Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+5°
Boom metrics
Звезды10 мая 2001 22:00

Александр Ширвиндт: Я пью кровь молодых актрис

Новый худрук Театра сатиры не ввязывается в скандалы, обожает вареный лук и верит в приметы
Источник:kp.ru

- Вообще-то, Александр Анатольевич, собирался поговорить сегодня совсем о другом, но после того, что узнал от вашей супруги, из головы не идет один вопрос: как вы можете?- Могу ли я, но как? Ну как? Когда очень приспичит, могу.- Это вы о чем?- А ты о чем? Я о жизни.- А я о вашей привычке есть вареный лук. Как представил сию картину, сразу понял: от человека, способного употреблять ЭТО в пищу, можно ожидать любого.- Твоя правда. От меня можно ждать всего или... ничего. Что ни говори, а я выбрал себе очень удобное хобби - конкурентов нет. Мне ведь лук тащат все соседи. Представляешь, сколько за день набирается, если учесть, что живу я в высотке на Котельнической набережной, а это целый город? - И вы весь съедаете?- Только самый отборный. Предварительно проверяю: а вдруг обо мне поздно вспомнили и выковыряли луковицу уже из помойного ведра? А мы так и будем беседовать о моих гастрономических пристрастиях? Полагал, и о театре немного потолкуем, коль уж встретились здесь.- Да проще пареной репы, Александр Анатольевич! Хотите поделиться опытом хождения в театральную власть?- Понимаешь, какая история... Тридцать... сколько?.. тридцать два года я в этом театре, и ситуация сложилась так, что дальше нельзя было откладывать решение накопившихся вопросов. Приперло. Плучеку 91 год, в театр он не ходит, в общем, стали мы потихоньку тонуть. Кто спасет? Принялись озираться, а позвать на подмогу некого. - А вы на что?- А что я? Передо мной стояла дилемма: или уходить из театра в спокойную и сытую - относительно, конечно, - антрепризную жизнь, или зажмуриться, попробовать договориться и продержаться здесь. Амбиций у меня никаких нету. Единственное мое желание - не дать «Сатире» загнуться.- Разгибать, наверное, будете при помощи кровопускания?- Ты о труппе? С двумя буквами «п»? Я не собираюсь совершать неслыханных революций - ни кадровых, ни творческих.- Но новая кровь театру нужна, согласитесь.- Не спорю... Хороший урожай дали вузы, среди выпускников есть интересные, способные ребята. Мы уже смотрели щукинцев, но я не хочу брать, абы взять. Мне нужны вполне определенные типажи. Скажем, с героями у нас проблемы, Мироновых маловато, в смысле - Андреев...- Их не только у вас маловато.- Вот и ищу...- Приток новых лиц будет сопровождаться оттоком старых?- Нет, это порочная система. Хочу сохранить всех....Конечно, плохо, что для труппы я свой. Тут же одни Васи, Мани, Шуры. С другой стороны, мне не нужно знакомиться с коллективом. Видишь, приемная пуста? Пришел бы сюда чужак, многие перед ним хвост распушили бы, животы повтягивали бы и стали рассказывать, какая здесь прежде была тюрьма. А так... Зачем людям ходить на смотрины, если я знаю их как облупленных?- Название театра не кажется вам анахронизмом?- Это дань истории, традиции. Когда-то, во времена невозможности, тут творились невероятные вещи. Сколько у того же Плучека закрытых спектаклей? Страшно вспомнить!«Теркин на том свете», «Был ли Иван Иванович», «Доходное место», «Самоубийца»... Все не перечислишь. Даже я успел отличиться: комиссия не приняла постановку «Недоросля», которую мы делали вместе с Юликом Кимом. Спектакль закрыли, увидев в нашей работе издевательство над классикой. А какая сегодня может быть сатира? Точно так же не представляю, что нужно сотворить, дабы сегодня закрыли спектакль. По сцене уже ходит голый Онегин, а Тригорин, оказывается, педераст... Признаться, не хочется участвовать в подобном соревновании, кто круче.- Но вы с Державиным можете, к примеру, «голубую» парочку сыграть.- Что в этом особенного? Старые педерасты... Убогое зрелище - его, если и закроют, то лишь из жалости...- А может, чем-нибудь старорежимным позабавить публику?- Поставить «Сталеваров»? А что, ты подал мысль... Если же говорить серьезно, сегодня трудно с сатирой на сцене, поэтому вместо нее остался театр имени Сатиры, памяти Сатиры... Но репертуар нужно обновлять - это ясно. Сейчас на малой сцене замечательный педагог Иванов ставит с нашей молодежью «Время и семья Конвей». На основной площадке Арцибашев репетирует «Орнифль, или Сквозной ветерок». Оба спектакля мы должны дожать в этом году, чтобы начать новый сезон с премьер.- С Плучеком после развода вы не виделись?- Как не виделись? Я регулярно бываю у Валентина Николаевича, мы советуемся, треплемся. По ключевым вопросам прошу благословения.- Получаете?- Не сомневайся... Кажется, уже все поняли, что в этот кабинет я пришел не за славой. Поверь, мне проще было бы и дальше пробавляться антрепризой, сольными гастролями. И ответственности меньше, и денег, между нами говоря, больше.- А кино?- Ну-у-у, что ты! То, что сейчас снимается, назвать кинематографом можно лишь с натяжкой. Приятные междусобойчики, тусовка для старых знакомых. На мой взгляд, многое делается исключительно ради «Кинотавра» и «Ники», но никак не ради зрителей. Так что кино для меня не вариант. Театр - это да. Вот и приходится сидеть в этом кабинете, заваривать новые постановки, искать пьесы, режиссеров...- Кстати, о кабинете. Он у вас - с иголочки, придраться не к чему. Только свежей краской пахнет.- Да, покрасили...- Блюдете традиции: новый начальник обязан начинать с перестановки мебели и переклейки обоев?- Ну у Валентина Николаевича Плучека был свой вкус... Правда, то, что ты видишь, не мой стиль, так директор распорядился, он ремонтом руководил.- И портрет Путина на стену тоже он повесил?- На день рождения Андрюши Миронова мы сделали спектакль, на который пришли представители администрации президента, мои друзья. Они принесли это фото и сами же ему место нашли. Снимать портрет я не стал. Это непедагогично. Пусть висит. У кого-то из классиков, к слову, был рассказ о двубортном портрете: на одной стороне - Ленин, а на второй - государь император. Хозяин шедевра ориентировался по ситуации, по тому, какая власть была в городе...- И у вас картина-перевертыш?- Нет, односторонняя. Можешь посмотреть... Я Путина еще по Ленинграду знаю. Мы приятельствовали с Собчаком, он даже в шутку называл себя Ширвиндтом наоборот...- В каком смысле?- Ну меня зовут Александром Анатольевичем, а Собчака - Анатолием Александровичем...- У вас еще топорик на стене висит. Тоже друзья принесли?- Да, и это подарок. Чтобы каждый входящий знал: при случае я могу отрубить ему что-нибудь.- Пускали холодное оружие в ход?- Пока не доводили до греха... Не такой уж я кровожадный, хотя и вампир.- ?!- А как вы хотели? Я сорок два года преподаю в институте, а это чистый вампиризм - пью чужую молодую энергию, высасываю ее из студентов.- Или студенток?- Из всех. Энергия исходит от каждого. Серьезно тебе говорю! Я получаю поразительную инъекцию, иначе давно бросил бы преподавание. Это ведь минус деньги, минус время. Все компенсируется зарядом, идущим от аудитории, какие бы порой шпана и дурачье в ней ни сидели. Когда на тебя смотрят двадцать пять пар глаз, это подпитывает.- А говорят, что зал не только дает, но и берет. Особенно зал зрительный.- Уж не знаю, что от меня можно взять... Я под зрителей никогда не подстраивался, хотя есть мнение, будто для разной публики надо играть по-разному. Покойный Аркадий Райкин всегда интересовался, кто пришел на концерт, а потом выступал... с одной и той же программой - что в Академии наук, что на заводе, что в Консерватории... Даже, помню, на актерских посиделках и «капустниках» в ЦДРИ, в Доме актера Аркадий Исаакович работал свой репертуар. Он считал, что тусовочные хохмы и забавы разжижают профессию, и меня активно отговаривал не увлекаться подобными вещами.- Получается, проигнорировали совет мэтра, Александр Анатольевич? Вы ведь откровенно не гнушаетесь всех этих развлекалочек-завлекалочек.- На самом деле гнушаюсь, но на нас с Державиным уже лежит юбилейно-поздравительное клеймо. Стараемся отказываться, выступаем, когда совсем уже нельзя открутиться, но отмыться, ты прав, трудно... Надоело.- А если попадается товарищ, который, как говорится, не понимает и пытается силой затянуть вас на очередное торжество по случаю? Можете послать особо надоедливого по известному адресу?- Послать, разумеется, могу, но вообще-то я доброжелательный человек, терпеливый. Надо хорошо постараться, чтобы меня раззадорить. Я не жду от других подлости и сам стараюсь не делать.- А если книжки почитать, впечатление о вас другое складывается...- Значит, внешность обманчива, и я хорошо умею скрывать суть. Но разве в книгах у меня такой отвратный образ?- Книги ведь разные есть. Не только вами написанные, но и о вас.- А-а-а, ты об этом, о Егоровой... Ну-у-у, знаешь, в этом случае психиатрическую экспертизу давно пора делать.- Если вас оболгали, почему молчите, не отвечаете? Татьяна Егорова вашей персоне в своих книгах и интервью посвятила немало слов. Картинка в итоге рисуется еще та...- Старик, она же только и ждет, чтобы я отреагировал. Зачем мне ввязываться в эти выяснения, скандалы? Кстати, когда-то именно я привел Егорову с первым рассказиком в «Литературную газету», так что, можно сказать, помог ей сделаться писательницей.- На свою голову.- Бог с ней. Не надо об этом. Не хочу....Конечно, радости мало, когда твое имя начинают публично полоскать. Но я ведь знаю подоплеку всего происходящего. Если бы у меня было рыло в пуху, тогда бы суетился, а так... Мало ли, что пишут и говорят. Сейчас ведь полная вседозволенность. Так называемой цензуры нет, и все счастливы, забывая при этом, что корень-то в слове «ценз», а это вещь совсем не бесполезная...- И когда вас прилюдно эстрадником называют, не обижаетесь?- Во-первых, для меня это не оскорбление. Я высоко ставлю эстраду, всю жизнь на нее и на ней работал. Другое дело, что на эстраде в последнее время появилась масса дешевки, но жанр здесь при чем? Это вопрос вкуса, профессионализма каждого конкретного исполнителя. Я, к примеру, в работе - да и в жизни - привык полагаться на опыт, знания, хотя, безусловно, и интуиции доверяю. В итоге иногда получается ужасно, но чаще чутье меня не подводит. Предпочитаю принимать быстрые решения. Правда, действую медленно...- Чтобы успеть остановиться в случае чего?- Нет, решив однажды, иду до конца. Я ведь работаю в третьем театре. Много времени провел в «Ленкоме», прожил там счастливое время с Эфросом, потом вместе с ним и десятком других актеров ушел на «Малую Бронную». А затем была дикая история, когда меня обвинили в предательстве учителя...- После вашего перехода от Эфроса в «Сатиру»?- Ну да... Никого я не предавал, поступил осознанно, все взвесив и решив. Расстались мы без скандалов и обид, поняв друг друга...Это если говорить о профессии. В повседневной жизни с решительностью дела обстоят несколько сложнее. К примеру, есть суеверия, которые перерастают в привычку. Переступать через них бывает трудно... Ты знаешь, что в лифте надо ехать на одном дыхании? Ну что ты! Это очень важно! Вдыхаешь при входе и выдыхаешь только при выходе. Иначе удачи не будет. День потерян.- Вы на каком этаже живете?- На третьем.- А я на семнадцатом. Разницу чувствуете? Вдруг дыхалки не хватит?- Надо терпеть! И я ведь иногда в чужих лифтах поднимаюсь и спускаюсь. Порой пока до нужного этажа доберешься, несколько остановок сделать приходится - кто-то выходит из кабины, кто-то заходит, а я стою, не дышу... Трудно! ...А пить надо пятью глотками.- Это как?- Стопку водки опрокинул и запил ее четырьмя глотками. Или кофий кушаешь и отмеряешь: первый, второй, третий...- А если горячий попадется?- Рассчитывай силы. Пять раз глотнул, сделал паузу, потом еще пять...- Сложная у вас жизнь, Александр Анатольевич.- Привык. Раньше я еще номера машин считал. В сумме должна была получиться цифра сто: 42-58, 67-33. Если вдруг оказывался незначительный недобор, например, 98 очков - 42 - 56, можно было разворачиваться и не ехать на работу, все равно день насмарку. Особой удачей у меня считалось сочетание 50 - 50, оно гарантировало успех. Сейчас, правда, я этого безумия лишен.- Почему?- Номера у машин трехзначные, не знаешь, что ли?- Вы по-прежнему жаворонок, встаете по утрам ни свет ни заря?- Ну, конечно. Поздно меняться в моем возрасте, надо следовать однажды выбранным правилам и привычкам. Вот сейчас мне уже трудно с тобой разговаривать, начинаю засыпать.- Намекаете, мол, пора закругляться?- Хочешь, посиди, послушай, как я храплю... Видишь, даже специально диван в кабинете поставили.- Сомневаюсь, что вам средь бела дня подремать удастся.- И правильно делаешь: у меня вскоре репетиция. Но вообще-то к обеду я успеваю полный рабочий день на ногах отстоять. Встаю обычно часов в шесть, поэтому к моменту выхода на сцену в сон клонюсь. Так всю жизнь с собой и борюсь, профессия-то у меня совиная...Ну? Какие еще у тебя есть вопросы?- Да вот один остался. Не знаю, как и спросить...- Опять, что ли, про вареный лук?- Хуже. О вашей фамилии. «Ндт» в конце выговорить практически невозможно. Об облегченном варианте никогда не думали?- О! Когда я был молодой и еще работал в «Ленкоме», мы часто выезжали с шефскими концертами в какие-то колхозы, воинские части. В нашей бригаде был замечательный артист Аркадий Вовси, кстати, племянник знаменитого академика Вовси, проходившего по сталинскому «делу врачей». И вот представь ситуацию. Заканчивается выступление, на сцену поднимается замполит части или парторг колхоза и начинает благодарить товарищей артистов за прекрасный концерт. Хозяин хочет сделать нам приятное и принимается называть гостей по фамилиям. Делает это по памяти, в итоге Вовси превращается то в Прежде, то в После, а о Ширвиндте и говорить нечего. Как только меня не именовали! Самой распространенной версией был Ширвинут, когда «д» принимали за «у»... Были и такие варианты, которые не решусь здесь процитировать.Кстати, когда в 56-м году я заканчивал училище, заботливые товарищи популярно объяснили, что с непроизносимой фамилией Ширвиндт мне нечего делать на сцене, и посоветовали взять псевдоним. Поэтому в Театре эстрады я дебютировал как Александр Ветров. Несколько месяцев скрывался под чужим именем, а потом вернулся на родину. С тех пор так и живу...