Виктор Ерофеев: «Я тоже был влюблен в Беллу Ахмадулину»

ОНА ПРЕЗИРАЛА СОВЕТСКИЙ ЯЗЫК

- В поэзии Белла не была бунтаркой. Она охотно признавала верховную роль своих учителей. Этот иконостас - Цветаева, Ахматова, Пастернак и Мандельштам - был ее алтарь, она и в стихах писала, что все они сказали, дальше уж не о чем. Мне кажется, надо, наоборот, злобно бунтовать, с молодости рвать бумагу, а не склеивать страницы. У Ахмадулиной это не случилось - но случилось многое другое.

Новшество Беллы было в том, что она презирала советский язык и ввела туда архаику, галантные изысканные выражения, она развернула поэзию лицом к личности, к частной жизни. Ее трудно ставить в ряд с Хлебниковым, Маяковским или Бродским. Хотя Бродский галантно назвал ее лучшей - но, очевидно, после себя...

И, конечно, ее страсть к дружбе. Ее поэзия - это поэзия дружбы. Отсюда пушкинские интонации. Однажды, когда ей надоело, она назвала это - «бесполое чудище дружба». Это очень точно.

ДВЕ МАСКИ - БЕЛЛА И ВЫСОЦКИЙ

- Она скорее сопоставима с Высоцким, они два параллельных явления. Высоцкий состоял из гитары, из хрипа, из стихов, из богемы - пьянство и жизнь на разрыв. Ахмадулина тоже состояла из разных частей.

Если у Высоцкого хрип, то у Ахмадулиной серебряный родниковый голос. Сильный и завораживающий. Этот ее поднятый подбородок, челка. Но главное, что их объединяло, - это поэтическая маска. А с маской шутки плохи. Белла была скрытной. Маска делает человека неприступным, создает мифы, но мешает чувствовать самого себя.

Большой поэт или кошек боится, или Бога, или смерти. В ее стихах есть много неосторожных суждений о существовании Всевышнего. Но это для 60-х годов было харизматично. У Володи тоже была своя маска. Но она срывалась иногда сильно... Я считаю, что эти два образа - Беллы и Володи - памятник своему времени.

Белла жалела собак - подбирала бездомных, лечила и писала о них стихи: «В прощенье мне теплом собрата повеяло, и со двора вошла прекрасная собака, с душой, исполненной добра».

Фото: РИА Новости

Бесовский ум

- Ахмадулина чертовски, бесовски умна. И одиночества в ней много накопилось, именно по причине ума. Еще Белла абсолютно многожильная. Все татаро-монгольское иго в ней соединилось в смысле энергии. Она писала и ночью, и выпив. Была и королева богемы, и королева морального суда - это парадоксально, но так.

И еще Белла хорошо себе представляла, кто есть кто. Тогда в Москве было только два места, куда стремились высокие гости, - это в Кремль и на чердак Мессерера и Ахмадулиной. И там, на чердаке, каждому выдавали такие шуточные «погоны». Приезжал Антониони, так он был маршалом. Бродский - тоже маршалом. И я там потихоньку рос в чинах...

...Без нее шестидесятники были бы тощее, костистее. Она была мягкой тканью, плотью женской.

В ней было все - секс и харизма...

- Я в нее влюбился классе в девятом, лет в 15. Ходил на ее вечера в зале Чайковского. И страдал от мысли, что вот женщина, живущая праздничной, карнавальной жизнью, а я такой старый московский школьник. Но в конце концов именно она меня смутила и даже чем-то совратила - еще до знакомства.

А познакомились мы бурно в 1978 году, когда делали «МетрОполь». Она была смелой, в расцвете красоты и очень соблазнительная, неотразимая. Я был ее верным рыцарем, служил чувством. В нее влюблялись не только школьники, но и генералы КГБ, Сахаров, и, я уверен, Брежнев взял бы охотно автограф. В ней все было - и секс, и пьянство, и харизма, и высокий подбородок.

Мессерер - свет жизни

- Боря ее спаситель, ее муза. Они - любопытное сочетание. Там каждый - Мастер и Маргарита друг перед другом. Боря всегда ее одевал в лучшее, и это было всегда черно-белое. Он продлил ее существование и извлек из нее много стихов, которые бы так и остались прахом. Сейчас заботится бесконечно о ее архиве. И он убит горем. Это любовь до гроба.

В молодости она умела сильно гулять… но это с чужих слов, я ее знаю уже другой, устойчивой. Но понятна и ее дружба с моим однофамильцем Веничкой Ерофеевым, который тоже был такой синтетической фигурой. Его «Москва - Петушки» сильно сопряжены с пьянством, с резкими оценками происходящего вокруг. В этом они соединились.

Кругом «сто первый километр»

- В Белле произошла какая-то эволюция, когда она оглянулась и поняла, что вокруг нее один «сто первый километр». И как-то замолчала. И в этом молчании была ее сила. Она просто не стала врать.

Скорее время немножко клянчило у нее право на существование, чем наоборот.

По словам дочери Лизы (на фото - празднование 70-летия поэтессы в ГМИИ им. Пушкина), Белла Ахатовна никогда не читала дочерям нотаций.

Младшая дочь Ахмадулиной Елизавета КУЛИЕВА: «Мама всегда оставалась ребенком - потому и выглядела молодо»

- Владимир Познер в своей книге пишет об отношении к поэзии Ахмадулиной, Вознесенского в 60-е годы - мол, шли не за стихами, за духовной свободой. Сравнивал отношение к ним и к Высоцкому. Отмерив, кстати, Ахмадулиной вечность, а Высоцкому - день сегодняшний.

- Мама считала Высоцкого гением. Они дружили. Однажды Высоцкий приехал к нам домой на «Аэропорт» - мне было лет пять, а Ане, моей сестре, десять. И вдруг мама сказала: «Сейчас приедет Владимир Высоцкий». Мы не знали, кто это, но по интонации поняли, что какой-то замечательный человек. Он приехал и подарил нам пластинку «Алиса в cтране чудес». Мы всегда гордились надписью на пластинке: «Ане и Лизе от Владимира Высоцкого».

- Правда, что поэзия рождается от жгучей боли или любви?

- Я точно знаю, что причиняло маме боль, она всегда сочувствовала людям, вынужденным непосильным трудом зарабатывать себе на жизнь. И еще у мамы разрывалось сердце, когда она видела бездомных животных. И когда сталкивалась с жестокостью.

- Вы занимаетесь рекламой - а как ваша мама относилась к этому «требованию рынка»?

- Я зарабатываю на жизнь рекламой. Мама с детства втолковывала нам с сестрой, как важно ни от кого не зависеть. И моя самостоятельность была предметом ее гордости. В рекламе как раз нет ничего предосудительного: это лучшее из всего, что показывают по телевизору.

- Как она переносила старение - это же тяжело для такой красавицы...

- В душе мама была ребенком и поэтому всегда выглядела молодо. И возраста она не боялась: уродливая старость и ностальгия по утраченной молодости - удел глупых людей. Мама была умна и выглядела прекрасно. Ее угнетало другое: в последние годы из-за слепоты она не могла читать и писать. Думаю, она просто решила не жить, потому что не могла прозябать в праздности. Ее болезнь и внезапный уход я объясняю себе именно так.

- Говорят, Ахмадулина относилась к деньгам свысока?

- Да, денег иногда не хватало: в начале 80-х маму запрещали, не издавали книги. Одно время наша няня, вместо того чтобы получать от мамы зарплату, подрабатывала у соседей - чтобы мы с Аней хорошо питались. Вот такие раньше встречались люди.

- Как вы отмечали дни рождения, что дарили?

- Мама превращала день рождения в незабываемый праздник. Пока я спала, груды подарков закладывались под подушку или, когда просыпалась, в комнату въезжал велосипед. И всегда был огромный детский стол на террасе. И вместе с подарками мама дарила мне стихотворение.

Вообще мама умела радоваться и радовать других. Ее трагический образ - это скорее та Белла Ахмадулина, которую создала публика. Она очень любила жизнь. Ее ранние тексты полны этим восторгом перед жизнью, любовью ко всему сущему. Я именно это больше всего в ней люблю. И именно по такой маме я больше всего тоскую.