Простор для теории заговоров: сложность грамматики могла достаться нам от пришельцев

Язык человека напоминает голограмму. Буквы и слова сами по себе – это всего лишь разводы и штрихи на прозрачной пластинке.

Фото: Shutterstock

«Мама мыла раму». Классика! Но давайте перепишем это выражение из букваря так: «Мама мыл рама». Тоже ведь в принципе все понятно. Тем не менее, мы ставим глагол («мыла») в женский род, потому что «мама», и в падеж – «раму». Ведь так – правильно. А… почему? «Язык – очень экономная структура. Тем не менее, временами он крайне избыточен. Зачем грамматика фиксирует ненужную информацию? Это настоящая загадка» - с этого начинается новое исследование лингвиста Массачусетского технологического института Сигэру Миягавы, который пытается понять, зачем люди (и люди ли) нагородили в языках разных правил.

Главная идея Миягавы заключается в том, что речь передает больше, чем от нее можно ожидать. В каждом нашем послании есть скрытое «сверхпослание», тайная информация, которая, тем не менее, мгновенно усваивается получателем. Язык человека напоминает голограмму. Буквы и слова сами по себе – это всего лишь разводы и штрихи на прозрачной пластинке. Если рассматривать их так, как они есть, мало что увидишь. Но, стоит подсветить голограмму лазером, как появляется объемное изображение, раскрывающее подлинный смысл событий. Этим «лазером» служит своего рода «программа дешифровки», заложенная в нашем мозгу. Я кодирую нечто, и передаю тебе, у тебя тот же ключ, ты «раскодируешь» это. Потому что мы оба люди.

Пока ученые (и Миягава тоже) в самом начале пути. Нашли лишь самое очевидное. Так, в некоторых языках обнаружились конструкции, которые подчеркивают, что ты обращаешься к человеку выше тебя по статусу. В русском такого нет. Только на письме «Вы» - с большой буквы, значит, особо уважаешь собеседника. Но в речи эту большую букву никак не видно. А в баскском, например, видно. Также в некоторых языках нашлись способы передать полную уверенность говорящего, убедить собеседника в своей правдивости. Опять же в русском приходится пояснять – «да зуб даю». Но Миягава уверен, что исследования надо продолжать, и получится нарыть подлинные глубины тайн, которые прячутся в грамматике.

Мысль о том, что язык – своего рода компьютерная программа, не нова. Еще в 1950-е годы великий лингвист Ноам Хомский задался вопросом, каким образом дети так быстро учат родной язык. Ведь им никто не показывает на каждый предмет – «это лошадка, это белочка». Иногда сложные слова приходится объяснять, но все не объяснишь. Хомский предположил, что язык по сути является штукой врожденной, и ребенок скорее учится слова произносить, чем самим словам. Он их уже знает. Более того, это означает, что все языки Земли построены по сути на одной «программе». Ребенок может родиться в Китае, потом в возрасте считанных месяцев попасть в Россию, и все равно он выучит язык – только не китайский, а русский.

Лингвист Ноам Хомский.

Фото: GLOBAL LOOK PRESS

С тех пор теория Хомского опровергнута не была, а лишь развивалась. Хотя прорыва нет: биологи так и не смогли объяснить, каким образом языковая программа оказывается записана в нашем мозгу и передается по наследству. Зато развитие компьютерных технологий и машинного обучения позволило лучше понять, как вообще работают языки, и человеческий в частности.

Скажем, проблема, которая так волнует Миягаву – зачем ставить глагол в тот же род, что существительное – получила трактовку с точки зрения теории защиты информации. Представьте, что один охотник кричит другому через овраг – «Мама мыла раму». Слышно плохо. Другой охотник не дослышал слово «мама», зато расслышал «мыла», и мозг сразу достроил слово «мама», потому что – женский род. В такой концепции грамматика оказывается защитой от потерь информации. Очень похожие алгоритмы применяются при квантовом шифровании – это новая отрасль науки, которая базируется на квантовой запутанности, все это еще толком не исследовано, а в языке уже есть.

Другой подход заключается в том, что избыточная сложность «создана» нашим мозгом для того, чтобы дать возможность выражать исключительно сложные понятия. Для науки и философии нужна особая точность, и только точная грамматика способна передать информацию без двусмысленного толкования. Но все это очень странно, ведь древние языки (греческий, латынь) не проще, а, напротив, намного сложнее современных. Значит, эволюция готовила нас к получению какого-то невероятно важного знания, и для этого «подготовила» язык.

Тут, конечно, полный простор для теории заговоров: а что, если на Земле были более развитые цивилизации, и эта пресловутая сложность досталась нам от них? А что до нас, мы деградируем, упрощаем и катимся в пропасть. Миягава, конечно, с этим никогда не согласится. Он просто исследует глубины грамматики, чтобы мы смогли строить всякие фантастические теории.