Генерала Павлова расстреляли за сдачу Минска через месяц после начала войны

22 июля 1941 года, ровно через месяц после начала войны, была расстреляна верхушка созданного для обороны Беларуси Западного фронта: командующий Д.Павлов, начальник штаба В.Климовских, начальник связи А.Григорьев, командующий 4-й армией А.Коробков.

Шесть дней спустя приказ об объявлении приговора разжалованным генералам подписал сам Сталин. В нем уже зарытые на подмосковном полигоне НКВД военачальники обвинялись в «трусости, самовольном оставлении стратегических пунктов без разрешения высшего командования, развале управления войсками, бездействии». Приказ в назидание остальным красным командирам огласили в войсках.

В 1957 году решением Военной коллегии Верховного суда СССР приговор в отношении Дмитрия Павлова был отменен, генерал восстановлен в звании. Остальных военачальников также посмертно реабилитировали. Но вплоть до перестройки Павлова старались лишний раз не вспоминать. Дело его оставалось засекреченным в архивах КГБ.

ОБЕТ МОЛЧАНИЯ СРОКОМ НА 20 ЛЕТ

А теперь представьте мою радость, когда в 1988 году я узнала, что в Минске живут жена, сын и дочь генерала Павлова. Раздобыв их телефоны, первому позвонила сыну - Борису Павлову.

Борис Дмитриевич вначале вроде согласился поделиться воспоминаниями, попросив не беспокоить маму - Александру Федоровну. Но затем поменял решение: «Пока не будет полной реабилитации отца, никаких интервью». «Но разве Павлову не возвращено доброе имя?» - удивилась я. «Пока в прессе не прекратятся нападки на отца, наш разговор не состоится». «Вот давайте и опровергнем недоброжелателей с помощью железных аргументов», - предложила я. Увы.

Ада Дмитриевна была любезна, но столь же непреклонна:

- Стоит ли ворошить прошлое? Отца многие уважали. В нашем доме бывали Михаил Кольцов, Заир Азгур. Заир Исаакович вылепил бюст Павлова. А я бывала в доме Буденного, адмирала Кузнецова. Но не расспрашивала их про отца. Дмитрий Волкогонов в Институте военной истории показывал сейф, в котором хранились документы о реабилитации Павлова. Впрочем, если вы напишете правду об отце, мы будем признательны.

- Но правду я могу узнать только от вас, - возразила я.

В ответ Ада Дмитриевна предложила прочесть в газете «Советская культура» за 21 июня 1988 года ее письмо, написанное академику А.Самсонову.

Я нашла это письмо. В нем дочь Павлова озвучила семейную версию гибели отца. Мол, генерал пал жертвой сталинского гнева за то, что вместе с П.Аллилуевым, братом жены Сталина, и начальником Артиллерийского управления Г.Куликом вручили осенью 1938 года вождю петицию протеста против репрессий в Красной армии. Все подписанты недолго оставались в живых. До войны погибли Аллилуев и жена Кулика, во время войны сам Павлов и Кулик.

Это сегодня подобные вещи не кажутся сенсацией, а в те годы у меня перехватило дыхание. Я буквально стала умолять Аду Дмитриевну о подробностях. Но она, назвав свое письмо Самсонову «этическим», лишь загадочно улыбнулась в ответ. И предложила… подождать еще 10 лет, чтобы правда, как чистая вода, отстоялась.

Через 10 лет я вновь позвонила дочери генерала. Александры Федоровны и Бориса Дмитриевича к тому времени уже не было в живых.

Мне показалось: лед тронулся. Ада Дмитриевна пригласила к себе в гости. С волнением переступала я порог квартиры, на стене которой висел портрет расстрелянного полководца.

- Я подарю вам рукопись с воспоминаниями матери, ходатайства о реабилитации Павлова. А также собранную мной библиотеку с книгами о войне, где есть упоминания об отце. И тут же мобилизовала своего супруга доставить семейный архив прямо в редакцию.

- Как мне всем этим распорядиться? - спросила я.

- Давайте подождем еще десять лет, - предложила она.

Я стоически выдержала не 10, а 12 лет, прежде чем вновь позвонить Аде Дмитриевне. Изучив вдоль и поперек не только рукопись вдовы, но и то, что выдает сегодня о Павлове Интернет.

«ПРИЗНАЮ: Я ПРОВОДИЛ ВРАЖЕСКУЮ РАБОТУ В КРАСНОЙ АРМИИ»

Арестовали Павлова 4 июля 1941 года в Довске.

Перед этим отозвали в Москву - якобы для доклада. Но, как сказала Ада Дмитриевна, отец знал, для чего его вызывают. Даже не взял с собой заботливо приготовленную женой парадную форму. Предчувствия его не обманули: Сталин не принял его, отправил обратно на фронт. Знал, что не доедет: начальник Главного политуправления и заместитель наркома обороны Лев Мехлис уже стряпал на командующего грязный донос.

7 июля Павлова привели на первый допрос, который продолжался 15 часов. Допрашивали его заместитель начальника следчасти 3-го управления Наркомата обороны СССР Павловский, обладавший невероятной физической силой (в 1954 году он будет арестован за недозволенные методы следствия и расстрелян), и следователь Комаров. Сразу же стали склонять признаться в «предательской деятельности». Но Павлов уперся: «Ни в каких заговорах я не был и ни с какими заговорщиками не вращался». 9 июля - второй допрос, на котором генерал вдруг «счел необходимым рассказать следствию о своих предательских действиях по отношению к партии и правительству». Через два дня, 11 июля, третий допрос - и слова: «Признаю, что в феврале 1937 года бывшим старшим советником в Испании Мерецковым Кириллом Афанасьевичем я был вовлечен в военно-заговорщицкую организацию и в дальнейшем проводил вражескую работу в Красной Армии».

Протоколы допросов Павлова сегодня свободно гуляют в Интернете. Там же - опись отобранных личных вещей генерала: бумажник с 2220 рублями, тапочки, помазок, 3 ордена Ленина. Большинство историков считают: показания из генерала выбили. Особенно те, что касаются участия в антисоветском заговоре. Недаром сам Павлов на последнем допросе перед расстрелом отказался от них, заявив, что дал их в "невменяемом состоянии". Не поверил самооговору и Сталин. Вот мнение полковника КГБ в отставке Бориса Сыромятникова: "Сталин, прочитав вариант приговора с формулировкой об участии Павлова в заговоре, вызвал Поскребышева и сказал: "Передайте, пусть выбросят всякую чепуху, вроде "заговорщической деятельности". Остальной текст годится".

43-летний генерал, по мнению многих исследователей, стал козлом отпущения за допущенные советской верхушкой просчеты в оценке исходящей от Германии военной опасности. Жертвенной пешкой, на которую переложили вину за массовое поражение Красной армии в первые дни войны. Павлов перед войной лишь исправно выполнял инструкции Сталина не поддаваться на провокации немцев, не вступать с ними в боевые стычки. Он сам заявил об этом перед расстрелом: "Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не могу".

В первые дни войны генерал тоже не растерялся. Вот что написал воевавший в то время в Беларуси генерал-майор И.Семенов: «Я лично от начала и до конца был непосредственным участником этих событий. Со всей ответственностью могу сказать, что ни паники, ни растерянности со стороны Павлова и его заместителей не было. Все, что можно было сделать в тех тяжелых условиях, делалось, но было поздно, мы расплатились за упущенное время и за то, что были успокоены и верили, вернее, нас заставляли верить, что немцы наши чуть ли не друзья".

Кстати, про сданный Минск, о котором почему-то не упомянуло Совинформбюро, Павлова спросили всего один раз - на последнем заседании Военной коллегии Верховного Совета перед расстрелом 22 июля. Член суда А.Орлов задал вопрос: "А чем объяснить, что 26 июня Минск был брошен на произвол судьбы?" На это генерал ответил: "Правительство выехало из Минска еще 24 июня". Орлов возмутился: "При чем здесь правительство? Вы же командующий фронтом". "Да, я был командующим фронтом. Положение, в котором оказался Минск, говорит о том, что Минск полностью обороной обеспечен не был", - признал Павлов. И добавил: "По обороне Минска мною были приняты все меры, вплоть до доклада правительству". Орлов уточнил: "Чем объяснить, что части не были обеспечены боеприпасами?" "Боеприпасы были, кроме бронебойных. Последние находились от войсковых частей на расстоянии 100 км. В этом я виновен, так как мною не был поставлен вопрос о передаче складов в наше распоряжение", - честно ответил Павлов.

Мало кто знает: на помощь Павлову у 23 июня 1941 года спешно прибыли в Минск целых три маршала: Б.Шапошников, Г.Кулик, К.Ворошилов.

Но расплачиваться за грехи пришлось ему одному. Потому что у Сталина, ко всему прочему, появилась прекрасная возможность на примере расстрела Павлова преподать суровый урок для всех остальных красных командиров.

Даже сегодня, когда многое перестало быть тайной, в невиновность Павлова верят не все. Вот почему до конца жизни персональная пенсионерка союзного значения Александра Павлова боролась за честь мужа. Письма А.Громыко, М.Горбачеву, министрам обороны СССР С.Соколову, Д.Язову, в Институт военной истории Минобороны СССР…

В наш нынешний разговор мне хотелось задать много вопросов Аде Дмитриевне. Но она упредила меня репликой:

- Одежду и урну приготовила, осталось только гроб заказать. Мне уже 81-й год. Процедура ухода совершенно меня не страшит. Ничего меня уже не держит. То, что мне нужно было, писатель Карпов написал в своей книге. Он написал, что Павлов был бы маршалом. Единственное, что еще осталось, - про танк Т-34. Это идея и заказ Павлова. Он же был начальником бронетанкового управления, вел этот танк и пока не сдал, никуда не трогался из управления.

СПРАВКА «КП»

Павлов Дмитрий Григорьевич родился 23 октября 1897 года в дерене Вонюх, ныне Павлово, Костромской области. Воевал в Первую мировую и в гражданскую. Вступил в ВКП (б) в 1919 году. Окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе.

В 1936 - 1937 был командиром танковой бригады в Испании. С ноября 1937-го - начальник Автобронетанкового управления РККА. Участвовал в советско-финской войне 1939 - 40. С июня 1940-го командующий войсками Западного Особого военного округа, затем Западного фронта. Расстрелян 22 июля 1941 года. Реабилитирован посмертно.

Досье "КП"

На белорусском направлении против Павлова было брошено 50 немецких дивизий, в том числе 15 танковых.

Против Киевского округа, который был больше Западного и считался главным, выступили 33 немецкие дивизии, из них 9 танковых и механизированных .

Для сравнения. У Павлова на 22 июня - 24 стрелковые дивизии, 12 танковых, 6 мотострелковых.

У Жукова (Киев) - 32 стрелковых, 13 танковых, 8 механизированных, 2 кавалерийские.

ИСТОРИЯ ЛЮБВИ ГЕНЕРАЛА

"Не поедешь регистрироваться - увезу силой"

Юная Александра впервые увидела Павлова на встрече нового, 1923 года в поселке Гусиная Пристань, что примостился на берегу Иртыша. Будущий генерал прибыл туда с полком, в котором замещал командира. Уже через неделю он пришел познакомиться с отцом девушки, после чего зачастил в дом каждый вечер. Вот как написала об этом сама Александра Федоровна: «И вот 11 февраля он приходит в гости и говорит: «Поехали регистрироваться, а не поедешь - увезу без регистрации». Сельсовет находился за 18 километров от поселка. Вместо кучера взяли командира эскадрона, в роли двух свидетелей - политрука полка и секретаря партбюро. Романтика, в общем!

Отец Александры в это время был в командировке. Возвратившись, узнал от прохожего, что единственная дочь уехала с красноармейцами. К счастью, недоразумение быстро разъяснилось: представший перед глазами тестя Павлов уважительно назвал того папашей, показал брачные свидетельства. И увез красавицу с собой. Верная жена перемещалась за мужем, как нитка за иголкой: по самым отдаленным гарнизонам СССР.

Александра Федоровна была моложе Павлова - она с 1901 года. Муж называл ее Шуренок. Любил играть с ней в преферанс. Брал с собой на охоту, - об этом мне рассказала дочь генерала. В Семипалатинске Александра Павлова подружилась с графиней Паскевич, которая переехала туда после революции из Гомеля и вышла замуж за пленного венгра по фамилии Матяш. Графиня помогала Павловым в трудную минуту.

По словам дочери, глазомер у матери был отличный. А отец был наполовину дальтоник. Он курил «Казбек», и нижние зубы от этого в корнях почернели. "Дайте мне нижнюю челюсть отца - и я его опознаю», - это слова Ады Дмитриевны. Я рассказала ей, что московский писатель Александр Ржешевский написал повесть про Павлова, в котором вывел любовную линию расстрелянного генерала. "Полная выдумка. Никаких любовных линий не было. Была жена, которую он любил. ППЖ была в Испании, но это обычное явление", - отрезала Ада Дмитриевна.

До самой смерти Александра Федоровна хранила память о муже. Кстати, в ее воспоминаниях есть ответ недоброжелателям, упрекающим Павлова, что тот в последний мирный день 1941 года как ни в чем не бывало смотрел спектакль. "Муж специально досидел в ложе Дома офицеров до конца, чтобы не создавать у минчан паники".

Использованы фотографии из блога пользователя bacian и ruiny_v_upor с сайта livejournal.com