Драма в столичном детдоме: Брата и сестру разлучили, чтобы отдать в разные семьи

За стенами Дома ребенка № 13 девочка провела три года, хотя все это время могла жить с мамой и папой.

Их нашли на улице. Ночью, в октябре. Четырехлетний мальчишка, вытирая слезы, ежился на лавочке в одном из старых дворов недалеко от центра Москвы. Замерзшими ручонками он крепко обхватил ватное одеяло. Милиционеры развернули сверток и поразились: маленький Максим спасал от холода свою сестренку Вику шести месяцев от роду. Выяснилось, что семья приехала в столицу из Ростовской области. После того как отца посадили, мать запила, пропадала целыми сутками. В тот вечер Максим не смог найти в доме даже крошки съестного и вместе с сестричкой пошел куда глаза глядят.

Детишек по отработанной схеме отправили в Морозовскую больницу. Викторию определили в отделение к грудничкам, Максима - в обычное детское. С того момента брат и сестра не виделись. Максиму посчастливилось попасть в 19-й детский дом, откуда его почти сразу забрала на воспитание семья москвичей. Максу сейчас уже 7 лет, он хорошо учится, а недавно ему предложили сниматься в сериале «Марш Турецкого». А Вика до сих пор находится в Доме ребенка № 13. На днях ей поставили страшный диагноз «умственная отсталость». При этом психологи уверяют: девочка сообразительная, просто педагоги ее запустили. Семья, в которой рос Максим, была готова принять и его сестричку, и даже усыновить их обоих...

Сейчас, почти три года спустя, выяснилось: судьбу Вики и Максима могла изменить одна-единственная подпись на казенной бумаге.

«С девочкой никто не занимается!»

- Первое время Максим часто вспоминал Вику. - Директор детдома № 19 Мария Терновская листает личное дело воспитанника. Мы сидим в директорском кабинете. С полок выглядывают смешные игрушки, стены облеплены забавными стенгазетами с вырезанными по контуру детскими мордашками. Все они светятся от счастья. Учреждение мало похоже на детдом в привычном смысле: здесь нет ни одного ребенка. Дети живут в семьях. С настоящими папами и мамами! Это называется «патронат»: тот, кто берет сирот на воспитание, автоматически становится сотрудником детского дома, получает зарплату за работу родителем. Очень часто дети остаются в семьях навсегда: патронатные воспитатели начинают воспринимать ребят как родных и усыновляют.

- Видно было, как Максим скучает, - продолжает Мария Терновская. - Мы поначалу обещали ему, что скоро переведем Вику к нам и они будут жить вместе. Патронатные родители согласились взять к себе и сестренку, строили планы, как им оборудовать детскую для двух ребят. Переводом девочки занимались мы. Так принято, у патронатных воспитателей одна задача - воспитывать детей. Тогда еще я не понимала, с какой системой связываюсь.

Листаю увесистую переписку Терновской с Домом ребенка № 13. Основной довод главврача Юлии Талыповой: ребенок серьезно болен, его необходимо содержать в спецучреждении.

- Но дети с такими диагнозами рождаются и в благополучных семьях! - вспыхивает Мария Терновская. - Они же не сдают своих детей в Дома ребенка, чтобы там получить «комплекс медицинских мероприятий». Лечат сами, вытягивают.

- А Вику еще можно вылечить?

- Конечно! Наш нейропсихолог ее смотрела: девочка сообразительная. С Викой просто нужно было заниматься, развивать! Такое ощущение, что наши письма в Доме ребенка просто не читали, а в ответ присылали отписки.

Секреты усыновления

13-й Дом ребенка всего в двух кварталах от 19-го детдома. Но насколько здесь все по-другому! Двухэтажный кирпичный особняк недалеко от станции метро «Бауманская» наглухо обнесен трехметровым забором. Несмотря на свежий ремонт, меня охватила тоска от запаха казенной сиротской кухни, от стандартных стендов с пожелтевшими фотками: детишки на утреннике, детишки в группе с воспитателями...

- Какая Вика? - насторожилась мадам в белом халате. Со взбитыми свежевыкрашенными волосами, за тяжелым столом, заваленным бумажками, главврач Талыпова выглядела классической чиновницей. Только открыв личное дело, она вспомнила свою воспитанницу.

- Вы правда считаете, что девочке лучше находиться в Доме ребенка, чем в семье? - прервал я Талыпову.

- Конечно! Она же больна!

- А как же родственные связи? Ведь она могла бы воспитываться вместе со старшим братом.

- В таком возрасте у детей нет привязанностей! - отрезала главврач.

- А какое будущее ожидает Вику у вас?

- Ей уже исполнилось три года, поэтому ее пора переводить в специализированный детдом. Для детей с отклонениями умственного развития.

- Я все равно не понимаю, какой вам смысл держать ребенка в казенном доме, когда есть семья, готовая взять Вику...

Талыпова опять начала про «страшный диагноз», про то, что у четырехлетних детей нет привязанности к близким - мол, проживет Максим без сестры.

- А часто у вас ребятишек усыновляют? - без всякого подвоха спросил я, собираясь уже закругляться.

- Это секретная информация! - вдруг отрезала Талыпова. Я заметил, как забегали ее глаза под густо накрашенными ресницами.

Лишние детишки?

Увидеть Вику мне не разрешили. Не положено! На прощание главврач Талыпова торжественно объявила, что в ближайшее время разрешит перевести Вику в 19-й детдом. Вот так в грустной истории появился хоть какой-то намек на оптимистичный финал.

Но есть одна проблема. Пока ждали разрешения главврача, в семье, где воспитывается Максим, начались сложности. Папа уходит к другой женщине.

- Это никак не связано с приемными детьми, - заверила меня Терновская. - Они разводятся по другим причинам. Но мы все равно готовы принять Вику. У нас полсотни патронатных воспитателей стоят в очереди, чтобы взять к себе ребят. Вику мы подтянем, и встречи ее с Максимом организуем.

Я долго не мог понять: кто же виноват в том, что произошло? Неужели дело только в чиновнице, которая от банального безразличия не помогла ребенку найти семью? И почему же так занервничала главврач, когда речь зашла об усыновленных ребятишках? Марию Терновскую это не удивляет:

- Вся Россия развивает патронатную систему воспитания. Россия, но не Москва. Здесь у нас налажены потоки сирот, готовых к усыновлению. Наверное, слышали, что усыновить ребенка стоит денег? Я имею в виду усыновить без проблем и быстро. Главный довод тех, кто не отдавал нам Вику: ее анкета находится в банке данных сирот - кандидатов на усыновление. Вы же сами видели, что им неинтересно психическое и физическое здоровье Вики. При этом они прекрасно знают, что, если в первые три года жизни у малыша нет семьи, у него слабо развивается головной мозг. Немудрено, что Вике поставили такой диагноз.

Андрей РЯБЦЕВ

ВЗГЛЯД С 6-го ЭТАЖА

Сироты как рабочий материал?

Меня опять удивили чиновники. К тому, что они самые благие вещи могут довести до абсурда, я уже привык: не давать ребенку расти в патронатной семье, заставляя ждать своей очереди на усыновление!.. Но вот смириться с тем, что главврач Дома ребенка спокойно смотрит, как малышка в течение трех лет превращается в дебилку, не могу! И подобное происходит не в каком-то Богом забытом детдоме на краю земли, где нет денег и воспитателей. Это центр столицы!

Семилетний ребенок скучает по сестренке - это для главврача не аргумент? Малышу нужна семья - кто же будет с этим спорить? Только главврач Дома ребенка!.. Нет, ну правда, ведь так получилось в истории с Викой?

Может, пора бы уже ввести какое-то тестирование для тех, кто занимается сиротами? Экзамен на человечность, тест на сострадание, что ли... Грамотно заполнять бумажки и отвечать на переписку - это, конечно, дело необходимое. Но главное ведь не забыть, что за каждой гербастой бумажкой стоит маленький человек.