Алла Демидова: «Высоцкий умер весь в долгах»

В спектакле «Вишневый сад» у Высоцкого (Лопахин) и Демидовой (Раневская) не было дублеров. После смерти Высоцкого этот спектакль так и ушел из репертуара.

Алла Демидова работала с Высоцким в Театре на Таганке со дня его основания в 1964 году и до смерти Владимира Семеновича. Они много играли вместе, ездили на гастроли.

- Сейчас это кажется невероятным, но, когда умер Володя, мы не могли опубликовать даже некролог о его смерти, - рассказывает «КП» Алла Сергеевна. - Тогда о Высоцком не было ни-че-го: ни интервью, ни напечатанных высказываний. Только через месяц после его смерти мне удалось написать «подвал» о нем в «Советской России», и только потому, что мой друг работал там. Это была первая публикация, после которой лед тронулся... И сейчас уже любой может сочинить биографию Высоцкого.

Чем же моя книжка отличается от других? Когда я начала ее писать, еще были живы Володина мама Нина Максимовна и отец Семен Владимирович, его друзья. Из их рассказов и составлена книга. Мне присылали Володины записи с концертов из разных городов. Ведь Володя всегда рассказывал о себе. Я сидела на даче и расшифровывала эти пленки. Плюс российский архив литературы и искусства дал мне кое-какие документы. Вот из живых слов, воспоминаний, моих дневников и состоит книга, издать которую уговорил меня поэт Валерий Краснопольский.

- В последний год жизни Высоцкого вы репетировали новый спектакль «Игра для двоих»...

- Мой друг Виталий Вульф перевел для нас пьесу Теннесси Уильямса «Игра для двоих». А Володя стал режиссером. В пьесе два действующих лица: режиссер спектакля, который он ставит по ходу пьесы, сам же играет в нем. И сестра режиссера - моя героиня - уставшая, талантливая актриса, наркоманка по замыслу Высоцкого. Я, признаться, не очень знала, что такое наркотики. И в этом вопросе меня просветил Володя. Так я, единственная в театре, узнала о болезни, которой к тому времени страдал и он. Однажды утром я встретила Володю, он был уже пьяный в лоскуты, а вечером - абсолютно трезвым. Я спросила, как ему удается так быстро приходить в форму. На что он ответил: «Я нашел такое лекарство, которое покрывает алкоголь».

- Действительно он сильно изменился?

«Владимир Высоцкий. Каким помню и люблю»

- В последний год он часто и надолго уезжал из Москвы. Он хотел завоевать Запад. Планировал, что они с Мариной Влади будут играть наш спектакль «Игра для двоих». Я же считала, что ему это не удастся - просто не успеет. Было ощущение, что он торопится, постоянно спешит. Он улетал в Париж, потом раньше времени возвращался и снова срывался... В этой спешке мы все-таки подготовили первый акт и хотели прогнать его на сцене. Повесили объявление в театре, но... никто не пришел. Это было отторжение от Володи. В театре знали и любили его другим. Он слишком изменился в последний год.

13 июня 1980 года мы играли с ним «Гамлета». Он играл нервно, хорошо, но иногда забывал слова - началось секундное выпадение сознания. Поэтому я боялась ездить с ним в машине. Он, кстати, все чаще попадал в аварии. Во время спектакля он, прикрыв рот рукой, мне говорил: «Как дальше, забыл». Я ему подсказывала. Раза три за спектакль, когда заканчивалась его сцена, он выбегал в кулисы и делал себе укол прямо через брюки. Потом бледный, как лист, вбегал на сцену и продолжал играть. Никто, кроме меня, не понимал, что с ним происходит. Думали - сердце, поэтому и уколы. Я понимала, что это не сердце, что ему не хватает дозы. Наверное, чтобы одному удержать зал на 20 тысяч человек без этих уколов невозможно. Но Володе нужны были деньги, поэтому он и давал концерты. И умер он весь в долгах.

Помню, 25 июля я приезжаю в театр, и мне говорят: «Алла, Володя умер». Вроде понимаешь, что это должно было случиться, а доходит не сразу: «Какой Володя?» - «Высоцкий». Я помню это странное отупение. Острота утраты пришла уже потом.

ГЛАВА ИЗ КНИГИ

«...После окончания гастролей в Польше в начале июня 1980 года мы сидели на прощальном банкете за огромным длинным столом. Напротив меня сидели Володя и Даниэль Ольбрыхский с женой. Володя, как всегда, быстро съедал все, что у него было на тарелке, а потом ненасытно и жадно рассказывал. Тогда он рассказывал о том, что они хотят сделать фильм про трех беглецов из немецкого концлагеря. Эти трое - русский, которого должен был играть Володя, поляк - Ольбрыхский и француз (Депардье). Все режиссеры, которым они предлагали этот сценарий, почему-то отказывались, ссылаясь на несовершенство драматургии. Вдруг посреди этого разговора Володя посмотрел на часы, вскочил и, ни с кем не прощаясь, помчался к двери. Он опаздывал на самолет в Париж. За ним вскочил удивленный Ольбрыхский и, извиняясь за него и за себя, скороговоркой мне: «Я сегодня играю роль шофера Высоцкого, простите...» Я еще успела вслед ему сказать: «Не такая уж плохая роль», как в это время председательствующий Ломницкий, заметив уже в дверях убегающего Высоцкого, крикнул на весь зал: «Нас покидает Высоцкий, поприветствуем его!» И вдруг совершенно интуитивно от «нас покидает» меня охватила дрожь, открылась какая-то бездна, и, чтобы снять это напряжение, я прибавила в тон ему: «Нас покидает Ольбрыхский, поприветствуем его».

...В августе 1980 года в Доме творчества «Репино» мы с друзьями сидели, и каждый рассказывал, в какой момент он услышал весть о смерти Володи. Мне врезался в память рассказ Ильи Авербаха: «Мы жили в это время на Валдае. Однажды вечером я вяло пролистывал сценарий, который мне перед отъездом сунул Высоцкий, читал этот сценарий и раздражался на то, что сытые, обеспеченные люди предлагают мне снять картину о гибнущих от голода... И во время моего сердитого монолога я услышал по зарубежному радио сообщение о смерти Высоцкого. После шока, после всех разговоров об ожидаемой неожиданности этого конца я уже перед сном взял сценарий и стал его заново перечитывать. Мне там нравилось все. И я подумал, какой мог быть прекрасный фильм с этими уникальными актерами и как Высоцкий был бы идеально точен в этой роли...»

ГЛАВА ИЗ КНИГИ

Упрекают нас, работавших с ним вместе; что не уберегли, что заставляли играть спектакли в тяжелом предынфарктном состоянии. Оправдываться трудно, но я иногда думаю: способен ли кто-нибудь руками удержать взлетающий самолет, даже если знаешь, что после взлета он может погибнуть. Высоцкий жил самосжигаясь. Его несло. Я не знаю, какая это сила, как она называется: судьба, предопределение, миссия? И он – думаю, убеждена! – знал о своем конце, знал, что сердце когда-нибудь не выдержит этой нечеловеческой нагрузки и бешеного ритма. Но остановиться не мог…

После окончания гастролей в Польше в начале июня 1980 года мы сидели на прощальном банкете за огромным длинным столом. Напротив меня сидели Володя и Даниэль Ольбрыхский с женой. Володя, как всегда, быстро съедал все, что у него было на тарелке, а потом ненасытно и жадно рассказывал. Тогда он рассказывал о том, что они хотят сделать фильм про трех беглецов из немецкого концлагеря. Эти трое – русский, которого должен был играть Володя, поляк – Ольбрыхский и француз (по-моему, Володя говорил, что договорился с Депардье). И что им всем нравится сценарий и идея, но они не могут найти режиссера. Все режиссеры, которым они предлагали этот сценарий, почему-то отказывались, ссылаясь на несовершенство драматургии. Вдруг посредине этого разговора Володя посмотрел на часы, вскочил и, ни с кем не прощаясь, помчался к двери. Он опаздывал на самолет в Париж. За ним вскочил удивленный Ольбрыхский и, извиняясь за него и за себя, скороговоркой мне: «Я сегодня играю роль шофера Высоцкого, простите…!. Я еще успела вслед ему сказать: «Не такая уж плохая роль», как в это время председательствующий Ломницкий, заметив уже в дверях убегающего Высоцкого, крикнул на весь зал: «Нас покидает Высоцкий, поприветствуем его!». И вдруг совершенно интуитивно, от «нас покидает» меня охватила дрожь, открылась какая-то бездна и, чтобы снять это напряжение, я прибавила в тон ему: «Нас покидает Ольбрыхский, поприветствуем его»…

Рассказывает Артур Макаров:

Поработал сначала в одном месте, потом в другом. Как он говорил про себя позже – сначала он был «Вовчик-премьер», потом – «Вовчик-дебютант», потом – «Вовчик-непрохонже». Был период, когда он ушел сперва из одного театра, потом из другого, потом дебютировал (показывался. – А.Д.) в «Современнике» в спектакле «Два цвета». Но совет «Современника», куда входили Ефремов, Табаков и другие известные, уважаемые люди (правда, все они тогда были намного моложе), не смог ему простить одной вещи.

Рассказывает Михаил Козаков, работавший в то время в «Современнике»:

Актер, поступающий в «Современник», должен сыграть показ – дело особое, специфическое, чрезвычайно трудное для абитуриента. Поступающий играет, как правило, в фойе театра.

Он играет перед придирчивыми коллегами что-нибудь из репертуара «Современника», актеры которого решают его судьбу…

Высоцкий в этом театре со всеми был на «ты» и был сразу допущен на второй тур. И он выбрал роль Маляра из комедии чешского драматурга Блажека «Третье желание» и Глухаря, жулика в тельняшке, из пьесы А.Зака и И.Кузнецова «Два цвета». А надо сказать, что эти роли играли два ведущих, лучших актера театра Олег Табаков и Евгений Евстигнеев. Выбрать именно эти две роли было со стороны Высоцкого, мягко говоря, безрассудством.

Высоцкий, конечно же, это понимал. Но надо помнить, что это уже был Высоцкий! И он-то сам об этом знал. Беда в том, что в те времена, кроме него, об этом не знал никто. Для нас же. решавших его судьбу, это был младший товарищ по Студии МХАТ, не снимавшийся в кино, ничего не сыгравший в театре… Ну что мы о нем тогда знали? Что пел Высоцкий в студии какую-то «блатнягу», СА мы, «современниковцы», тогда уже бредили Хемингуэем. Да, наглый малый. Ростом невелик, красавцем не назовешь, голос хриплый. Говорит – жилы на шее вздуваются. И не юный какой-то

На показе Высоцкий сыграл неплохо, но не блистательно. До Табакова и Евстигнеева ему и впрямь было далеко. Не принял Высоцкого «Современник» в свое святое братство, и пошел Высоцкий искать свою судьбу дальше. КА мы его не взяли, собственно, не по злобе, не по ревности, а просто не сумели понять…

Когда Любимова спросили, почему он поручил роль Гамлета Высоцкому, он ответил: «Я считал, что человек, который сам пишет стихи, умеет прекрасно выразить так много глубоких мыслей, такой человек способен лучше проникнуть в разнообразные, сложные конфликты: мировоззренческие, философские, моральные и очень личные, человеческие проблемы, которыми Шекспир обременил своего героя.

Когда Высоцкий поет стихи Пастернака, то это что-то среднее между песенной речью и песней. Когда говорит текст Шекспира, то есть в этой поэзии всегда музыкальный подтекст».

Этот ответ Любимова поздний. Отношения Любимова и Высоцкого были не однозначные и не ровные. Несколько раньше на этот же вопрос Любимов отвечал так:

«Как Высоцкий у мены просил Гамлета! Все ходил за мной и умолял: «Дайте мне сыграть Гамлета! Дайте Гамлета! Гамлета!». А когда начали репетировать, я понял, что он ничего не понимает, что он толком его не читал. А просто из глубины чего-то там, внутренней, даже не знаю, что-то такое, где-то, вот почему-то: Дайте Гамлета! Дайте мне, Гамлета!».

Спешите посетить концерт, посвященный 75-летию Владимира Высоцкого в "Крокус Сити Холле".

Билеты можно купить прямо здесь.