Как понять, что твой ребенок на наркотиках

Герасименко:

- Сегодня у нас тема очень непростая, но ужасно важная. «Что делать, если ребенок познакомился с наркотиками?» Как его уберечь от наркотиков и вообще, кто должен контролировать подростков – родители или школа? Сегодня со мной в студии журналист «Комсомолки» Ксения Конюхова и наш очень любимый психолог Инна Хамитова. А сейчас мы послушаем, с чего все началось.

«С 1 марта в российских школах стартовала проверка учащихся на употребление адского зелья. Проверять на наркотики будут детей от 13 лет. Дело это добровольное. Для того, чтобы сдать анализы, ребенку нужно подписать согласие на проверку. За тех, кому еще нет 15 лет, решают родители. Точную дату проверки врачи сообщают школам за месяц. Тестирование на наркотики будет проходить в рамках всеобщей диспансеризации. Школьников проверят на несколько типов наркотических веществ. Это опиаты, марихуана, амфитамины, метадон и экстази. Если результат будет положительным, об этом сообщат родителям. В школе узнают лишь общее количество детей, заваливших проверку. Но пугаться и браться за ремень рано. В большинстве случаев ребенок наверняка попадает в наркоманы из-за ошибки теста. Он реагирует на многие распространенные лекарства. Поэтому подростку предложат сдать подтверждающие анализы в уже специальной лаборатории. Итоги этой повторной тщательной проверки, если употребление наркотиков подтвердится, могут внести в медиакарту ученика и в некоторые профессии путь ему может быть закрыт. Но никакого принудительного лечения быть не может. Это остается на усмотрение родителей. Подробности о том, как будет проходить всероссийская проверка школьников на наркотики, читайте на сайте kp.ru».

Вот такая история. То есть, наших детей могут попросить, как взрослых водителей, дунуть в трубочку, а также их могут попросить пройти этот тест. Инна, у меня к вам вопрос – если водителя вот в данном случае просят дунуть в трубочку, чтобы проверить, знаком он с алкоголем или нет, то, в принципе, взрослый никогда не откажется, нормальный и трезвый, да, потому что это поможет взять других… пожалуйста, я дуну куду угодно, если это нужно. У ребенка возникает сразу протест – а я не должен, а я не буду, а я постараюсь обмануть тех, кто меня проверяет.

Хамитова:

- Ну да, для меня это немножко странная история, потому что подростки, которые изначально находятся в такой оборонительной позиции, частенько мир взрослых кажется им враждебным, они еще не вошли в него, ну, в общем, устраивая такую всеобщую паранойю, подозревая в употреблении наркотиков всех, для меня это кажется очень странным.

Герасименко:

- Очень здорово, что нам удалось дозвониться Евгению Алексеевичу Брюну, главному психиатру-наркологу Минздрава России, директору московского научно-практического центра наркологии, доктору медицинских наук, профессору. Евгений Алексеевич, добрый день. Расскажите, как вы сами относитесь к такой инициативе?

Конюхов:

- Да, вот есть еще такой вопрос – вот сейчас перечислили наркотические вещества, на которые проверяют школьников, а спайсов среди нет. А ведь это самая такая большая подростковая проблема – спайсы.

Брюн:

- Ну да, спайсов пока нет. Пока нет методик, которые бы их обнаруживали экспээс-тестами, поэтому в этом смысле есть определенная сложность. Но поскольку подростки, как правило, если они начинают употреблять наркотики, то они употребляют не только спайсы, то косвенным образом мы можем выйти на то, что человек что-то принимает.

Герасименко:

- А что чаще всего подростковое самое любимое?

Брюн:

- Марихуана, конопля.

Герасименко:

- Легче всего достать?

Брюн:

- Легче всего достать, дешевле и она легко обнаруживается нами.

Герасименко:

- И не так страшны последствия от нее, да, если пробовать?

Брюн:

- Страшно, страшно. Психозы, шизофреноподобные психозы до инвалидизации. Страшно.

Конюхова:

- Я смотрела статистику по таблицам, вот марихуана та же выводится из организма за несколько дней. А если проверки раз в год, то дети найдут, наверное, способ как-то избежать проверки?

Брюн:

- Ну, проверки не проводятся планово, так что дети не знают, когда это будет. Это знают только учителя и мы. Поэтому подготовиться не всегда возможно. Потом, это не совсем правильно, что она обнаруживается только за несколько дней. Обычно мы обнаруживаем до месяца.

Герасименко:

- То есть, если в течение месяца когда-то где-то, то вы об этом узнаете?

Брюн:

- Да. Потом, они обычно принимают еще и стимуляторы, амфитамины, которые до 45 дней держатся там в жировых депо и в кровь поступают и мы это тоже обнаруживаем.

Конюхова:

- А как вы считаете, нужно ли проводить такие повальные проверки в школах? Ведь недавно же была инициатива совета по правам человека при президенте, что а давайте мы вообще не будем спрашивать детей, не будем делать это добровольно, а будем проверять всех?

Брюн:

- Я думаю, что всех проверять не нужно. Ну, прежде всего, по экономическим соображениям. А то мы страну разорим этими проверками. Но есть другой метод. Мы его тоже предлагаем. Нужно дать право администрации школ и вузов проверять тех людей, в отношении которых есть подозрения, что они что-то употребляют.

Герасименко:

- То есть, проверять тех, кто, возможно…

Брюн:

- Ну да. Администрация должна иметь право проверить. И это должно быть записано в уставе школы, в уставе вуза и, может быть, для несовершеннолетних еще некий контракт или договор с родителями предусмотрен. И это очень важно. То есть, и это должно быть добровольно.

Герасименко:

- По вашему опыту, дети хотят или не хотят проверяться?

Брюн:

- Когда мы начинали эту работу, подавляющее большинство отказывалось. Сейчас отказов примерно 10-15%. Люди понимают, что ничто так не успокаивает семью, как вовремя сданный анализ.

Герасименко:

- Вот нам пишут: «Как внушить ребенку не принимать от друга что-то в школьном туалете или в подъезде?» Вопрос от Виктора из Саратова. Инна?

Хамитова:

- Когда мы говорим о наркомании, мы уже имеем дело со следствием. Так не бывает, что ни с того ни с сего, вдруг маленький ребенок или подросток стал наркоманом. Точно так же не бывает, что вот он вдруг принял что-то у незнакомого человека… Ну да, действительно, есть наркотики, когда привыкание возникает фактически одномоментно, с первого-второго приема. И это все-таки определенные отношения в семье. Есть даже такое понятие – семья наркомана. И это отнюдь не всегда социальное дно. Действительно, наркотики – бедствие для определенных регионов. Действительно, очень часто безысходность, безработица, определенная криминогенная обстановка. Да, это влияет на то, что подростки подсаживаются на наркотики.

Герасименко:

- Я вот читала, что детям хочется расслабиться. То есть, наркотики это не просто так, а это именно желание расслабиться, потому что очень напряженная жизнь.

Хамитова:

- Во многих случаях это действительно уход. Уход в виртуальную реальность, уход куда-то от свинцовых мерзостей бытия. Но, с другой стороны, иногда приходится встречаться с семьями, когда люди говорят – у нас прекрасная семья, мы всегда везде вместе, я контролирую каждый его шаг, я проверяю, как он спит ночью и подтыкаю ему одеялко…

Герасименко:

- А ему-то уже лет 16… а она подтыкает.

Хамитова:

- Да, да, и одел ли он свежие трусики… Почему, как так случилось? Знаете, это, как правило, семьи, где существует вот такой очень жесткий контроль, требование бесконечного подчинения маме или родителям. Но при этом есть вторая составляющая. Мы не говорим о социальной близости. Это не те семьи, где родители вместе слушают музыку, смотрят фильмы, беседуют с ребенком или просто обнимаются. Это не те семьи, где родители разговаривают про то, что волнует подростка.

Герасименко:

- Диктатура такая.

Хамитова:

- Да, это семьи, где жесткий контроль. При этом выглядеть они могут как очень благополучные.

Герасименко:

- Получается, что мама с папой диктуют, диктуют, диктуют – своего мнения у тебя нет, а есть мое… То есть, как бы ребенок не учится сам оценивать, не учится сам выбирать, а он всегда учится слушать маму с папой. А потом, в школе, приходит кто-то – сильный, авторитетный, который говорит: пойдем со мной, надо вот так, слушай меня. То есть, в принципе знакомая ребенку какая-то история. То есть, надо слушаться, я пошел, у меня своего мнения нет, я привык.

Хамитова:

- То есть, вы говорите о таком зависимом характер.

Герасименко:

- Да, это зависимый характер. Да, это один вариант. Но второй вариант – это контрзависимость. Когда контролируют каждый твой шаг, включая какую рубашечку ты одел, возникает безумное желание сепарироваться и сделать что-то по-своему. И тогда возникает та самая парадоксальная ситуация, которая называется сепарация без сепарации. Когда он сепарируется, но в виртуальный мир.

Герасименко:

- То есть, он ушел из дома, но не ушел.

Хамитова:

- Да, тело здесь, а вообще…

Герасименко:

- Вроде как я такой честный, и в той самой рубашечке, подоткни мне одеяло, но я-то знаю, что я там зажег сегодня тебе назло, так получается?

Хамитова:

- Например, так. Или, опять же, тело лежит здесь, но на самом деле он в астрале совершенно. Ну, скажем, в себе.

Конюхова:

- А как такие родители, вот когда они узнают, что их ребенок наркоман, это же вообще начинается какая-то тюрьма просто… То есть, еще больший контроль…

Хамитова:

- Да, и вот здесь действительно такая ловушка. Потому что представьте себе, что таким родителям приходит некое известие, что тест на наркотики положительный. Да, и я сейчас даже не беру тот вариант, когда ребенок там истинный наркоман. А мы знаем, что вот эти тесты, они недостаточно валидны, к сожалению, насколько я поняла.

Конюхова:

- Да, вот была статистика по Москве в 2014 году, что 70% положительных результатов оказались ложными. Причем, родителям сказали – вы знаете, ваш ребенок наркоман, давайте на подтверждающий тест в лабораторию. Но слава богу, что провели вот этот тест и выявили, что нет, с вашим ребенком все в порядке. Но вы представьте, как шею ребенку дома намылили за наркотики…

Герасименко:

- Да ладно намылили, у меня сердечный приступ вот сразу бы, на том же самом месте был бы…

Конюхова:

- А если особенно вот такая тоталитарная семья? И неважно, что оказалось, что оговор и все неправильно…

Хамитова:

- Мне кажется, что в этом случае это еще большая пропасть между родителями и детьми.

Герасименко:

- Не верят! ОНИ МНЕ НЕ ВЕРЯТ!

Хамитова:

- Да. Вот интересно вы сейчас сказали, что действительно родителей жалко и я там себя ставлю на место – вот если бы мне такое сказали… Я, наверное, ловлю себя на том, что я бы, наверное, не поверила и пошла бы разговаривать с детьми.

Герасименко:

- А как правильно? Ну, то есть, вот так, как вы говорите, оно, наверное, всегда правильно – вы знаете, что нужно делать. Если я получила тест, что мне делать?

Хамитова:

- Ну да, жутковатенькая ситуация… Как здорово, что вы сейчас озвучили эту цифру – 70%. Я думаю, что всем, кто нас слушает, имеет смысл ее держать в голове. Что, если ты получаешь такое известие, все-таки процент ошибки – 70 – и надо, конечно, садиться с ребенком и разговаривать. Очень осторожно. Потому что, ну мы же понимаем, какие на самом деле ежики наши подростки. Это ведь только кажется, что они грубые, это только кажется, что они своевольные, но внутри они действительно очень нежные и ранимые.

Герасименко:

- Ну, тут действительно как следователь на допросе. Тут главное правильно вопрос задать.

Хамитова:

- С другой стороны, а как понять, а, может, действительно ребенок попал в беду и, как мы знаем, наркоманы очень хитры и изворотливы, и, может быть, он врет? Конечно, здесь вот важно не перепутать причину со следствием.

Герасименко:

- Давайте так. Родитель должен в данном случае принимать какое-то решение и решение серьезное, это не шуточки какие-то, поэтому тут нужно принимать какое-то решение. Как понять по ребенку? Давайте я буду верить себе – я буду верить своим глазам, своим ощущениям, своей интуиции. Своего ребенка я знаю, я знаю, какой он обычно. Да, он запирается у себя в комнате и часами трещит по телефону, да, он иногда что-то не ест. Но бывает такое, когда все ужасные какие-то странные вещи происходить начинают одновременно. Вот, наверное, тогда что-то изменилось, что-то произошло с ребенком, значит, да, если сразу несколько вещей меня начинают смущать в его поведении. Вот что это за звоночки?

Хамитова:

- Да, но есть же действительно еще и внешние признаки. Вот эта картина, на которую надо обращать внимание, она может быть разной в зависимости от того, какие вещества принимает подросток. Это может быть либо суженные зрачки, не реагирующие на свет. И знаете, вот такой ребенок, который уходит в себя. Он мало реагирует вообще на что-то, у него даже зрачки на свет не реагируют. Он мало ест, вот если до него дотронуться, у него постоянно холодные ручки, у него пониженное сердцебиение, у него пониженное давление.

Герасименко:

- Замерзший он.

Хамитова:

- У него запоры – то есть, он долго будет сидеть в туалете. У него сниженный аппетит. Он много спит.

Герасименко:

- Или наоборот – не спит.

Хамитова:

- Подождите, это другая картина совершенно. Хотя, слушайте, не будем исключить подростковые депрессии. Правда, там зрачки не будут сужены…

Герасименко:

- Нет, вот как раз о том и речь. Когда все эти звоночки собираются вместе, наверное, тут уже чего-то происходит…

Хамитова:

- Да, вот эти симптомчики складываются. И вот я бы обратила на это внимание. А, да, еще сухость кожных покровов, вот такой серотово-зеленоватый цвет лица, кожа шелушащаяся, вот сухая… Да, и вот если мы видим его каждый день и мы видим, что поведение поменялось и поменялся внешний вид, в общем, надо задать себе вопрос и обеспокоиться. Вот я говорила про то, что симптомы могут быть разные совершенно и перечислила симптомы применения опиатов, скорее…

Конюхова:

- То есть, это вот героин, кодеин?

Хамитова:

- Да, да, морфины, вот это все.

А теперь про стимуляторы. Это, скорее, наоборот, расширенные зрачки, повышенное давление, сердцебиение. Вот его обнимаешь, а у него сердечко колотится. И он скажет, конечно, как электровеник, у него мысли скачут, он не может…

Герасименко:

- Его прет, прет, прет, как говорят нынешние подростки.

Хамитова:

- Совершенно верно. И все это потом может сменяться потом такой злобной конфликтностью и депрессиями. Это вот, скорее, про стимуляторы. Вплоть до паранойи иногда. У него иногда будут некие фантазии про то, что кто-то его преследует, кто-то его подслушивает и т.д.

Симптомы применения марихуаны, гашиша – это вот такой ребенок, которого пробило на «хи-хи». Зрачки здесь, кстати, тоже расширены. Он смешлив, он много кушает, он в общем тоже не совсем адекватен. И это все может сменяться вот такими достаточно злобными подозрительными паранойальными реакциями. Ну и, конечно, вот тот самый неповторимый сладковато-травяной запах, который будет от вещей…

Герасименко:

- Нет, вообще запах-то мы унюхаем.

Конюхова:

- Но они же хитрые, они там палочками какими-то держат это вот все, чтобы не пахло…

Хамитова:

- Да, и курить начинают, чтобы забить.

Конюхова:

- Да, да.

Герасименко:

- А я еще читала, что, когда родители сами курят, им гораздо сложнее унюхать что-то. То есть, сами, дорогие родители, бросаем курить прямо сейчас.

Хамитова:

- Ну и, конечно, нам надо очень сильно обеспокоиться, если мы находим дома всякие предметы непонятного назначения. Шприцы, закопченные ложки… И если начинают исчезать вещи и деньги.

Герасименко:

- Да, им же нужны деньги на покупку. То есть, могут и воровать, и уносить…

Хамитова:

- Ну, это уже прямо симптомы того, что ребенок откровенно сидит на наркотиках.

Герасименко:

- А у нас звонок. Николай, добрый день.

Николай:

- Добрый день. Я хотел бы сказать, что я в принципе за то, чтобы тестировались дети. А так, конечно, это надо родителям самим быть внимательными и знать все повадки своих детей. А так в общем-то дело воспитания. Надо воспитывать ребенка в правильном и адекватном ключе, чтобы у него не было потребности из-за этой психотравмирующей ситуации одурманивать себя. Еще я бы хотел сказать, что у меня у самого лично был такой опыт. Мне сейчас 38, а в свои молодые годы, да, сначала мы курили травку, потом опиум – раза по три в день…

Герасименко:

- Не слабо так вообще… А дети есть у вас сейчас?

Николай:

- Есть, но не здесь.

Герасименко:

- Вы своим детям рассказываете о своем опыте юношеском?

Николай:

- Нет, если увижу, то есть, я пойму по шороху ушей, как он двигается…

Герасименко:

- Нет, я именно про то, что про свой опыт рассказываете детям?

Николай:

- Нет, когда, допустим, подойдет возраст такой, что… А сначала надо правильно воспитывать ребенка, понимать ребенка. Все вот эти ситуации от того, что родители не понимают, общество не понимает ребенка. Он вроде бы взрослым себя считает, а он еще ребенок, он еще подросток... Как отойти от этого? Вот когда по три раза в день прививку себе ставишь в течение там года, это не было, допустим, героин, а был опиум, ну, задумайся сам – надо тебе такое болото, где ты просто вот тонешь, тонешь, вязнешь в этом…

Герасименко:

- Николай, спасибо вам большое… Инна, у меня такой вопрос. Как правильно поступать? Ладно, у каких-то родителей был свой опыт, были свои какие-то юношеские истории, есть миллион информации на тему наркоманов – что с ними происходит, какие страшилки… Вот это все надо рассказывать детям, чтобы были подкованы, чтобы знали максимум или, наоборот, меньше знаешь, меньше будешь интересоваться и эту тему стоит так вот минимально – нельзя и все.

Хамитова:

- Я думаю, что дети, безусловно, должны иметь доступ к информации. Другое дело, что эта информация должна подаваться в определенном ключе.

Герасименко:

- В каком?

Хамитова:

- Ну, про то, что это вредно. Ну, что это смертельно опасно.

Герасименко:

- Ну вот рассказывать страшилки надо? Вот ты знаешь своего дядю Петю? Вот, дядя Петя чуть не умер в молодости. А все почему? Вот такие вещи надо рассказывать?

Хамитова:

- Я думаю, надо. Я думаю, что те беды, которые приносит употребление наркотиков, безусловно, про это надо рассказывать. Нужно рассказывать и про вред, и про некие последствия и что происходит с организмом, что начинает происходить с телом; как все это выглядит – это все, конечно, надо рассказывать.

Герасименко:

- То есть, чем больше знает, тем меньше захочется?

Хамитова:

- Получается, что, если вы говорите, что наркотики это вред и все, и никакой информации, то это примерно так же, как вредно есть много мороженого. Ну и ребенок будет считать, что это типа вредное мороженое или вредные чипсы или пепси-кола.

Герасименко:

- Вредное, но все равно все едят.

Хамитова:

- Да, да.

Герасименко:

- А вот нам на смс-портал пишут. «Как я могу наблюдать эту проблему, частенько в наркотическую ловушку попадают пресыщенные излишней свободой и удовольствиями. Это такой поиск острых ощущений».

Хамитова:

- Да, и это еще одна группа риска, про которую я совсем забыла сказать. Достаточно большое количество родителей предвосхищают желание и потребности своих детей, они заваливают их игрушками, материальными благами, деньгами, удобствами и т.д. Этим, возможно, компенсируется то, что родитель мало участия принимает в воспитании ребенка – ну, он откровенно занят. Может быть, он восполняет что-то за свои какие-то детские недостатки, материальные, в детстве. Но ребенок, которому все это достается до того, как он успеет это пожелать, он вырастает без мечты. И в душе у него – пустота. И в результате он вот эту пустоту хочет чем-то заполнить. И я думаю, что это ровно вот те подростки, а затем молодые люди, которые подсаживаются на эти острые ощущения.

Герасименко:

- То есть, попробовать то, чего родители не дали? Ну, хоть что-то найти, что сам нашел?

Хамитова:

- Это один вариант. А второй – заполнить пустоту.

Герасименко:

- Если узнали, поняли по состоянию ребенка или он признался, что да, связался, вляпался… В этом случае, наверное, уже имеет смысл перестать как-то там миндальничать и говорить «все будет хорошо», а надо, наверное, очень как-то жестко действовать? Какие тут должны действия родители принимать?

Хамитова:

- Да, потому что тогда речь идет о болезни. О смертельной болезни, от которой крайне трудно избавиться самостоятельно, если речь идет о подростке, то практически невозможно. И здесь должно быть лечение. Иногда имеет смысл даже менять место жительства для того, чтобы ребенка уберечь от вот того общества, в котором он оказался. Здесь действительно вот эти границы уже должны быть достаточно четкими. То есть, это нужно лечить системно, это нужно обращаться к докторам, это нужно изолировать ребенка.

Герасименко:

- Инна, а учитель в данном случае должен быть на стороне ребенка или родителя, если что-то углядел?

Хамитова:

- Стоп, зачем же мы противопоставляем? Конечно, мы должны действовать всегда на стороне наших детей. Ну, родители тоже должны быть на стороне детей…

Герасименко:

- Наша программа подошла к концу. Мы вам желаем, чтобы ваши дети никогда с этим не столкнулись. А всем родителям желаем быть очень внимательными и жить в любви и согласии.