За Империю без «понаехавших»

Переезжал в новую квартиру. Чтобы быстрее разгрузить вещи, заехал на ближайший рынок и договорился с таджиком. Он выделил мне двоих и на таджикском же объяснил им что делать и сколько денег в финале получить. Два часа парни без перекуров таскали мой скарб. И вот остались две последние связки книг. Тот, что постарше подхватил их и вдруг веревка порвалась. Книги рассыпались. Дядька встал перед ними на колени и начал собирать. И вдруг взял одну и почти без акцента сказал: «Надо же - «Русский портрет XVII века»! Я все букинистические Москвы оббегал - не нашел».

Теперь живу в спальном районе. Слева семья киргизов из семи человек. Их не слышно и почти не видно. Только вкусные запахи из-за двери доносятся. При встрече вежливо кланяются, стараясь не смотреть в глаза и не садятся в один лифт с «белым человеком». Мне как-то неудобно. Остальным — нормально. А справа — семейка пьянствующей коренной гопоты. Их в переизбытке и видно, и слышно, и запахи от них доносятся отнюдь не аппетитные.

Когда случилась трагедия на Качаловском рынке, я полез по сайтам смотреть комментарии. Главная тема обсуждения: «куда ФМС смотрит?!». Сюда входят фразы о том, что гастарбайтеры отнимают у нас работу, что грязь от них и антисанитария, что их вообще слишком много... Думаю, самые жесткие «комменты» на начальном этапе удаляют, так как у нас, к счастью, запрещено публиковать всё сеющее национальную рознь и призывы к чему-либо насильственному, поэтому откровенного злорадства не видел. Есть, конечно, среди высказываний слова сочувствия погибшим и осиротевшим. Но они теряются в кондовом «понаехали тут!».

Помню, давным давно, в прошлом веке, нам вдолбили: мы — Великая Империя; наша сила — в сотнях народов, объединившихся в одну семью для достижения Великой Цели. Сегодня — свобода. В том числе свобода выражения одного из главных первобытных инстинктов: страха перед инородцами и ненависти к ним. А отправлять врожденные потребности — необходимо и порой приятно. Особенно в Интернете и анонимно. То есть Великой Империей толпе быть приятно, но только без этих — смугленьких и с неправильным разрезом глаз.