Любовница президента США поиздевалась над людьми, следящими за судом Джонни Деппа и Эмбер Херд

В последнее время Моника выступает как активистка

Фото: EAST NEWS

Монику Левински не стоит представлять отдельно - по крайней мере, тем, кто жил в конце прошлого века. Такое не забывается. Стажерка Белого Дома, любовница Билла Клинтона, стала главной героиней самого грандиозного сексуального скандала 90-х, едва не закончившегося для Клинтона импичментом. В последнее время Моника (ей сейчас 48 лет) выступает как активистка, сражается с кибербуллингом - то есть травлей в интернете. И не смогла пройти мимо судебного процесса между Джонни Деппом и его бывшей женой Эмбер Херд. Точнее, реакции на него в соцсетях. Написала колонку для журнала Vanity Fair.

«Сегодня, - пишет Левински, - большинство из нас знакомится со слухами, новостями и сведениями о знаменитостях совсем по-другому, чем в старину. То есть в период, начиная с первого судебного процесса, показаного по телевизору (над архитектором «окончательного решения [еврейского вопроса]» Адольфом Эйхманном, и заканчивая зарей судебного телеканала Court TV в начале 90-х (погуглите «Народ штата Калифорния против О. Джей Симпсона»). Теперь, вместо того, чтобы смотреть судебные заседания в прямом эфире (а трансляция процесса «Джонни Депп против Эмбер Лауры Херд» была доступна и на сайте Court TV, и на YouTube), мы смотрим кусочки, обработанные масс-медиа, в соцсетях; знакомимся с мемами, короткими видео и роликами. То есть становимся предвзятыми, поверхностными зрителями, за которых уже выбрали, что им смотреть. Мы так привыкли к этому ограниченному, циничному циклу случайных встреч с темой в социальных медиа, что рассматриваем судебный процесс не как трагическое или печальное событие, а как автокатастрофу: доступное, аморальное зрелище, приносящее, однако, мгновенное удовлетворение. Мы распрощались с критическим мышлением, сделав выбор в пользу дешевого возбуждения. Такое пулеметное восприятие не дает возможности что-то по-настоящему понять. Вместо этого - только чувственное восприятие, инстинктивное озлобление, щекотание нервов».

Левински сравнила все это с тем, через что пришлось пройти ей самой после скандала с Биллом Клинтоном: «Вот так же я продиралась через дачу показаний, через перекрестные допросы, через речи в суде, видя, как в глазах друзей, экспертов, разнообразных психов отражается не сам процесс, но искаженные тени процесса. И чем хуже я себя чувствовала из-за этого, тем лучше понимала, что искажение реальности, а не объективность, развилось в желанный нам lingua franca, понятный всем язык повседневного общения».

Левински считает, что, в силу того, что процесс показывался по телевизору, у аудитории создалось ощущение, что она ВПРАВЕ смотреть, судить и комментировать. Поскольку и Депп, и Херд - актеры, которых легче представить в зале суда в фильмах, на них спроецировалось все парадоксальное отношение к знаменитостям: с одной стороны, «мы идентифицируемся со знаменитостями, мы претендуем на то, что действительно знаем их», а с другой - «нам нужно видеть, как публичных персон унижают, сводят с пьедестала, и чтобы это происходило на глазах у всех. Это заставляет нас с нашими ранами и проблемами чувствовать себя лучшими людьми, чем они».

Левински пишет, что в своих соцсетях сделала перепост сообщения писательницы Эллы Доусон, посвященного процессу - и тут же погрузилась с головой в пучины обсуждения поведения Джонни и Эмбер. Ее не удивило, что мемов про Эмбер Херд больше, чем про Джонни Деппа, и что «жестокий и ядовитый дискурс» был направлен в основном против женщин. Весь «судебный спектакль был бы достаточно печальным, если бы касался только Деппа, Херд и их близких», достаточно печальным, если бы задевал чувства тех, кто пережил домашнее насилие. Но у него «более серьезные последствия для нашей культуры, которые беспокоят меня сильнее всего: то, как мы разожгли костер женоненавистничества, и, параллельно, упиваемся цирком со знаменитостями».

«В посте Доусон упоминалось, как процесс повлиял на тех, кто страдает от насилия в отношениях, на тех, кто пережил его. И внезапно в комментариях у меня началась война: люди начали спорить, истец или ответчик сильнее расцарапывают раны этих людей».

«Мы презрительно используем процесс в наших собственных целях, и это знак того, что многие из нас, уже окончательно сроднившихся с социальными медиа, продолжают обесценивать свои достоинство и человечность… Я не собираюсь запрещать вам иметь свое мнение. Но что здесь значит «зайти слишком далеко»? Мы смотрим, как развивается эта история, и на что дает нам право наше мнение? Дает ли оно нам право, говорить, кому мы «верим»? В качестве виртуальных присяжных повторять, опираясь на самые смачные, тенденциозно подобранные факты, «я кожей чувствую»? Дает ли нам это право быть жестокими? Дает ли нам право наше мнение о процессе чувствовать себя настолько лучше - или хуже - его участников, чтобы создавать мемы в соцсетях, рассчитанные на то, чтобы люди смеялись над теми, кто уже страдает? Есть ли у нас право получать дофаминовые уколы - или деньги - от лайков, кликов, числа подписчиков?»

Далее Левински цитирует писателя Грега Фишбоуна: «у древних греков было понятие «миазма» - моральная скверна, которая как бы нависала над человеком, семьей или городом после совершения преступления. Миазма приводила к неурожаям, падежу скота, рождению мертвых детей и прочим несчастьям, а исчезала после очищения, ритуального жертвоприношения или смерти виновного».

«Сейчас, - продолжает Левински, - можно говорить о культурной миазме. Мы все запятнаны грязью и агрессией войн в соцсетях. Наша одержимость болтовней вокруг процесса Деппа и Херд - только один маленький пример постоянно разрастающегося, требующего все больших затрат поиска объектов для злорадства и щекотания нервов. И не важно, в пользу кого вынесут вердикт присяжные - Херд или Деппа. Виновны мы все».