Непрощенное воскресение
После полутора лет, проведенных в «Кремлёвском централе» (ИЗ-99/1), осваивать бесконечную неопределенность заточённого бытия я был отправлен на шестой спецблок «Матросской тишины», где в ожидании разрешения своей горькой доли страдали герои криминального чтива современной России… Одним из них оказался скандально прогремевший на всю страну «целитель-воскреситель» Григорий Грабовой, посягнувший на отечественное президентство. По иронии судьбы и тюремной администрации медиума определили в нашу 628-ю «хату», где его встретил я, Иван Миронов, обвиняемый в покушении на Чубайса, бывший гендиректор «Гранда» и «Трех китов» Андрей Латушкин и похищенный спецслужбами из Эквадора питерский предприниматель Константин Братчиков. Вживую Грабового я видел единожды мельком этой весной, возвращаясь из суда на тюрьму. Воронок, как всегда, под завязку. Зэки друг на дружке маринуются в общем поту и смоге. Однако, дальний угол, в котором, закутавшись в пальто, сидел сутулый арестант, отрешенно уставившись в противоположную стенку, пустовал. Необычная картинка. Даже больных самыми страшно-заразными болячками так не чураются. Обиженных же попросту выламывают из голубятни. Но интересоваться подробностями было не у кого, и я, следуя общему примеру, еле втиснулся в тесноту, усевшись напротив двух обаятельных быков-подельников. Разговорились. Ребята шли по архаичной статье – вымогательство, ныне встречающейся крайне редко. Они красочно и воодушевленно рассказывали, как их принимали «вонючие мусора» на проспекте Вернадского. Как после получасовой погони по Москве, когда их преследовали цэфэошники на «Рендж Ровер Спорт» и «Х-5», они почти ушли, бросив изрешеченный милицейскими калашниковыми свой старенький 124-й мерин и перемахнув через высокий забор… Но за забором, хе-хе, оказалась особо охраняемая территория Академии ФСБ. Вымогатели сидели на Медведково около пяти месяцев. Когда стали выгружать «Матроску», и я потянулся к выходу, Витя, самый здоровый из бандитов, дернул меня за рукав, и, косясь на зачумленного в пальто, шепнул: «Узнал?».
- Нет. А должен?
- Это Грабовой, - еще тише сказал Витя.
Разглядеть повнимательней сей источник суеверного страха я тогда не успел. * * *
- Григорий, - робко представился сокамерникам вошедший, натужно улыбнувшись.
С детским любопытством и даже где-то с опаской мы исподтишка рассматривали нового пассажира с разрекламированной на всю страну репутацией недобросовестного волшебника, дерзнувшего покуситься на президентское кресло.
Грабовой разительно отличался от своего телевизионного образа. Он казался невысоким из-за сгорбленной спины, скрюченных плеч и вжатой в них головы, словно постоянно ожидавшей подзатыльника. Его нельзя было упрекнуть в полноте, но обрюзгший выпяченный живот делал Грабового похожим на беременную цыганку. Этот образ нагнетала зачуханность волшебника: сальные взъерошенные волосы, протухший душок, исходящий от неравномерно потемневших одежд, маникюр, как у коршуна, доведенный до совершенства зубами. Григорий был облачен в толстые черные спортивные штаны, покрытые густым ворсом катышков, когда-то белую толстовку с капюшоном «Nike» и большеразмерные кеды «Puma». Его походка напоминала движения Чарли Чаплина. Только заторможенней и нелепей. Беспорядочная копна волос слегка побита проседью. Лицо и шея, вытянутые в одном направлении – перпендикулярно полу, безвольно болтались, словно выброшенный белый флаг капитуляции. Пораженческие настроения выдавали мимические морщины, нервной судорогой разъедавшие высушенное лицо.
Карие глаза казались молодыми, яркими, но неглубокими и лживыми. Тонкие бескровные губы были похожи на утиный клюв, а нижняя губень, подтягивая подбородок, подпирала верхнюю. Взгляд поверхностный, но неускользающий, в разговоре невесомый, однако прямой. Да и прямота эта не стержневая, а напускная, словно наспех отрепетированная на коммуникативных курсах.
Свой матрас Григорий раскатал над Андрюхой Латушкиным. Постельное белье, разрисованное под джинсовую ткань, смердело теми же духами, что и одежда Грабового. От столь неприятной неожиданности Латушкин перекосился в лице и вопрошающе посмотрел на меня. Однако натолкнувшись на издевательскую улыбку, Андрей махнул рукой и полез в баул за дезодорантом.
Сидел Грабовой больше двух лет, начиная с апреля 2006 года. Немного продержав на Бутырке, его перевели в Лефортово, откуда месяц назад, уже после приговора суда, доставили на «шестёрку».
Заварив традиционный чай, расселись за столом. Грабовой зачем-то сразу достал газетные вырезки и распечатки из Интернета, где говорилось, что он признан Трепашкиным, Алексеевой и иже с ними политзаключённым.
- Даже Лимонов и Каспаров поддержали меня и назвали политзеком, - резюмировал Григорий.
- Нашел, чем гордиться, - ухмыльнулся я.
- Григорий, а вам сколько дали? – с уважительным сарказмом вопросил Латушкин.
- Одиннадцать лет судья дала, - сокрушенно поморщился Грабовой.
- Как так? У тебя же 159-я по четвертой, она вообще до девяти, - не поверил я.
- Ну так, правильно. А дали одиннадцать. Просто беспредел какой-то, - взмахнул руками Григорий.
- И как же теперь быть?
- Я рассчитываю выйти в Мосгорсуде по отмене приговора.
- Ты сейчас серьезно? – я взглянул на собеседника, пока еще слабо понимая, с кем разговариваю.
- Абсолютно! Я закончил факультет прикладной математики. Я чистый прикладник. Есть теории, самые различные математические, есть прецедент… Значит, Мосгорсуд выпускает людей!
- Шутишь?
- Существует прецедент. Вышли трое, значит, может выйти и четвертый.
- И как фамилии тех, кто вышел по кассации?
- Ну, я не помню. Простые люди.
- Есть специально обученный референт в Администрации Президента, - решил расставить все точки Братчиков. – Только он может позвонить Егоровой и распорядиться, чтобы тебя отпустили по кассации.
- Так я на это и рассчитываю, - растекся улыбкой Грабовой. – А кто такая эта Егорова?
- Председатель Мосгорсуда, - вглядываясь в Грабового, медленно произнес Братчиков. – Ладно, пора на покой. Завтра в суд.
- Я, пожалуй, тоже, - зевнул Латушкин.
- Во сколько тебя забирают? – поинтересовался Григорий.
- В восемь утра.
- Так рано? – удивился Григорий.
- Мы привычные. Хорошо хоть только два раза в неделю.
Ровно в десять погасили свет. Латушкин и Братчиков разбрелись по шконкам. В мои ближайшие планы сон не входил. Меня занимал Грабовой. Вопросов к Григорию было много. Самыми животрепещущими я выделил следующие. Настоящая причина, по которой Грабового сняли с президентского пробега. Технологии управления массовой сектой на примере партии «Другг». Выявление и развитие паранормальных способностей человека. Техника гипноза и зомбирования. Методы бесконтактной диагностики приборов и людей. Дальше шли уже мелочи: вроде «лечу от всех болезней», «снимаю порчу, венец безбрачия», практическое применение культа Вуду, заговоры на успех и деньги…
Дождавшись с соседних нар мерного храпа сокамерников, я пригласил Грабового на ночной полдник. Мое предложение, подкрепленное «сникерсом», он принял без колебаний. Преодолев соблазн стенографировать предстоящую беседу, я отложил канцелярию в сторону и разлил по кружкам жасминовую заварку.
- Крепко тебя, Григорий, по телевизору приложили, - ляпнул я для затравки. – Значит, детей Беслана воскрешал?
- Это все ложь, - спокойно отрезал Грабовой. – На суде все подтвердили, что такого не было. Ни одна мать не дала против меня показаний.
- Так, говорят, ты деньги за воскрешения собирал. Ущерб большой тебе вменяется?
- Нет. Всего двести семьдесят тысяч рублей, то, что собиралось за семинары другими людьми, которые по делу проходят как неустановленные лица. Я-то занимался чистой наукой. Диагностикой оборудования. Я давал технические заключения по безопасности АЭС.
- Как это?
- У нас было запатентованное оборудование, которым мы делали замеры. Снимали данные, и я рассчитывал по специальным формулам. Кстати, когда меня арестовали, оборудование тоже исчезло, а там компьютеры специальные, металл дорогой.
- Так вы официально работали?
- Конечно. Официально с МЧС сотрудничали. Доступ же нужен к АЭС.
- Так у вас, получается, доступ ко всем серьезным объектам?
- По-другому нельзя прогнозировать ситуацию. Я, уже когда в Лефортово сидел, просил, чтобы мне отдали компьютер для уточнения данных по Балаковской АЭС в Саратовской области. Там мы обнаружили трещину в реакторе, которая неизбежно спровоцирует взрыв, по силе и последствиям он будет гораздо тяжелее Чернобыля.
- И когда рванет?
- В течение трех лет, не позднее.
- И каковы примерные последствия?
- Заражение в радиусе полутора тысяч километров и от одного до двух миллионов летальных потерь. Но самое страшное, что взрыв на АЭС развяжет ядерную войну.
- Каким образом?
- Дело в том, что у наших спутников, которые входят в ПРО, все «мозги» старые, у них отсутствует система сканирования траектории возможного удара, поэтому любой ядерный взрыв на территории России будет распознан как ядерная атака, и тут же будет нанесен безусловный ответный удар по вероятному противнику. Подобный инцидент чуть не случился при министре Сергееве. Пошла автоматическая команда «пуск» на две ракеты, шахты уже открылись. Команду удалось отменить лишь в последний момент.
- Лихо! Выходит, самое безопасное – получать срок и уезжать куда-нибудь за Урал, по крайней мере на ближайшие три года. Кстати, кроме тебя кто-то еще в курсе начала ядерной войны?
- Конечно, мы официально давали все прогнозы, но получается, что никто не хочет принимать никаких мер…
- Григорий, а ты будущее предсказывать можешь? – дабы удержать сюжетную линию, я выдал Грабовому еще один «сникерс».
- Я могу лишь прогнозировать события с учетом оптимизации спектра развития возможных сценариев, - скороговоркой выдал он, чтобы освободить рот под шоколад.
- Судя по твоим планам выйти на свободу по кассации Мосгора, предсказатель из тебя хреновый, - разочарованно усомнился я.
- Я по жизни оптимист. Надо всегда надеяться на лучшее, - затряс головой в беззвучном смехе Грабовой. – Зря ты так. Это вполне реально.
- Слушай, Григорий, а как ты самолеты диагностировал? Помнится, по телевизору рассказывали, что ты дефекты выявлял по схемам.
- В принципе, по моим программам безопасности мы все оборудование так проверяли, - замялся Грабовой. – У нас была специальная аппаратура, кстати, запатентованная… снимали показания…
- Со схем? – я не собирался скрывать иронию.
- Ну… по схемам, - Григорий нервно смял хрустящий фантик от шоколадного батончика и оттянул подбородок на бок. – Существует запатентованная методика, которая позволяет исследовать оборудование через молитвенное зрение.
- Этому сложно научиться? – я подобострастно закатил глаза, авансируя откровенность сокамерника.
- Нет, - Грабовой выпустил из рук фантик. – Надо просто пройти мой курс.
- Длинный?
- Около трехсот шестидесяти часов.
- Ну, а принцип, как оно работает, ты мне можешь объяснить?
- Читается определенная подборка молитв, затем идет концентрация на объекте, ты начинаешь видеть молитвенным зрением то, что тебя интересует.
- Какие молитвы-то читаются?
- Обычные христианские, но в определенном порядке.
- Все-таки конкретно – какие?
- Ну, разные, - заёрзал волшебник. – Например, этот… Псалом девяностый. Эта система молитв называется Лавсаик.
- И как долго молитвы читаются?
- Лавсаик читается до десяти дней подряд. Хотя можно и десять часов подряд, и три дня. В Лефортово было очень удобно, когда один сокамерник, ни на что не отвлекаешься, только молишься. Я там богословский курс закончил.
- Из чего он состоял?
- Из чтения Лавсаика, - как ни в чем не бывало выдал Грабовой и, покрутив головой, продолжил. - Ты поесть ничего не хочешь?
Я понял намек и достал очередной «сникерс». Беседа продолжилась.
- Лавсаик – это православные молитвы?
- Да, конечно.
- А по какой книге ты их читаешь?
- Сборник молитв, - с набитым ртом пояснил кудесник.
- Посмотреть его можно?
- Да, - неуверенно протянул Грабовой. - Он у меня в бауле. Завтра достану.
- Людей можешь лечить?
- Нет, я этим не занимаюсь, я специалист по безопасности…
- Это понятно, - перебил я заевшего на своей специализации колдуна и, чтобы снять напряжение с горячей темы, решил перевести разговор в бытовое русло. - Адвокатов-то на тебя много сейчас работает?
- Четыре или пять, - хихикнул кудесник. – Я даже со счета сбился. Это не я нанимаю, это разные общественные организации. По моему делу работает только двое, а остальные приходят по различным вопросам нашей партии. – Грабовой, отхлебнув «пепси», задумчиво уставился на бутылку. – Мне в Лефортово адвокат приносил «спрайт», а сюда нет. Странно…
- Не пустили?
- А я не знаю. Может, он и не приносил.
- Ну, и как впечатления от Лефортова?
- В основном в камере нас было по двое. Первый год, где бы я ни сидел, ко мне подсаживали с заданиями… Я с армянином одним очень долго просидел. Там, оказывается, в Карабахе очень сильная война была.
- Не обижали тебя сокамерники?
- Это типа даже такой термин есть «кошмарить»? Пытались. Но они же не знали, что я занимался контртерроризмом…
- А вот с этого момента поподробней. Структура, звание, оперативный псевдоним…
- Нет, - напряженно хихикнул Грабовой. - Это когда работали по безопасности самолетов, сопровождали в Кабул рейсы, чтобы их не сбивали. И в Узбекистане помогали находить террористов. Они нас даже пытались убить. Представляешь, мы каждый час меняли квартиры, разные машины, смены маршрутов, был даже такой момент, мне один чуть вилку в бок не воткнул.
- Спасли тебя? – посочувствовал я.
- Я же подготовку проходил специальную. Справился с ним. Говорю ему: «Что ты творишь?». И куча других случаев была, – Григорий перевёл дыхание. – Короче, тюрьма – это детский сад по сравнению с узбекскими террористами. Кстати, бить меня нельзя, у меня в партии семьдесят тысяч казаков, они могут отомстить.
- Где ты их столько наловил?
- Они поддерживают нашу программу. Я когда в Бутырке сидел, мне сказали, что казаки хотят окружить тюрьму и освободить меня. Я сказал: не надо этого делать. Может быть, меня по этой причине и перевели в Лефортово. Но скорее всего за то, я так думаю, что у меня на Бутырке был телефон и я связывался с МЧС по диагностике АЭС. Могли еще из-за этого. Я же просил в суде, чтобы мне предоставили компьютер для работы.
- Не дали?
- Представляешь, нет! Не дали! Но потом прокурора, который ограничивал меня в доступе к диагностике АЭС, обвинили по 205-й статье.
- Что за статья?
- Препятствование к получению информации. А журналистку, которая меня обличала, обвинили в содействии терроризму, и она убежала за рубеж! – Грабовой возбужденно помотал головой.
Мне показалось, что сегодняшний вечер, растянувшийся до трёх ночи, на этом месте пора закрывать. Сокамерник или был уже не в себе, или исполнял невменяемость, хотя последнее я сумел бы прочитать по глазам, моторике и манере речи, которая довольно естественно раздражала сумбурностью, невнятностью, отсутствием логики в построении предложений. Речь его была похожа на монотонное мычание с проглатываньем слов и паразитными наслоениями. Грабовой был лишен какой-либо харизмы, убедительности, ораторских задатков, идейного запаса. Но с выводами я решил не спешить, разбираться в разрекламированном кудеснике надо на свежую голову. Пожелали друг другу доброй ночи и разошлись по шконкам.
Умывшись и помолившись, я залез под одеяло. К моему удивлению, Григорий завалился на шконку, не раздеваясь, натянув на глаза капюшон, просунув сквозь планки торца кровати ноги, запечатанные в дырявые носки. Накануне у нас закончились пластины к фумигатору, поэтому прежде, чем заснуть, пришлось с полчаса отгонять комаров вручную.
* * *
На следующий день я проснулся поздно, около десяти, перед самой проверкой. Андрей и Костя разъехались по судам. Грабовой бессмысленно бродил по хате.
- Доброе утро, Григорий, - я уселся на шконку, с грустью сознавая, что утреннюю зарядку безнадежно проспал.
- Ээээ, - протянулось в ответ. - Просто я сейчас молюсь.
- В смысле? – мне показалось, что я чего-то недорасслышал.
- Я читаю Лавсаик и мне нельзя отвлекаться на посторонние вопросы.
- А если ты все-таки отвлечешься?
- Тогда придется начинать все заново.
- И долго ты собрался читать?
- Дня три.
- То есть ты хочешь сказать, чтоб три дня тебя не беспокоили.
- Тогда придется начинать все заново, - не моргнув глазом разъяснил Грабовой.
Подобная наивность, граничащая с хамством, показалась забавной. Однако форсировать события посчитал не разумным. Для начала надо проверить, насколько хватит волшебнику обета молчания. Обет он нарушил минут через двадцать, когда нас завели в прогулочный дворик. Григорий неожиданно включился сам, принявшись жаловаться на беспредел судебной системы.
- Что теперь с молитвой будешь делать? – пожалел я даром пропавшее молитвенное бдение кудесника.
- Заново начну, - явно наигранно вздохнул Грабовой.
- Кто же тебя угрел, Гриша? – я постарался опередить начало нового молитвенного транса.
- Ты имеешь ввиду, кто посадил? – интеллигентно уточнил Григорий.
- Именно.
- У меня зарегистрированы разделы учения в ЮНЕСКО, и последний раздел посвящен политике. Честно говоря, я не хотел с этим связываться. Я все время занимался АЭС. Представляешь, без моего ведома год собирали подписи за выдвижение меня в президенты.
- Как это?
- Ну, значит, пришли с Питера люди и сказали, что народ Вас выдвигает в президенты. Я говорю, это же криминал, тюрьма. Но поскольку я получил российское гражданство только в двухтысячном году, мне по закону не хватало двух лет до выдвижения, поэтому я решил, что массовых арестов не будет. Я сказал, что не хочу, понял, что это тюрьма, а мне эти люди говорят: «Как это? Вы распространяете такое учение, такие удивительные результаты, и отказываетесь идти в политику. Значит, вы лицемерите». Пришлось идти, хотя я с самого начала знал, что посадят.
- А как ты хотел? Политика требует жертв.
- Настоящая политическая деятельность – это как сенатор от Обамы. Комфорт, безопасность и трехразовое питание. Политика должна быть безопасной, у нас это еще в программе написано.
- В программе вашей секты?
- Нет, - спокойно поправил меня Грабовой. – Партии. Правда ее не зарегистрировали, и она называется хартия «Другг».
- Имени себя бывают только секты, а не политические партии.
- «Другг» расшифровывается не как «Григорий Грабовой», а как «Друг государства».
- Ты это когда придумал? - рассмеялся я, не в силах более сдерживаться. – Хотя, Григорий, если серьезно, тюрьма тебе только в плюс. Общенародная популярность, бесплатная реклама, сумасшедшие рейтинги. А «Грабовой» - это уже бренд. Теперь хочешь – в президенты избирайся, хочешь – водку разливай. Прикинь, по запотевшему хрусталю надпись золотом «заряжено Грабовым». Можно рассмотреть и бюджетные варианты. Линейка фармацевтики от Грабового. Тут тебе и от ожирения, и от облысения, и от импотенции. Опять-таки от наркомании и алкоголизма. Здорово! В ларьке - водка, в аптеке - снадобье. Как сказал Парацельс, лечи подобное подобным.
- У нас нет понятия «рейтинг», - возразил Грабовой. – Наш президент говорит: это преемник и это преемник. Вот и все рейтинги. И я не считаю, что моя фамилия – это бренд.
- Это почему?
- Она запятнана.
- И что? Главное, что все знают. Чем хуже тампонов или туалетной бумаги. Помнишь, был такой Герман Стерлигов, основатель биржи «Алиса». Так он себе вообще имя на гробах лепил. До сих пор в голове сидит: «Вы поместитесь в нашем гробике без диет и аэробики». Не дооцениваешь, Гриша, ты свои возможности.
- Я по-любому хочу отмыть свое честное имя.
- Забудь, не реально. В нашей стране лучше быть популярным гадом, чем реабилитированным мошенником.
- Для меня все равно самое главное – отмыть свое честное имя.
- Григорий, а ты конкретно знаешь, кто тебя закрыл?
- Я вот сейчас думаю. В принципе меня мог посадить мой издатель. Он все время бесплатно печатал наши книги. А когда у нас стало трудно с финансированием, понадобились деньги на партию, мы к нему пришли и сказали, чтобы он нам платил. Может, он и организовал это дело…
- Выяснил бы, если это тебя так интересует.
- Меня сейчас, кроме выйти, больше ничего не интересует.
- Хотелось бы еще понять, куда выходить, - профилософствовал я, все сильнее разочаровываясь в паранормальности нового сокамерника.
- А что понимать! - взвизгнул вдруг сосед, словно оскорбившись моей недалёкостью. – Вышел, в любую страну свалил и все!
- Так уж и в любую!
- Я хочу уехать в Америку. Меня туда звали преподавать. Условия хорошие. Можно в кредит взять дом в Бостоне или в Майями. Через два года он уже в собственности. – Грабовой сокрушенно вздохнул. – Я здесь не останусь!
- Гриша, это уже невозможно, - изрек я замогильным голосом.
- Почему? – глаза Грабового испуганно метнулись в мою сторону.
- Ты принадлежишь народу! А как же партия, сторонники, казаки? Твое бегство равносильно предательству. Как сказал один сбитый летчик, ты в ответе за тех, кого приручил.
На этом пафосном аккорде и к радости Григория нас вывели из дворика. По возвращении в хату разговор продолжился в новом ключе.
- Слушай, Григорий, - решился я раскрыть карты. – Я сейчас книгу пишу. Тюремные байки, беседы, интервью… Ведь что получается: информации по тебе много разной, но в основном она негативная. Вот тебе возможность, как ты говоришь, очистить свое честное имя. Давай красиво оформим наш разговор, подберем вопросы, разберемся, что у тебя не секта, а партия, не мошенничество, а научная деятельность, и выясним, кто и за что снял тебя с пробега…
- Нет! – испуганно и категорично оборвал меня Грабовой. - Здесь нельзя о таких вещах разговаривать.
- Это почему?
- Ну, во-первых, это, того, может попасть в руки ментов, - замельтешил волшебник.
- Если даже и так, то где ты рискуешь?
- Да нет. Это не надово делать, – растерялся Грабовой. – Обо мне вообще ничего не надо писать.
«Держи карман шире, - подумалось мне. – О тебе-то и не писать. Хе-хе».
Принесли почту и газеты. С десяток писем и все Грабовому. Прессу Григорий не выписывал и не читал. Из копны корреспонденции кудесник выбрал письма жены, остальные, не читая, засунул в специально приспособленный под бумаги баул. Вскорости Гришу забрали к адвокату. Вернулся он часов через шесть в приподнятом задорном настроении.
- Представляешь, мне сейчас адвокат сказал, что у меня число сторонников увеличилось на семь тысяч, - прямо с порога поведал Грабовой.
- За месяц? – недоверчиво переспросил я.
- Нет. За неделю.
- А сколько всего у тебя народу?
- У меня восемьсот тысяч сторонников. У нас же партийные отделения в семидесяти двух регионах.
- И кто вас так сладко финансирует?
- Никто. Денег у нас нет. Люди сами участвуют.
- Чем участвуют? Баблом, квартирой, тачкой, дачкой? Ты сказки-то не рассказывай. Офисы, транспорт, съезды – на что?
- Это все добровольцы делают. Офисы свои дают, машины. На съезды все сами ездят.
- Ну-ну.
- Какой же все-таки в России беспредел творится, - Григорий сменил тему. – Я вот уже здесь на «Матроске» сидел с Арчилом, забыл его фамилию, он только человека подвез, и его посадили.
- Что предлагаешь?
- Я считаю, что надо поступить так, как сделал великий Туркменбаши Сапармурат Ниязов. Он всех отпустил. Кстати, Керимов тоже девяносто процентов всех отпускает.
В это время по РТР стали показывать предварительные результаты голосования в историческом рейтинге «Имя России», в пятерку лидеров вошёл «отец народов».
- Как это Сталин вошел в популярные?! – возмутился Григорий. – Это, наверное, фээсбэшники чего-то там подделали.
- А ты бы за кого голосовал?
- Ну, за поэта какого-нибудь, Пушкина, например. Я считаю, за политика не стоит голосовать. Вот в Антверпене нет даже ни одного памятника политику. Вот это правильная философия народа. Это я поддерживаю.
Скоро прибыли с судов Братчиков и Латушкин, довольные возвращению «домой», заряженные приветами и тюремными новостями.
- Чудеса были? – серьезно спросил меня Латушкин, морща нос от ароматов, разивших с верхних нар.
- Ты меня имеешь в виду? – встрял в разговор Грабовой.
- Вас, Григорий. Вы у нас здесь один чудесник.
- Я не по этой части, - заскромничал сокамерник. – Я наукой занимаюсь.
* * *
…Спецблок «Матросской тишины» выгодно отличается от 99/1 приличным ларьком и местным грилем, который снабжает зеков жареными цыплятами по 183 рубля за тушку. Другие источники получения натурального мяса отсутствуют. Говяжий паек, который обычно идет приложением к баланде, кусочком граммов в семьдесят, с началом грузинско-российского конфликта появлялся в меню все реже и реже, и то преимущественно жилистыми ошметками неестественно черного цвета. Чтобы ощутить вкус говядины, приходилось ждать, пока за неделю накопится ошметков восемь, положенных на всю хату, а затем, промыв их в кипятке от грязи и пальцев баландеров, накрошить по волокнам в мелкую нарезку из помидоров и огурцов. Блюдо это носило гордое имя «осетинского салата», ставшего в нашей хате традиционным еженедельным лакомством. Сегодня к ужину подали именно его. Братчиков тут же принялся ностальгировать по Эквадору, банановым плантациям, знойным аборигенкам и лоховатым аборигенам. Его чемоданные настроения поддержал Грабовой.
- Я поеду в Америку, - поделился Григорий.
- Тебе нельзя из страны уезжать, - мрачно запретил Костя.
- Почему? – насупился кудесник.
- Ты же в Лефортово сидел, значит, крепит тебя ФСБ по политике или шпионажу.
- Почему так думаешь? – напрягся Грабовой, не уловив иронии.
- На «девятке» и в Лефортово сидят или маньяки и убийцы, как мы, или политические. Если свалишь за границу, тебя отравят как Литвиненко.
- И станет товарищ Луговой дважды Героем России, - похоронно подытожил я.
- Не-е-е. Это ерунда, - запротестовал Грабовой. – Я им не нужен буду. Тем более в Америке они вряд ли будут что-то делать. Кстати, вам тоже надо в Америку стремиться.
- Гриша, с твоей отсидкой и сроком тебе не в Америку, тебе к воровскому надо стремиться. Тем более, какая может быть Америка, когда сам же говорил, что мы ее в течение трех лет бомбить начнем.
Грабовой промолчал, решительно сосредоточившись на кишкоблудстве.
Время волшебник коротал весьма странно. Целый день лежал на шконке, не выпуская из рук небольшой бордовый молитвослов. Одним глазом отрешенно смотрел в корешок разворота книжицы, страницы которой, если и переворачивал, то очень редко, другим – украдкой посматривал телевизор, не прерываясь ни на рекламу, ни на чернуху с порнухой. Судя по всему, Грабовой считал, что тем самым создает вполне убедительный антураж своему молитвенному бдению. На вопросы Григорий отвечал нехотя, часто прикрываясь фразой: «Я молитву читаю. Мне нельзя отвечать на вопросы».
Ненормальность психики Грабового проявлялась в его лжи. Он врал, как ребенок, неся очевидную несуразицу, которая сочинялась на ходу, путался в показаниях и грубо противоречил сказанному им только что.
Наше терпение стало иссякать стремительно, и этому способствовала вонючая неряшливость Грабового, привыкнуть к которой оказалось невозможно. Не в накладе оставался лишь Латушкин, которого благодаря мощному сверху спящему источнику мушиных ферамонов, не жрали комары. Единственное чудо, явленное Грабовым, за что уже на второй день нашего совместного каторжанства Григорий Петрович получил погоняло «Фумитокс».
Надо отдать должное волшебнику, его нельзя было упрекнуть в беспамятстве. Вернувшись от очередного адвоката, Фумитокс вспомнил острую тему эмиграции.
- Иван, ты говорил, как я могу уехать из России, оставив здесь своих сторонников?
- Ну, да. А еще Родину и партию, - добавил я.
- Но ведь у меня огромное число сторонников в Америке. Они же ничем не хуже. И там работа ведется гораздо сильнее, чем в России. А здесь нас фактически запретили, многие испугались и ушли. У меня за год сторонников в Америке увеличилось на семьдесят тысяч. Так что я могу смело оставить Россию.
- И в Америке существует партия «Другг»?
- У меня церковь зарегистрирована в Майами, Бостоне и Нью-Йорке.
- Какая церковь? – опешил я.
- Церковь Григория Грабового, - в бесцветном мычании задребезжали высокомерные горделивые нотки.
- Церковь христианская? – недоуменно переспросил я.
- Конечно. Обычная церковь. Христианская.
- Православная?
- Да.
- Подожди. Давай разберемся. Христианская церковь может называться в честь святого, творящего чудеса…
- Правильно. Я когда церковь регистрировал в Америке, то направил результаты по диагностике самолетов, они же удивительны!
- А где ты видел, чтобы именем неканонизированного, да к тому же еще живого называли церковь?!
- Были в истории примеры, - Грабовой натужно улыбнулся. – Например, Сергий Радонежский зарегистрировал свою церковь, Иоанн Кронштадтский тоже зарегистрировал.
- Приплыли! - обалдел я. – Ты вообще знаешь… например, когда произошло Крещение Руси.
- А я и не должен этого знать.
- Кто крестил? В каком хотя бы веке?
- Ээээ. Это специфические знания. Зачем они мне нужны, – забегал глазами кудесник.
- Ты по богословию, по истории религии, да ты, в конце-концов, хоть какую-то православную литературу читал?
- Да, - неуверенно подтвердил Грабовой, резонно предугадывая следующий вопрос.
- И какую же? – я не стал разочаровывать волшебника в ожиданиях.
- Я не помню названия.
- Авторов-то ты должен помнить, - не отставал я.
- Здесь не стоит называть авторов, - промямлил Грабовой.
- Почему?!
- Я не хочу чтобы у них потом из-за меня проблемы возникли.
- У кого?! У Иоанна Златоуста, у Василия Великого, у святых апостолов?! – я не в силах был сдержаться. – У тебя пятки по ночам не жжет, пророк хренов!
- Нет, а почему должно жечь?
- Потому что сожгут тебя, Гриша. И очень возможно, что даже в нашей хате, как в старые добрые времена святой инквизиции.
- Меня не за что. У меня учение основывается на Библии… А при инквизиции, если кто называл одну фразу из Библии, то инквизиция снимала с него все обвинения. Даже Жанну Д’Арк сожгли лишь потому, что она отказалась процитировать что-нибудь из Библии. И вообще я думаю, что нам не надо разговаривать на богословские темы, поскольку они касаются моего уголовного дела. Мы гуляли в Лефортово и беседовали о греческой Церкви, а потом меня вызвали к себе оперативники и заставили подписаться о том, что мы говорили о греческой Церкви.
- Григорий, а Вы каким крестом креститесь? – попытался снять напряженность Латушкин.
- Я сейчас читаю Лавсаик, - залепетал Грабовой. – Не могу отвечать на вопросы, чтобы заново не начинать…
- Значит, на пожрать ты отвечать можешь? А на все остальное – нет. Гриша, ну, ты совсем обнаглел! - воскликнул я.
- На бытовые вопросы я могу отвлекаться, на религиозные – нельзя.
- Где это написано?
- Везде.
- Где – везде?! Ты же, чертила, не читал ничего, кроме своего узбекского паспорта, - нервишки стали сдавать, и я не мог ничего с этим поделать. – Если ты молишься, почему лоб не крестишь?
- Потому что я сейчас читаю Лавсаик в образовательных, а не в практических целях, - голос кудесника слегка дрогнул.
- Григорий, - упреждая меня, влез Латушкин. - А вот если бы Вы оказались в общей хате, где тридцать человек, и каждый может подойти и о чем-нибудь да поинтересоваться…
- И что, каждому надо отвечать? – развел руками Фумитокс.
- Ты совсем не соображаешь? Если у тебя интересуется порядочный арестант, ты обязан ему уделить внимание.
- На общем я, конечно, не читал бы Лавсаик, там люди сидят другого уровня. А здесь-то люди интеллигентные, понимают…
- Значит, ты людей на уровни делишь? Значит, ты мусорам готов отвечать, а сидельцам – нет? Вперся ты, Гриша, со своим фуфлом дешевым! Здесь тебе не гостиница «Космос», где ты лохов путал.
- Иван, ты абсолютно прав, - после небольшого замешательства выдал Грабовой. – Я здесь не буду читать Лавсаик.
- Отчего же, Григорий, - улыбнулся Латушкин. - Езжайте в карцер и в гордом одиночестве молитесь.
- Нет уж, - гнусным смехом прокашлял Грабовой. - Я лучше здесь курочку буду есть…
- Вот ты способный, Гриша, но все равно сожгут. Кстати, если вдруг к Зуеву заедешь, узнаешь по бороде, сразу ломись из хаты.
- Почему?
- Васильич как услышит, кто ты такой, сразу костерок тебе и разложит.
- А кто это? – Грабового перекосило.
- Контрабандист лютый, из староверов. С теми еще инквизиторскими замашками – старорежимными пережитками. Непримиримый враг всякой ереси.
- Да, нет! Зачем ему меня сжигать?!
- Да, да! Гриша! Да, да! Во, подельник его, - кивнул я на Латушкина. - Не даст соврать.
- Для начала предаст тебя очищающей пытке, а затем кремации, - сурово подтвердил тот.
Закинув руки за спину, Фумитокс стал нервно ходить по хате.
- Иван, в Лефортово нет всяких понятий, разных правил. Расскажи, как, что положено в тюрьме? А то я же не знаю, - Фумитокс подкожным маневром приземлился напротив меня.
- Во-первых, не быть чертом! Регулярно мыться и стираться, чтобы от тебя хотя бы не воняло. Во-вторых, начни с во-первых, а дальше по ходу подскажем.
Остаток дня Грабовой посвятил банно-прачечным процедурам. Дальняк на четыре часа оказался недоступен. Запаха человеческих выделений поубавилось, но они не пропали: на постельное белье сил волшебника не хватило.
* * *
Григория грели сытно, но дешево. Тридцатикилограммовый лимит передачи выбирался салом, ядовито-розовой карамелью, прогорклым печеньем и деревянными пряниками. Дачка, вываленная на пустующую шконку, обычно смахивала на витрину сельпо. Посылками с новыми вещами, кухонной утварью и книгами волшебника не баловали. Зато каждый день заходили продукты из ларька, оплаченные разными лицами. Однако и здесь ассортимент заказов не отличался разнообразием: запарики, булки, масло, яблоки. Очевидно, что это были личные жертвы адептов, верных своему опальному гуру. Зато адвокаты кудесника оплачивались щедро. Терпеть посменно от четырех до шести часов в день Григория Петровича Грабового могло быть только высокооплачиваемым занятием, и обходилось заказчику по скромным расценкам в пять тысяч долларов. Хотя помимо юридической помощи волшебнику явно требовалась медицинская.
- Иван, хочу выразить тебе благодарность, - объявил Григорий после очередного свидания с защитником.
- В честь чего?
- Представляешь, моя служба безопасности даже не рассматривала такую угрозу.
- Какую? – столь неподдельная благодарность Грабового меня заинтриговала.
- То, что есть реально люди, которые могут захотеть меня сжечь. А мы даже не прорабатывали это направление.
- Видишь, все-то тебе надо подсказывать. И какие меры принял?
- Сделал выговор и дал задание обеспечить безопасность в этом аспекте. Кстати, служба безопасности у меня работает качественно. Однажды даже со всех сотрудников секретариата в офис партии собрали на анализ волосы и ногти на предмет отравления.
- Это, случайно, не в 2006-м году было, осенью?
- Да, откуда знаешь? – подозрительно покосился на меня волшебник.
- В ноябре Литвиненко уморили. Наверное, решили подстраховаться.
- Григорий, и во сколько обходилась ваша безопасность? – поинтересовался Латушкин.
- Бесплатно. У нас не было денег. Все делали добровольцы. В партию вступили два директора ЧОПов, и они давали своих сотрудников.
- Слышь, Гриша, я что-то не понимаю. У тебя тьма-тьмущая сторонников, казаки за тебя горой, греют тебя как всю «Матросскую тишину», адвокатов нанимают, а ты только спишь и видишь, как выйти и тут же сквозануть на Запад. Выходит, что они верят в тебя, надеются на свое лоховское счастье, олицетворением которого ты станешь на свободе, а ты для себя уже решил их тупо прошвырнуть? Черная неблагодарность и изощренный цинизм…
- Если человек к сорока годам не становится циником, он становится идиотом, - подмигнул мне Братчиков.
- Я не собираюсь никого кидать, - обидчиво насупился Грабовой.
- Тогда объясни мотивацию всей этой добровольной помощи тебе?
- У меня в приговоре значатся «неустановленные лица», поэтому под угрозой уголовного преследования находятся фактически все члены моей партии.
- То есть мотив помогать тебе – это страх самому попасть под раздачу?
- Конечно, - облегченно перевел дух Фумитокс с плохо скрываемым раздражением от моей недогадливости…
Шли дни… Грабовой продолжал чудить.
8 сентября Андрюха-режимник привел к нам баландера менять сгоревший галоген. Открыв тормоза, капитан вошел первым, за ним грузной медвежатиной протиснулся в дверь здоровенный зэка в черной робе, форменной кепке с бейджиком на груди.
- Почему дежурный не докладывает? – усмехнулся вертухай, покосившись на верхнюю шконку, где лежал Грабовой, козливший в этот день по хате.
Фумитокс, заурчав, словно испуганная обезьяна, стал медленно и опасливо спускаться с пальмы. Когда достиг земли, докладывать было уже некому. Растерянно помотав взъерошенной башкой по сторонам, Грабовой заметил:
- Он мне уже второе замечание делает, пока я здесь сижу.
- А первое за что? – поинтересовался Латушкин.
- За то, что руку в кармане держал, когда нас гулять выводили. Это, наверное, фээсбэшник.
- С чего ты взял?
- Похож, и очень странно на меня смотрит. Надо за ним ЧОП пустить, пусть пробьют! - Григорий решительно прищурил правый глаз.
- Что пробьют? Голову?
- Нет. У меня в учении запрещено бить и вред здоровью наносить, - серьезно пояснил Грабовой. – Пробить я хочу, где он на самом деле работает.
- А в твоем учении разрешено, чтобы били тебя, гуманоид хренов?..
- Григорий, ты с Вангой встречался? – перебил меня Латушкин.
- Да, - обрадовался волшебник поводу не возвращаться к теме своего учения. – Меня к ней пригласило болгарское телевидение. Ванга, кстати, ошиблась, сказав мне, чтобы в России работал. Не послушал бы ее, не сидел сейчас в тюрьме.
- Ельцинского чародея Рогозина знал?
- Нет. Только слышал. У нас разные направления деятельности. Я же занимался в основном безопасностью АЭС и антитерроризмом. В том же Беслане предотвратили терракт, который должны были осуществить через год после захвата школы.
- Каким образом предотвратили?
- Обнаружили машину, груженую взрывчаткой.
- Ты же утверждал, что в Беслане не был? – зацепил я Грабового.
- Для этого мы использовали специальное запатентованное оборудование. Мои добровольцы обклеили в Беслане все дома и столбы, а также столбы на всех дорогах, ведущих в город, специальными наклейками с микрочипами и индивидуальными номерами. Мой человек дистанционно входил в молитвенное видение и называл номер наклейки и сопрягающуюся с ней угрозу, в данном случае это была машина со взрывчаткой.
- Допустим, находясь в Москве, он видит машину, которая проходит мимо датчика, но пока он успеет сообщить кому надо, машина уйдет уже черт знает куда.., - было интересно поймать Грабового на противоречиях его откровенного бреда, разящего шизофренией.
- Молитвенное видение позволяет предвидеть события за пять-шесть суток, - выкрутился Фумитокс.
- Слышь, о какой молитве ты вообще можешь говорить, когда на тебе даже креста нет.
- Аааа… Эта… В Лефортово забрали крестик, - соврал Грабовой.
- Ты здесь уже два месяца сидишь…
- Что-то адвокаты не несут. Спасибо, Иван, что напомнил.
- Судьбу благодари! Кстати, я так ни разу не увидел, чтобы ты лоб перекрестил.
- Креститься можно только в церкви или в случае крайней необходимости.
- Слышь, ты, демонюга, это тоже в учении твоем написано?
- Нет, это мне один священник сказал.
- Из Майами или из Бостона?
- В Грузии когда я был, до конфликта. В девяносто четвертом году…
* * *
Гулять водили в первую смену, в половине одиннадцатого. Осень вступила в права. Небо тянется черненым серебром, воздух грубо и бесцеремонно корябает кожу морозной щетиной, хотя на дворе не меньше семи градусов. Во дворик выходим вчетвером. Закутанный в одежды Грабовой, остальные в футболках и шортах. Голод – лучший повар, холод – лучший тренер. Огибая друг друга с мозайчатой точностью, мы, чтобы согреться, начинаем пробежку, интенсивность которой определяется морозостойкостью каждого.
Из соседнего дворика доносится художественный свист под музыку к «Джентельменам удачи», талантливо и чисто, без шипения и фальши.
- Соседи! – после очередного проигрыша раздается за стеной.
- Говори! – отзываюсь я.
Прогулка на «шестёрке» похожа на интернет-форум: зашел, обозначился, влился в общую беседу, разносящуюся над бетонными колодцами.
- Два восемь, здорово! Как там Гриша поживает? – спрашивает меня Саня Авдеев, значит, неподалеку гуляет камера «один семь».
- Не кашляет. Не хата, а лавка чудес. Вода заряженная никому не нужна? У нас с нее два лысых за неделю обросли, - отзываюсь я.
- Нужна, - откликаются слева. - Меняем ящик «аква-минерале» на бутылку водопроводной заряженной.
- Лучше меняем Грабового на Френкеля, а сверху даем еще мешок запариков, - предлагает Кудрявцев из «один семь», где прописан опальный банкир.
- Чудеса на запарики?! Ха-ха! Даже не обсуждается. У нас сейчас от пачки сигарет телевизор сто каналов принимает. Гриша руками поводил, поплевал, и работает круче любого спутника, а ты говоришь Френкеля…
- Гриша телефонную связь наладил через лейку душа и выделенку через парашу, - продолжает хвастаться Братчиков. – Может и вас за тушенку телефонировать.
- Костя, зачем ты такое говоришь, - вполголоса бормочет Грабовой. – Менты могут услышать и психологический контроль установить.
- Кстати, порчу снять-наслать, проклянуть кого, отворот-приворот, стопроцентный результат, гарантия! Обращайтесь! – несется с нашего дворика.
- Кого привораживать-то? – звенят смехом соседи.
- Например, судью или прокурора.
- Эти пидоры и так к нам неравнодушны.
- Зря вы такое говорите, - продолжает бормотать Григорий, глупо улыбаясь. - Назначат психологический контроль.
- Гриша, не гони, - отмахиваюсь я. – Достал ты со своим психологическим контролем. Мы тебя пиарим вовсю, а ты недоволен.
- Наиграетесь, нам отдайте. Только аппарат не сломайте, - кричит Авдеев.
- Какой аппарат? - шепчет бледный Грабовой с намеком на возмущение.
- Вестибулярный, - поясняю я.
- Кстати, Вань, я тебе говорил, что знаком с братом твоего терпилы? – это уже меня спрашивает Костя.
- С Игорем?
- Да.
- Как впечатление?
- Умница, блестящий ученый, бессребреник, ездит на лохматой «девятке». Наука, семья, дети… Наш, питерский…
- Как у них с братом?
- Более мерзкого отклика о Толике, чем из уст родного брата, я не слышал. Игорь говорит, ему стыдно носить одну фамилию с родственником. Толя обаятелен, талантлив, но подонок конченый, причем я даже не беру его профессиональную деятельность – сплошные 159-е по четвертой. Он подонок прежде всего с родителями и родственниками. Даже не представляешь, что мне Игорь рассказал… Кроме него самого, больше никого не существует. Кстати, на одном приеме я пересекся с Анатолием Борисовичем, сдуру ляпнул, что знаком с его старшим братом. На этой теплой ноте наше мимолетное знакомство тут же и кончилось. Но по схемам распила государственного бабла равных ему нет. Причем, если что: «Ребята, я же не для себя, для всех стараюсь. Поровну. А, не поровну?! Ну, так это аппарат наелся!».
* * *
Первого октября из суда Братчикова вернули рано, осталось дождаться Латушкина и можно садиться ужинать. Вскоре лязгнул засов, но вместо крепко сбитого, словно кусок сырой глины, Андрюхи на пороге появился скрученный матрас, скрывавший за собой арестанта, от которого видать было лишь тонкие ручонки, крепко вцепившиеся в полосатую ношу. Рассмотреть нашего нового сокамерника удалось лишь после того, как он избавился от матраса, вогрузив его на шконку и облегченно вздохнув. Маленький тщедушный парнишка с незамысловатой хитрецой в глазах, больших и непрестанно моргающих, скрывал выражение нервов за разогнутой защитной улыбкой плотно сжатых губ. Короткая пропорциональная фигура непропорционально выпирала угловатостью суставов и мышц – тело, недоразвившееся спортом то ли от плохого питания, то ли от плохой генетики. На вид ему трудно дать больше пятнадцати. Однако во взгляде, не обремененном глубокими раздумьями, отражалась завершенная тюремная адаптация: немало сидел, немало видел. Страх давно разменял на смирение, боль на привычку. Его большая голова с короткими жесткими волосами заметно косила на правый бок, будучи тяжелым бременем для жилистой, но слишком тонкой шеи. В багаже у парня числился один пакет с вещами. Из еды - ничего.
- Здорово! – вновь прибывший прищурился, протянул руку. – Роман.
- Привет, Рома. – первым откликнулся Костя. – Откуда?
- С один семь.
- Скинхед? – спросил я, хотя можно было и не спрашивать.
- Ага. Я сегодня пока в суде был, к нам жулика закинули. А меня когда привезли, вертухаи сразу сказали, чтобы я вещи из хаты забирал. Они даже тормоза не закрывали, ждали пока я соберусь. Я быстро матрас схватил, пакет и вот, к вам… - затарабанил парнишка.
- В чем обвиняют-то?
- Семнадцать убийств, восемь покушений, ну и там по мелочи: пять сто шестьдесят первых (ст.161 УК - грабеж - ред.), - парень дежурно оглашал подвиги, кидая взгляды в сторону холодильника.
- Сколько-сколько ты говоришь у тебя сто пятых? - мне показалось, что я ослышался, хотя лицо Братчикова вытянулось не меньше моего.
- Семнадцать, - вздохнул скинхед, почесав затылок, и добавил: - групповых.
- Резали?
- Резали.
- Дело-то должно быть громким, - размышлял я, пытаясь сопоставить увиденное с услышанным.
- Рыно-Скачевский. Я с ними иду. Слышали, наверное?
- Давай с дороги чайку, покушать чего. – Костя пропустил скинхеда за стол. – Кстати, познакомься. Григорий Петрович – маг и волшебник. Узнал?
- Ага, - Рома застенчиво кивнул, обхватывая клешню Фумитокса двумя руками, заискивающе с мистическим трепетом заглянул в глаза мошеннику.
- Григорий Петрович – смотрящий за хатой, - пояснил я.
- Веди себя осторожно, - со своей стороны предупредил Костя. – А то, коли чего, превратит тебя в лягушку.
- Хе-хе, - натужно закашлял Грабовой. – Я этого не делаю. Лучше так не шутить, а то установят психологический контроль.
- Достал ты, Гриша, своим контролем, - прорычал я.
- Это очень реально, - загундосил Фумитокс. – У меня один из адвокатов - психиатр. Потом юридический закончил и стал адвокатом. Он смотрит, чтобы мне психологический контроль не назначили.
- Наоборот, признают за идиота, съедешь на дурку, а там до воли рукой подать.
- Мне ни в коем случае нельзя этого допустить! – запротестовал Грабовой.
- Почему?
- Меня тогда к АЭС не допустят, и я не смогу обеспечивать их безопасность.
- Ха-ха. А так тебя допустят!?
- Конечно. Мне в тюрьму скоро компьютер передадут, смогу расчеты выполнять.
- А софт тебе специальный не нужен?
- Нет. Я расчеты могу проводить в любой системной оболочке.
Рома, разинув рот, внимал Грабовому, а тот меж тем, зачем-то сняв с общей вешалки свое черное пыльное пальто, повесил его за шконку, аккурат над подушкой Латушкина.
- Что ты делаешь, Гриша?
- Риск надо минимизировать, я считаю, - пробурчал Грабовой.
Что имел в виду под сей загадочной фразой наш кудесник, выяснилось лишь на следующий день, когда наглотавшийся за ночь пыли Латушкин в отсутствии соседа решил перевесить обратно чужое пальтишко. Каково же было наше удивление, когда под длинным замызганным драпом оказалась стриженная норка, правда, слегка поистертая и побитая молью.
- Никакого вам, скинхедам, доверия, - рассмеялся я. – Похоже, Рома, крысу в тебе Гриша увидел.
Парнишка затаил обиду и вскоре воздал волшебнику за оскорбление. Быстро оценив ситуацию, Рома сменил суеверное почитание на хамство, перейдя с «Григория Петровича» на «Гришу», а то и попросту называл целителя «Гыр-гыром». Попала собаке блоха на зуб!
- Гриша, а Гриша, – как-то раз обратился скинхед к Грабовому. – Прикинь, у меня адвокатесса - твоя поклонница, даже, как ее, эта, обэп.
- Адепт, - поправил Латушкин.
- Во-во, адепт. Она самая. Как узнала, что мы вместе сидим, стала рассказывать, что благодаря тебе сестра ее от рака вылечилась, муж бухать бросил. Короче, обожает она тебя и говорит, что ты святой.
- Ну, это… - Гриша почесал пузо, соображая как лучше среагировать. – Я считаю, что она не может делать такие выводы.
- Да мне пофиг, какие она выводы делает. Просто она очень хочет, чтобы ты ей подарил клок… нет, клокон…
- Локон, - подсказал Костя.
- Во-во, локон своих волос. Гриш, ты настреги децл, я ей снесу.
- Как это?! Так нельзя! - впал в оторопь волшебник.
- Да, ладно тебе. Не жмись! Жалко что-ли? Дай волосёнков-то! А моя баба-адвокат за это будет меня защищать бесплатно… Наверное.
- Не-не. Это исключено, - неуверенно выдавил из себя волшебник. – Волосы нельзя раздавать.
- Слышь, Гриша, - вмешиваюсь я в диалог. – На молодом, сам слышал, больше дюжины трупов числится. Как бы за отказ он ночью вместе с зачуханными патлами башку тебе не отрезал. Ведь могешь, Роман? – подмигнул я скинхеду.
- Не-а, - смутился парнишка. – Я же по-братски прошу. Думаю, Гриша согласится. Да, Гриш?
- Нет. Нельзя волосы давать людям, которых даже не знаешь, - промямлил Грабовой, изображая поглощенность документами.
- Я, конечно, могу ей свои, как твои впарить, но у меня такие, как у тебя на голове, только на ж.., а даме с такого места как-то не интеллигентно…
* * *
Как-то вечером из суда вернулся Костя Братчиков. Он сразу перешел к изложению тюремных новостей.
- Половинкин на кичу уехал на десять суток.
- За что?
- Ни за что. У него при шмоне потребовали отдать зажигалку, так он ее об пол разбил. Я его утром на сборке встречаю, злой, глаз подбит.
- Мусора подмолодили?
- Ага. В Мосгоре. Там вчера такие крики стояли. Судья удалила Френкеля до оглашения вердикта, ну, и пацаны тоже отказались подниматься в зал. Местная конвойка отказалась применять силу, подтянули семерых ментов с Петровки, все не ниже капитана во главе с полковником. Сначала полкан зашел в бокс к Половинкину: «Сам пойдешь?». Тот в отказ. «Тогда п… тебе». Дальше Половинкин рассказывает: «Я до пояса разделся, чтобы суки за одежду не скрутили, стакан узкий – с тылу не обойдешь, можно бодаться. Били профессионально, аккуратно, но очень больно. Опустили почки, отбили яйца, несколько раз роняли на ступеньки, когда тащили на третий этаж… Глаз подбили случайно ботинком, когда месили на полу в подвале. Затаскивают, значит, полуголого в зал, закидывают в аквариум. В этот момент из совещательной комнаты высовывается присяжная, узнать, что за шум. Майор с криком «Закрой дверь, сука» бросается ей навстречу… Надо было маслом растительным обмазаться. Хрен бы они меня взяли…». Короче, Половинкин по тяжелой, ссытся кровью, но голодный, просил в понедельник колбаски ему захватить.
- Это же полный беспредел! Это нарушение прав человека! - возмутился с верхней шконки Грабовой.
- Мне Харыныч такую историю рассказал! - засверкал глазами Братчиков, не обращая внимания на митинговые заклинания лжепророка.
«Харынычем» Костя ласково называл бывшего сенатора от Калмыкии Левона Чахмахчана, которого закрытым Лефортовским судом за получение взятки окрестили на девять лет колонии, его зятя-подельника – на восемь. В Мосгоре Чахмахчан сидел в одном стакане с Братчиковым, делясь впечатлениями от Лефортовского централа, где Харыныч был прописан. Рассказывал Чахмахчан следующее:
- Сидим мы втроем: я, какой-то коммерсант и какой-то бээсник, шконки одноярусные, голова к голове, чтобы видел вертухай. Днем нас водили в душ. Я днем сплю редко, а тут после бани вернулся распаренный, только прилег и сразу отрубило. Просыпаюсь, гляжу: один сосед спит, а второй – бледный, с осатанелым лицом сидит между нами, повернувшись лицом к тормозам, в руках держит заточку и весь трясется. Я решил, что он меня собрался резать. «Подожди, - говорю ему тихо. – Давай поговорим». А парень только еще крепче сжимает заточку и на спящего третьего косится. «Не надо, - снова говорю ему. - Это минимум еще восемь строгого. Подумай, стоит ли того». «Тогда я ему глаза выколю», - наконец изрек коммерсант. Я вздохнул с облегчением. Разговор пошел, аффект прошел. Слово за слово - выяснилось: пять лет назад парень с женой и сыном вернулись с отдыха из Индии. С собой везли для себя и в подарки шмотки да сувенирку. На нашем таможенном контроле их принимает майор якобы за контрабанду и прямиком в изолятор на Северо-Западе Москвы. Раскидали по камерам, несколько дней прессовали – вымогали бабки. Жена была уже на шестом месяце беременности, прямо в ИВС на второй день случился выкидыш. Жалобы, обращения по инстанциям с требованием наказать беспредельных мусоров, естественно, оказались тщетными. Все ответы и отписки с одной кальки: «в ходе проведенной служебной проверки указанные обстоятельства не нашли фактического подтверждения». Спустя годы парень заехал в Лефортово по экономике и в нашем соседе узнал главного опера, который пять лет назад руководил всей этой зверской экспроприацией… Следующим утром меня забрали в Мосгор. По возвращении, боюсь, что одним ментом станет меньше, или одним инвалидом больше, уж с таким редким нетерпением коммерсант ждал моего отбытия.
- Сериальные страсти! – бесстрастно заметил Латушкин.
- Во-во. Если бы это не Харыныч рассказал, я бы тоже не поверил… Или поверил. В тюрьме всё правда.
Сели ужинать. Трапеза изобилием не баловала. Быстренько нарубили помидорно-огуречный салат, приправили лимонным соком и растительным маслом. Грабовой, шустро справившись со своей долей, почесав затылок и разочарованно окинув взглядом пустой стол, полез в закрома за продолжением. В ход пошла холодная говяжья тушенка с мыльными разводами жира в прикуску с треской в томатном соусе. Эту гастрономическую порнуху воскреситель бесланских детей расщеплял пепси-колой, смачно высасывая ее из пластика. Андрюха неожиданно выключил звук телевизора. Хату оглушило зычное чавканье волшебника. Грабовой замер, огляделся, послушал тишину и продолжил чавкать.
* * *
О подробностях своего дела Грабовой не распространялся, а если его к этому вынуждали, начинал нести такую витиеватую околесицу, от которой всем сразу становилось тошно. Заглянуть в биографию волшебника удалось лишь однажды благодаря безалаберности сотрудников спецчасти, которые выдали нам на руки документы для Грабового в то время, как Гриша был на выезде. Естественно, всю суету тут же в сторону, я с головой погрузился в изучение толстой кипы чужих бумаг - дополнения Грабового к своей кассационной жалобе. Всю фактуру Гриша брал из материалов судебных заседаний, и эта фактура, по мысли волшебника, должна была его оправдать. Ниже приведенные цитаты из этих дополнений завершают образ Григория Петровича Грабового.
«… Родился 14 ноября 1963 г. в поселке Кировский Кировского района Чимкентской области Казахстана, гражданин РФ с высшем образованием, женатый, имеющий на иждивении несовершеннолетнего ребенка, в момент задержания работавший директором по системной информатике ООО «Геовояжер»… Основные положения политической партии «ДРУГГ» опубликованы в «Российской газете» за 03.05.2006.… Награжден медалью «За верность авиации».
… Адвокат Токарев: «Все эти документы (устав «ДРУГГ», образовательные программы, разработанные Григорием Грабовым, документы, касающиеся регистрации церкви Григория Грабового в США, дипломы, грамоты) подтверждают, что человек, содержащийся под стражей по данному делу, является не обычным гражданином, а имеет заслуги перед отечеством и государством, в силу чего он не должен нести на себе такое отношение суда и государственных обвинителей…»
Свидетель Балакирев: «Грабовой Г.П. мне знаком, мы познакомились с ним в октябре 1991 года по работе в кабинете начальника Рафикова. Я являлся тогда ведущим пилотом-инструктором по безопасности полетов узбекской гражданской авиации. Грабового Г.П. мне представили как человека с экстрасенсорными способностями, который может помочь в расследовании авиапроисшествий… Мы с Григорием Петровичем выходили на летное поле, осматривали самолеты большой вместимости. Григорий Петрович производил диагностику с расстояния метров 20-25, выдавал рекомендации, инженеры проверяли, после чего составлялся соответствующий протокол прогноза. Если он выявлял неисправность, они устранялись после проверки прогноза с помощью специальной аппаратуры. … Грабовой мог диагностировать по фотографиям самолета, по номеру самолета, по отдельным частям, по схеме. Грабовой смотрел на них и давал рекомендации. Он говорил, что все в порядке, либо указывал на наличие дефекта. Каких-либо дополнительных данных для осуществления диагностики или для определения причин аварии самолета ему не требовалось, я мог просто позвонить ему в Москву, задать вопрос: «Почему упал самолет?» и получить ответ».
Из приговора: «Согласно преступному замыслу, граждане, подвергнутые психологическому воздействию Учения Григория Грабового и желающие воскресить умершего человека, излечить себя и других лиц от тяжкого заболевания, должны были внести на расчетные счета ПБОЮЛ «Калашников А.В.», ПБОЮЛ «Калашникова Н.В.», ПБОЮЛ «Бабицкий К.Э.» или передать наличными сотрудникам указанных организаций денежные средства, после чего получали пропуск на авторский семинар с Грабовым Г.П., где последний в ходе личной встречи заявлял о воскрешении умершего человека и о возможности излечения от тяжкого заболевания»…
Из протоколов судебных слушаний: «8 августа 2005 года примерно в 16 часов 18 минут Мартюченко Н.А. внесла на расчетный счет ПБОЮЛ «Бабицкий К.Э.» в люблинском отделении Сбербанка денежные средства в размере 39 тысяч 100 рублей за организацию авторского семинара с Грабовым, будучи введенной в заблуждение неустановленными лицами указанной группы о проведении в ходе семинара Грабового Г.П. процедуры лечения ее дочери Лужецкой Е.Г… Грабовой Г.П., действуя согласно отведенной ему в организованной группе роли, имея умысел на хищение чужого имущества, 9 августа 2005 года примерно в два часа находился в помещении гостиница «Звездная», где в ходе личной встречи в ответ на просьбу Мартюченко Н.А. и ее дочери Лужецкой Е.Г. об излечении Лужецкой Е.Г. от имеющегося у нее заболевания, заверил их в благоприятном исходе относительно причины обращения. Седьмого ноября Лужецкая Е.Г. скончалась».
«19 сентября 2005 года в период времени с 12-14 Ворсобин В.В. внес на расчетный счет ПБОЮЛ «Бабицкий К.Э.» в люблинском отделении Сбербанка денежные средства в размере 39 тысяч 100 рублей за организацию авторского семинара с Грабовым Г.П. в целях проверки информации о возможности воскрешении умерших граждан Грабовым Г.П., взял на семинар изготовленную с помощью компьютера фотографию несуществующего мужчины… Грабовой мельком посмотрев на представленную ему фотографию, сообщил, что все уже хорошо, что человек уже воскрешен, и посоветовал читать его, Грабового, книги, посещать лекции и работать по числовым кодам на встречу с воскрешенными. Так же отвечая на его, Ворсобина В.В., вопросы, Грабовой Г.П. сообщил, что воскрешенный родственник находится южнее Петербурга. Воскресили его два человека: один маленького роста, другой – длинный. Кроме этого Грабовой Г.П. рассказал, что действительно является Богом, о чем узнал еще в детстве, когда ему об этом рассказали мальчишки. Он все знает и все видит».
Из протоколов судебных слушаний: Подсудимый: «Что касается введения в состояние религиозной веры в мои идеи, то у меня общехристианские идеи… Я никому не рекомендовал воспринимать меня в качестве живого бога. Люди равны и обожествления не происходит. У меня в книгах написано, что нужно делать так, как делает Бог, и тогда человек будет приближаться к познанию Бога. У меня в учении совмещены наука и религия».
Судья: «Вы делали заявление о том, что Вы являетесь Вторым Пришествием Иисуса Христа?».
Подсудимый: «Да, я делал такое заявление, но я являюсь Вторым Пришествием Иисуса Христа по распространению знаний. Люди должны были понять, что я воплощаю знания Иисуса Христа, и Второе Пришествие – это путь каждого христианина. Об этом прямо написано в Библии: первый раз человек встает на путь Второго Пришествия Иисуса Христа при крещении, второй раз – когда его духовное развитие позволяет ему, например, спасать людей».
«Потерпевшая Зубенко Л.Ф. пояснила, что, войдя в кабинет, она рассказывала Грабовому Г.П. о случившейся трагедии, показала ему фотографии погибших сыновей, и спросила, сможет ли он их воскресить. В ответ, посмотрев на фотографии, Грабовой Г.П. ответил, что ее погибшие сыновья уже воскрешены. А после этого сказал дословно следующее: они скоро к вам приедут, у вас будет бурная эмоциональная встреча, и вскоре они уедут работать за границу».
Из протоколов судебных слушаний: Судья: «Вы и Шарипова с какой целью советовали Ефремовой О.А. и Самойловой С.Н. заниматься и учить материал? Для достижения какого конечного результата?».
Свидетель Мухтарова: «Воскрешения».
Судья: «Для воскрешения в каком теле?».
Мухтарова: «В духовном».
Судья: «Воскрешение в духовном теле - это как?».
Мухтарова: «Это придет человек, как ангел, без всякого негатива. Это будет духовная личность».
Судья: «Потрогать эту духовную личность можно будет?».
Мухтарова: «Да, после воскрешения мы не будем такие грешные как сейчас».
… Из приговора: «Грабовым Г.П. совместно с соучастниками была создана система психологического воздействия под общим названием «Учение Григория Грабового», представляющая собой комплекс специальных методик воздействия на психику и поведение человека, ориентированная на группу населения, испытывающих острое социо-психическое неблагополучие в связи со смертью близких людей, больных тяжелыми заболеваниями и лиц, находящихся в состоянии стресса, повышенную психологическую уязвимость в связи с тяжелой жизненной ситуацией. В число методов, составляющих данную систему воздействия, входило: прямое и косвенное внушение, конверсия (методичное, целенаправленное искажение) нормативных языковых понятий, методы, использующие и поддерживающие состояние психической травмы, вызывающие искажение процессов мышления, восприятия, понимания, методом несанкционированного контроля сознания воздействием на волевую сферу».
* * *
… Феномен Григория Грабового поистине уникален, и до сил пор остается для меня загадкой. Разгадку я могу лишь предположить.
Первую неделю совместного бытия мы дружно пытались понять, кто же все-таки такой Гриша – идиот или актер, искусно его изображающий, чтобы избежать серьезной суеты вокруг своей фигуры. Тюрьма знает массу случаев, когда люди готовы идти на побои и унижения, играя роль невменяемых дебилов, чтобы технично уйти на дурку, откуда до свободы остается максимум полгода. На общем корпусе сидел московский коммерсант, которому вменялись 159-я и 174-я статьи, мошенничество и легализация, что рисовало ему мрачную перспективу угреться лет на двенадцать. Парень оказался оригиналом. Он пытался пироманить в хате, раскладывая костры из книг и периодически поджигая свой матрас. Во время утренних проверок выскакивал голым на продол, с воплями убегая от вертухаев. Сначала его нещадно лупили сокамерники и менты, но, убедившись в тщетности руко-ного-прикладства, стали довольствоваться случайными пинками и осторожными затрещинами, опасаясь повредить и без того поврежденную голову. Смотрящий за камерой даже назначил возле буйного коммерса посменных дежурных, которые должны были беречь от него и хату и его самого. Через четыре месяца мошенник позвонил смотрящему: мол, так и так, я уже на воле, спасибо, что не убили, всегда на меня рассчитывай, извиняюсь за исполнение…
С Грабовым обстояло иначе. Идиот пытался изображать нормального. При сопоставлении реальной фигуры волшебника с распространяемыми вокруг его имени мифами, масштабности и несомненного профессионализма в организации партии «Другг», ее централизованного финансирования, напрашиваются следующие выводы. Партия «Другг» - сетевая политическая структура, выстроенная по принципу секты, что предопределяет мощный психический контроль ее членов. В качестве объединяющей идеи, нацеленной на расслабленные головы граждан, используются официальные и неофициальные чудеса. Официальные исходят от самого «Учителя» - это уникальная диагностика самолетов. Однако подобные методики далеко не редкость и давно используются шарлатанами в Европе и Америке. Достаточно иметь представление о технических особенностях самолётостроения, чтобы угадывать проблемные узлы и агрегаты, особенно у старых самолетов, бороздящих воздушные просторы СНГ. Этот фокус подобен целительству. Чтобы рассказать человеку про его нездоровье, не обязательно быть врачом, надо знать элементарную анатомию и примерный образ жизни пациента. Если он курит, значит запущены легкие, если бухает, беда с печенкой. Мешки под глазами – барахлят почки. Желтые белки – опять возвращаемся к печенке. Средневозрастных и старше можно смело лечить от простатита и геморроя… И куда уж проще диагностировать наши изношенные ИЛы и ТУшки. Ткни пальцем в любую деталь – от шасси до турбины, и ты окажешься прав: или опасный контрафакт, или лет десять как выработан ресурс. Вот и все волшебство! К неофициальным чудесам относятся тиражируемые письма и отклики о якобы удивительных исцелениях и сбывшихся пророчествах. Но самое гнусное: чтобы придать религиозный лоск и респектабельность очередному массовому лохотрону, вся эта отвратительная ересь прикрывается Священным Писанием.
Не оставляет сомнений, что Грабовой, де-юре возглавляя эту схему, в реальности лишь ее зиц-председатель. Бесталанный, бестолковый, с явными психическими отклонениями, которые не позволяли ему понять замысел и конечные цели возглавляемого им предприятия, и при этом искренне или не совсем заблуждаться относительно своих способностей и отведенной ему роли. Короткий словарный запас, механическая штамповка фраз, неоднократное проигрывание, словно заученного, откровенного бреда наталкивали на мысль, что в мозгах Грабового бесцеремонно поковырялись, что-то повырезали, что-то подвыпрямили. Я всегда более чем скептически относился к возможности зомбирования людей, так же скептически, как мы относимся ко всему, с чем никогда не сталкивались. Но Грабовой вел себя словно короткая, заторможенная и зацикленная программа. Изо дня в день он лежал на шконке, или бессмысленно перебирая процессуальные бумаги, или уставившись в молитвослов. Спал не раздеваясь, мылся редко, бреясь при этом каждый день. Питался дважды в сутки. Может ли нормальный человек не вставать с кровати по шесть часов кряду? А лежать двадцать часов из двадцати четырех? (Во имя чистоты эксперимента специально засекал). Кроме этих занятий, за исключением свиданий с адвокатом, его больше ничего не интересовало. Он не читал газет, не смотрел новости, не писал писем. Социальный труп, овощ с человеческой грядки. Но зачем этого бедолагу посадили в тюрьму, выписав ему одиннадцать лет, обычно даваемых за несколько трупов? За то, что развел несчастных матерей на десятку зелени, пообещав воскресить погибших детей? Чушь! О таких, как Грабовой говорят – ни украсть, ни покараулить. Да и цена вопроса явно не натягивает на столь суровый срок.
Грабового использовали жестоко и в черную. Кто-то привез его из Средней Азии, сделал вождем-учителем-целителем, создал партию, закачал денег, выдвинул в президенты, а потом списал его на берег. Возможно, Гриша не оправдал надежд, возможно, ему перегрели мозги и выкинули, как испорченный компьютер. Возможно, чекисты, удивленные политическим размахом движения со столь одиозным лидером, а заодно и нездоровым интересом последнего к ядерным объектам страны, решили пустить «Другга» под зачистку в рамках борьбы с «оранжевой чумой». Или, может, Грабового-политика решили выдержать в тюрьме, как выдерживают коньяк в дубовых бочках?..