литературе в канун Дня учителя получился захватывающим и очень интересным.

— Владимир Александрович, мы знаем, формирование языка — это исторический процесс, в котором принимают участие многие поколения носителей языка. Но как язык, в свою очередь, может формировать нацию?

— Давайте начнем с того, что слово — это вообще самое важное и самое ценное, что есть в мире. Технологии, великие открытия в области науки и техники — все это, по большому счету, тлен. Слово и язык — именно это идентифицирует человека среди ему подобных, и это же самое идентифицирует нацию по отношению к другим нациям. В том, каким именно является тот или иной народ, есть непосредственная заслуга языка. Происходит непрерывный процесс взаимообмена и взаимообогащения по принципу «нация — язык — нация». Всем нам известна библейская фраза «В начале было Слово». Постарайтесь в неё вдуматься. Ее можно понять так, что сказанное слово всегда предшествует конкретному делу. Мы знаем огромное количество случаев, когда слово изменяло ход мировой истории. Если хотите, приведу конкретный исторический пример: когда Сергий Радонежский благословлял князя Дмитрия выступить на защиту Русской земли против войска хана Мамая, он сумел найти и произнести такие слова, что каждый русский ратник в душе поклялся сложить голову на поле брани, дабы спасти Русь от ненавистного ига завоевателей. Преподобный Сергий смог подобрать такие слова, что монах (а совсем не воин!) Пересвет первым шагнул навстречу Челубею — лучшему поединщику ордынцев. Представляете, какой огромной силой обладали слова Сергия Радонежского? Этот речевой акт позже станет предметом иконописи, ляжет в основу многочисленных живописных полотен, будет зафиксирован на многочисленных иконах, на барельефе храма Христа Спасителя. Только вдумайтесь: благодаря однажды сказанному слову полностью изменилась судьба целого народ!. Мы существуем как государство и как нация лишь потому, что в один из самых тяжелых моментов в истории страны были произнесены необходимые слова. И таких примеров в мировой истории тысячи. В самом прямом смысле слово действеннее любого оружия, сильнее какой бы то ни было армии. Не могу тут не процитировать гениальные строки Николая Гумилева, когда он, противопоставляя слово и число, писал, что числа предназначены для «низкой» жизни, а предназначение слова испокон веков было иным:

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города…

Сергий Радонежский, благословляя войско Дмитрия Донского на Куликовскую битву, нашёл такие слова, после произнесения которых русские воины проявили на поле боя невероятную доблесть, а российская история резко изменилась. Фреска из Троице-Сергиевой Лавры.

Сергий Радонежский, благословляя войско Дмитрия Донского на Куликовскую битву, нашёл такие слова, после произнесения которых русские воины проявили на поле боя невероятную доблесть, а российская история резко изменилась. Фреска из Троице-Сергиевой Лавры.

— Известно, что возможности языка в полной мере раскрываются именно в литературе. Русская литература действительно уникальна?

— С точки зрения проблематики особой разницы между русской и зарубежной литературой нет. И та, и другая поднимают одни и те же важные вопросы, касающиеся человека и общества в целом, взаимоотношения человека с окружающей его действительностью и т. д. Разница кроется в самом подходе к литературному процессу. Зарубежные писатели — часто очень успешные люди, которые зарабатывают себе на жизнь творчеством. То есть литература для них — это работа, зачастую нелегкая, но именно работа. И совсем иначе дело обстоит у нас в России. Евгению Евтушенко принадлежит крылатая фраза «Поэт в России — больше, чем поэт». Вспомните судьбы отечественных поэтов и писателей. Почти всегда мы сталкиваемся с трагической судьбой: либо писателя расстреляли, как того же Бабеля; либо сослали, как Мандельштама или Бродского; либо он уехал за пределы родины, как Бунин, Набоков и многие другие; либо его, как Ахматову, Булгакова или Зощенко, запретили публиковать. Все время у нас писатель находится на грани, все время пребывает в каком-то надрыве, все время, когда он пытается говорить о том, что болит у него в душе и сердце, это идет вразрез с утвержденными установками. По пальцам можно перечесть великих авторов, у которых сложилась благополучная жизнь и чей уход не был бы драматическим. Эту особенность хорошо подметил Высоцкий, когда написал: «Поэты ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души». Причем все равно, при каком строе это происходит — советском ли, при Петре I, Николае, Александре, — везде мы наблюдаем эту пугающую закономерность: у писателя обязательно возникают какие-то глобальные проблемы в его жизни. Эта странная особенность плоха для писателя или поэта, но, как ни странно, читатель от этого лишь выигрывает, потому что видит страдающую душу автора, который, в свою очередь, не боится ее обнажить, не боится принести жертву ради того, чтобы донести до людей свой посыл.

— То есть имеет смысл говорить о мессианском характере русской литературы?

— Я совершенно уверен, что Россия — чемпион мира по нобелевским лауреатам в области литературы. Мне часто возражают: этого не может быть, ведь в тех же США их почти в два раза больше. Но если посчитать внимательно, выяснится, что большое количество нобелевских лауреатов, которые формально относятся к зарубежным литераторам, на самом деле выросли как писатели в системе координат русского языка и русской культуры. И лауреатами их сделала именно приверженность той самой мессианской функции русской литературы, признаками которой является желание сделать мир лучше, добрее, светлее, искреннее. Да, они официально числятся за США, Польшей, Белоруссией, но истоки их творчества – в русской литературе. А творчество в стране, где есть Сибирь с ее каторжной историей, это всегда подвижничество. Представьте себе, как трудно в той же Франции сослать человека куда-нибудь на север: страна маленькая, что юг, что север — разницы почти никакой. А у нас — совершенно иное дело. Кроме того, эти бескрайние наши леса, бесконечные степи, эта ширь, эти поразительные просторы. Можно смело утверждать, что ландшафт тоже влияет на национальный характер, на образ мышления, характер письма. Возьмите любое произведение Валентина Распутина и сравните его с «Замком» Кафки, например. Феномен Кафки мог появиться в Европе с ее средневековыми городами, с прижавшимися к друг другу домами-клетушками, с темными лестницами в них, по которым поднимаются и спускаются какие-то непонятные люди. Все это в принципе невозможно для прозы Распутина, в которой над огромной рекой высится обрыв, ползут свинцовые тучи над заброшенной деревенькой… И эта разница в ландшафтах, в которых выросли оба писателя, переносится на их тексты. Отсюда и проза у них очень разная, хотя и та и другая, безусловно, высшего качества.

— Эдуард Лимонов недавно написал в своем блоге, что классика безнадежно устарела и читать ее не нужно, за исключением разве что Гоголя, потому что его герои как раз вневременные.

— Лимонов — очень талантливый автор, написавший несколько талантливых же книг. Но он мастер эпатажа. Все, что он говорит, следует рассматривать именно через эту призму. Лимонов может сколько угодно говорить, что классику читать не нужно, но сам-то он ее прочел и очень хорошо её знает. Я, наоборот, считаю за счастье, что у нас есть наша классическая литература. Если обратимся к списку соотечественников, имена которых известны во всем мире, то в него войдут два тирана, первый космонавт и не менее пяти писателей. Ни одна страна не может похвастаться таким соотношением в плане мировой известности своих представителей. Толстой, Достоевский, Чехов, Тургенев — это наш самый главный бренд. Повторяю, что нам, носителям русского языка, несказанно повезло, что в лице русской литературы у нас есть такой бэкграунд.

— А ведь русская литература появилась довольно поздно. Европа ее рождение вообще проглядела, а когда заметила, это было уже совершенно самостоятельное явление.

— Европа и не могла заметить генезис русской литературы — никто и не думал, что в России что-то подобное возможно. Но когда русская литература пришла к зарубежному читателю, это стало для последнего огромным культурным шоком. Исключительная искренность, самопогружение и самокопание, острейшие вопросы, поставленные с невиданной до сих пор откровенностью, — все это не могло не изумлять. Европейство и азиатство сошлись в нашей культуре, как лед и пламя. На фоне правления, заданного традициями восточного деспотизма, неожиданно пробились ростки невероятного по своей силе либерализма, и это обеспечило особый характер русской литературы. Образно говоря, почва для нее оказалась совершено самобытной, и то, что на этой почве произросло, в итоге оказалось очень причудливым растением, с которым миру еще не приходилось встречаться.

— А чем для нашей литературы является Пушкин?

— Нам повезло, что у нас есть Пушкин, который, к сожалению, в мире известен гораздо меньше, чем Толстой, Достоевский или Чехов. Пушкин для нас — особое явление. У каждой нации должен быть поэт, которого называют великим и которым гордятся. Эта ниша в русском сознании отдана Пушкину. Правда, наш народ — народ крайностей, поэтому если кто-то действительно хорош, то в глазах нации он превращается практически в идеал, и наоборот. В первом случае людям ставят памятники, в их честь называют города. Во втором случае возможны изгнание, травля, тюрьма либо того хуже. Одна из главных заслуг Пушкина в том, что он подарил нам мировую культуру, осмысленную как личный индивидуальный опыт. Все эпохи развития европейской литературы, которых была лишена в силу ряда причин отечественная словесность, Пушкин вобрал в себя, пережил и так или иначе отразил в своем творчестве. Современные Толстому и Достоевскому европейские писатели опирались на несколько веков литературных традиций, а наши литераторы — на Пушкина. Но Пушкин не только гениально понял и интерпретировал европейство, он обратился к истории русского народа, к его фольклорным традициям, заложил основы русского реализма и т. д. При этом не стоит относиться к Пушкину, как к памятнику: это заслоняет реального Пушкина — живого человека, которому ничто человеческое не было чуждо. Еще совсем недавно поэта пытались втиснуть в идеологические рамки, а если это не получалось, из пушкинской биографии, в том числе литературной, что-то изымалось или что-то в ней умалчивалось. Какие-то стихи, например, вдруг могли выпасть из сочинений поэта по той причине, что они не соответствовали образу, который создавался официальной пропагандой. Между прочим, футуристы во главе с молодым Маяковским, призывая «сбросить Пушкина с парохода современности», по сути, лишь протестовали против выхолащивания образа писателя. Время все расставляет по своим местам. Думаю, что сегодня мы должны гордиться и Пушкиным, и Маяковским, и Распутиным, и тем же Пелевиным. Это наше самое настоящее богатство. И тот же пресловутый постмодернизм не обрывает связи с классической русской литературой, а лишь следует ее традициям. Для меня, например, совершенно очевидна связь между такими произведениями, как «Москва — Петушки» Ерофеева и «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева. Это одна и та же культурная парадигма. И какой бы футуристический роман не писал бы сегодня Владимир Сорокин, оттуда обязательно будут торчать уши великой русской литературы и их уже никак не спрятать.

— Бытует мнение, что есть литература для интеллектуалов и есть так называемая массовая литература. На одном полюсе, например, Умберто Эко с его «Именем розы», на другом — Дэн Браун с «Кодом да Винчи». Массовая литература имеет право на жизнь?

— Конечно! Иначе как мы должны будем относиться, например, к Джеку Лондону? Ведь все, что он писал, он писал именно для продажи, то есть сознательно ориентировался на вкус массового читателя. Это был такой масскульт до масскульта. А ведь сегодня Лондон — один из столпов мировой литературы. Не надо делить литературу на какую-то особенную и литературу для простых людей. Каждая по-своему грандиозна, потому что формирует у людей чувство прекрасного, учит различать добро и зло, отделять хорошее от плохого, объясняет, чем следует гордиться, а чего нужно стыдиться. По большому счету и не существует никакой литературной градации по каким-то признакам. Есть одна Литература с большой буквы, которая воспитывает человека, выполняя тем самым самую великую и самую благородную из всех возможных миссий. Именно поэтому мы говорим о том, что слово формирует нацию. Для того чтобы создать великую литературу, необходим язык, с помощью которого можно это сделать. Русский язык — один из величайших языков в истории человечества, а, как мы помним, великий язык может быть дан лишь великому народу.