Михаил Козаков: «Пока я жив - Бог есть. Меня не будет - и Его не станет»

С Михаилом Козаковым мы познакомились совершенно случайно. Полтора года назад актер лежал в глазном отделении городской клинической больницы № 15 им. Филатова. В соседней палате очутилась я - как пациентка. А в больнице же, как в поезде попутчики, знакомятся быстро, заводят разговоры легко. Тем более что и здесь, как всегда и всюду, Козаков вызвал переполох среди женщин. Медсестры кинулись за помадой - и к зеркалу. По отделению ветром пронесся шепоток: «Козаков, Козаков, Козаков…» В тот же вечер, услышав, что он пошел курить, я решила, вдруг повезет, и отправилась «на первое свидание». Присев на курительный диванчик рядом с ним, элегантным даже в махровом больничном халате, я честно призналась: мол, ужасно хочу пообщаться, но как-то неудобно, больница все же... - Да ладно, чего уж. Отчего не поболтать? Потом будет некогда… Поговорили о наших глазных болячках. Тяжело вздохнув, Михаил Михайлович сказал, что ему уже ничего нельзя сделать. Даже операция не поможет. У него глаукома. В 70-е годы уже оперировали глаз, но годы потихоньку берут свое… Теперь разве что таблетками поддерживать зрение. - Я же до этого почти четыре месяца в другой больнице пролежал, а теперь меня сюда перевели, на реабилитацию. Будем поддерживать глаз. Я ведь, даже если в театр прихожу, сажусь в первый ряд - со второго плохо видно. А когда на сцене, то зрительный зал не вижу вообще. Тут нам напомнили о вечерних таблетках, и мы побрели к своим палатам - ощущение было уже, будто знакомы мы с ним тысячу лет. На следующий день я нарядилась. Бусы надела, рубашку белую. Поправила на глазу шторку из марли (после операции) - и пошла к его палате. С минуту простояла под дверью, наконец постучала. Закрыто. Оборачиваюсь, Козаков идет к палате - такой высокий, в красной кепке, толстовке, клетчатой рубахе и с двумя йогуртами в пакетике. - Добрый вечер! Пойдемте! Он открыл дверь в палату, мы вошли. И Михаил Михайлович увидел остывающий ужин на столике.

Еще недавно Михаил Михайлович с пятой женой Надеждой Седовой казались счастливой парой. Увы - недавно их брак закончился...

- Что это? - Похоже на картофельное пюре. - Выкинуть! Я взяла тарелку, все выкинула, помыла. Села за невысокий столик. - Нет, нет! - воскликнул Михаил Михайлович. - Надо сначала кофе сделать. Будете кофе? - Конечно. Козаков подошел к холодильнику и сказал, что где-то внизу лежит бутылка воды, но он ее не видит. Видимо, мои бусы он тоже не увидел… Кофе я приготовила под его строгим контролем. Добавила, как он просил, в его чашку ароматный бальзам. Михаил Михайлович сидел у стены на стуле и курил трубку. Нога на ногу, одной рукой поддерживая локоть другой и запрокинув голову в каких-то своих раздумьях. Он говорил очень медленно, выверенно, вдумчиво... Между прочим, он помнит все свои интервью до мелочей, все цитаты. Я задала ему один вопрос, вытекающий из сказанного им же когда-то, но чуть исказила слова. Михаил Михайлович меня остановил и педантично поправил. Я завела было речь про отношения отцов и детей, про разногласия поколений, но он сразу сказал, что ему это неинтересно. И как-то самотеком мы приплыли к вопросам о смысле жизни, о Боге, о призвании, о нем самом… Потом зазвонил его телефон. Кажется, это звонила его жена. - У меня беседа с журналистом… Видимо, собеседница на другом конце провода была в недоумении… Так, что даже я на расстоянии услышала ее: «Ты же обещал никаких интервью после 50 лет?!» - Я сделал исключение, - оправдался он. - Я в больнице, и тут нечего делать. Я попозже перезвоню. «Вот это да!» - притихла я, глядя на такого домашнего Михаила Михайловича, ну не совсем совпадавшего с Козаковым экранным... Мы проговорили с ним два часа. Обо всем. Он показал мне даже тетрадку-дневник, лежавшую у него на кровати. Ее он никому не показывал - даже из родных немногие знают, о чем он там пишет. - Я не привык жаловаться, - несколько раз повторил Михаил Михайлович. - Если про мои беды кто-то и знает, то только самые-самые близкие люди. И вот эта тетрадка.

Козаков не привык жаловаться на беды - характер у него скорее бойцовский. Фото из архива актера.

Что еще рассказал мне в больнице актер Про то, о чем жалеет - Многое в этой жизни у меня не получалось: или не давали, или сам не смог... Я очень сожалею о том, что натворил в своей жизни. О несправедливости, которую совершал по отношению к своим близким, друзьям. Полно грехов, полно. Но сказать «жалею, что пошел в актеры» - не могу. Хотя еще в школе думал о юридической профессии. А сегодня, если бы начинал жизнь сначала (очень бы этого не хотелось), стал бы литературоведом. Про этот и тот свет Перед человеком всегда стоял и стоит один вопрос: зачем он родился и есть ли Бог? Это главный вопрос. Он может быть как-то иначе сформулирован, но смысл тот же. «Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана?» - писал Пушкин. Да и до него писали. Я не знаю, есть ли тот свет? Я не очень представляю себе Бога, хотя я - христианин, в 16 лет крестился в Ленинграде. Но это совершенно не означает, что для меня нет Магомета или Будды. Есть слово «Бог». И он - един. Дальше начинаются сложности с конфессиями, убеждениями. Но воцерковленным человеком я так и не стал. Уже позже я сформулировал свое отношение к религии: «Пока я жив - Бог есть. Меня не будет - и Его не станет». Про г...но и счастье - Я учился в Ленинграде в 222-й школе. У нас был замечательный класс, из него вышли очень хорошие ребята: строители, метростроевцы, ученые, физики, лирики... Но в семье не без урода - на последней парте сидел Витя Ш. (не хочу называть его фамилию). Был у нас притчей во языцех. Прошли годы, годы, годы. Я снимал картину «Безымянная звезда». Дело было в Питере. Снимали на Каменноостровском проспекте. Едем со съемок в центр, а уже где-то два-три часа ночи. И не успели - мосты развели. Ну вышли покурить. Стою я, одухотворенный Невой, белой ночью... «Козаков!» - кричит мне кто-то. Поворачиваю голову, стоит толстый человек. «Мишка!..» Я к нему, он ко мне. Смотрю, а это Виктор Ш. - Здорово! - Здорово! - Ты че делаешь? - спрашивает. - Да вот, кино снимаю. - Да, Мишка, давно не виделись, лет тридцать прошло, - говорит он, смотрит на меня оценивающе и спрашивает: - Ну и чего ты достиг? - Если ты о работе, то я играю в театре, кино снимаю (а к тому моменту у меня уже было несколько картин)! - А у меня, видишь, - показывает на машину, из которой вышел, - моя «Волга»! А на даче - у меня дача под Ленинградом - еще и иномарка стоит. А ты чего достиг? Я подумал... машины нет, дачи нет. Квартира двухкомнатная, и все. - А как ты-то всего этого достиг? - Я сейчас тебе расскажу. Я работаю там, куда канализация все г...но выводит. А мы с крючками стоим. Ты не представляешь, что попадает в эти протоки! И бриллианты, и деньги, и золото. И мы это отлавливаем... Очень показательная история. Если оценивать жизнь по мерке Вити Ш. - я ничего не достиг. Но я этого и не хочу. И потому я - счастливый человек.