«Метили в коммунизм, а попали в Россию!»

Александр и Ольга Зиновьевы.

Моя аспирантская жизнь в самом начале 1980-х проходила в окружении людей, которые были близки к Александру Зиновьеву до его высылки из страны. Поначалу, впрочем, я этого не знал. То были яркие, самобытные люди, обществоведы с хорошими именами среди тогдашней фрондирующей либеральной интеллигенции. Настоящие учителя, открывавшие молодым ученым горизонты, которые оставались недоступными в советских вузах.

Когда мне попала в руки «тамиздатовская» и до сих пор самая знаменитая книга Зиновьева «Зияющие высоты», одним из потрясений стало то, что мои учителя оказались её главными персонажами. Естественно, в обобщенном виде, скорее, как социальные типажи – Социолог, Болтун, Шизофреник и т.п., – но и безжалостно карикатурно узнаваемые. «Нехорошо так писать о живых людях, друзьях, хотя бы и бывших», - было моей первой мыслью. Самое интересное, что «они знали, что я знаю», но ни разу не пытались как-то объясниться или оправдаться, или, напротив, развенчать его в моих глазах. «Сашка гений. Ему можно», - как-то услышал я от выдающегося советского социолога Бориса Андреевича Грушина. Кстати, сам Грушин гордился, что в «Зияющие высоты» не попал; для него это было как бы знаком его собственного человеческого качества.

Жизнь, судьба и творчество Александра Александровича Зиновьева не укладываются ни в какие рамки.

Крестьянский сын из «медвежьего угла», Чухломского района Костромской области, он окончил школу на уровне тогда еще не существовавшей золотой медали и по конкурсу прошел в легендарный Московский институт философии, литературы и истории (МИФЛИ). В институте с достаточно широким кругом друзей обсуждал возможность покушения на Сталина. Был арестован, чудом ускользнул от машины репрессий, после года бегов по подправленным документам перед самой войной записался в армию. Начал Великую Отечественную кавалеристом, закончил летчиком штурмовой авиации.

После войны сумел восстановиться в институте. Стал старшим научным сотрудником Института философии АН СССР, заведовал кафедрой логики МГУ. Люди, знавшие его в разные годы, рассказывали, что он при всех режимах во всеуслышание говорил о пороках советской системы и почем зря крыл вождей. Однако ученых званий, воинских наград и гражданства его лишили только уже в сравнительно вегетарианские времена, в 1978 году, после выхода на Западе «Зияющих высот». Признано, что эта книга стала одним из главных произведений, способствовавших окончательному развенчанию коммунизма в глазах традиционно левой западной интеллигенции. А сравнительную «мягкость наказания» - высылку за рубеж – обеспечил тогдашний председатель КГБ Юрий Андропов. Как рассказывает вдова Зиновьева Ольга Мироновна, значительно позже они узнали, что «Зияющие высоты» лежали у него на рабочем столе многократно исчерканные.

А. Зиновьев был логиком, философом, писателем и художником. А его стихотворение «Молитва верующего безбожника» стала почти каноническим текстом для многих православных и католиков.

На Западе продолжал обличать брежневский режим, но перестройку не принял, назвав ее «Катастройкой». Аргументировал это так: вся публичная жизнь в СССР организована вокруг коммунистических ячеек по месту работы: партийных, комсомольских, профсоюзных. Уберите их – и рухнет не только система, но и распадется общество, потому что ничего другого просто нет.

«Метили в коммунизм, а попали в Россию!» - говорил Зиновьев.

«Из обломков сарая небоскреб не построишь. У вас получится другой сарай, только хуже», - рассуждал он о реформаторских начинаниях ельцинской поры. Своего рода эпиграфом к его рассуждениям о Сталине был анекдот: «Гитлер – это мелкий злодей эпохи Сталина». Созидательной стороной сталинской бесчеловечности считал, что только так из послереволюционного хаоса можно было создать великую державу, победившую в войне, открывшую многим миллионам людей из низов путь к вершинам знаний, к карьере, повышению социального статуса.

Он безжалостно препарировал как «реальный коммунизм», так и «западнизм», то есть два общественных устройства в том виде, в каком они функционировали на самом деле, а не проповедовались или обличались пропагандистами по обе стороны идеологических баррикад. «Реальный коммунизм» объявил вершиной российской истории. Но коммунистической перспективы после распада СССР уже не видел. «Западнизм» для него тогда же стал синонимом ничем уже не сдерживаемого глобального неоколониализма. «Колониальными демократиями» называл он страны, образовавшиеся на обломках социалистического лагеря.

Вот такой был необыкновенный человек.

Об Александре Зиновьеве в день его девяностолетия рассказывает его вдова, Ольга Зиновьева.

- Ольга Мироновна, что было главным в личности Александра Александровича?

- Самое главное в Зиновьеве был всегда его абсолютный ум. Абсолютный ум - это такое же редкое явление, как абсолютный музыкальный слух. Даже более редкое. И при всех своих положительных сторонах абсолютный ум имеет сильную отрицательную сторону. Это как вериги. Он всю жизнь шел, неся на себе эти вериги. Способность, умение, талант видеть и понимать все, что происходило вокруг. И не таить это в себе.

Человек, состоявшийся в интеллектуальном плане уже к 17 годам, он точно знал, что происходит с нашей системой, что происходит со страной, какие чудовищные расхождения есть между тем, что говорится официально, и тем, что получалось наяву. И вот с 17 лет человек кричал, пытался донести до людей то, что казалось ему очевидным. Знаете, просто страшно становилось от того, как он все понимал. Не было ошибочных предсказаний, всё состоялось.

Александр и Ольга Зиновьевы.

- Его легендарная бескомпромиссность, видимо, была продолжением абсолютного ума. Причем бескомпромиссным он был ведь не только в СССР, но и на Западе?

- Был бы он покладистым человеком, получил бы Нобелевскую премию. В 1998-м году он попал в короткий список номинантов на премию в области литературы. К нам в Мюнхен приехал журналист из Нобелевского комитета Шведской Академии, которая присуждает эти премии. Есть такая традиция, что они проводят интервью с кандидатами. Журналиста этого мы хорошо знали. Разговор продолжался часа три. Обо всем на свете. А под конец этот журналист задает ему вопрос в очень деликатной форме: как профессор относится к событиям на Балканах? Зиновьев жестко назвал бомбардировки Сербии преступлением против человечности, великим негодяйством и нарушением суверенитета маленькой независимой страны. Сказал про «балканскую пороховую бочку».

Журналист схватился за голову: господин профессор, вы понимаете, с какой целью я приехал к вам, может быть, вы выскажетесь как-то обтекаемо, может быть, смягчите? Сан Саныч сказал: я могу высказаться только жестче.

Журналист этот потом беседовал с Гюнтером Грассом. Тот оказался политкорректным и осторожным. Он и получил премию в тот год.

И, кстати, Александр Александрович считал, что на бывшей Югославии отрабатывается сценарий для России. Именно тогда он и решил вернуться из Германии, чтобы быть со своим народом.

Когда в 1990-е стала появляться зиновьевская апологетика Сталина, многие, знавшие его биографию и работы, решили, что это уже слишком…

- Я скажу сразу, это не апологетика, это попытка объяснить. Зиновьев, возможно, единственный человек, который пытался перевести эту тяжкую тему из плоскости чисто эмоциональной в плоскость рационального обсуждения.

Вообще исторические процессы, все, что происходит с миром, обсуждать с точки зрения «черное и белое», невозможно. Всегда существует диалектика любого процесса. Если сталинизм оценивать как чистое злодейство, абстрактное злодейство по отношению к советскому народу – наверное, история будет обкрадена. И Зиновьев в книге «Нашей юности полет» хорошо об этом рассказал.

Советская Россия находилась в страшном состоянии после обескровивших ее Первой мировой и Гражданской войн. И когда произошло то, что произошло, то власть, взявшая на себя страшную, убийственную ответственность выстраивать новую систему, строить людей, с неминуемой необходимостью столкнулась с принятием решений: а что делать с этой гигантской колышущейся массой?

Страна вся ходила ходуном, от Охотского моря и до Балтики. Рассчитывать на помощь Запада тогда никому и в голову не приходило. Тогда не было радиостанции «Свобода», не было «Немецкой волны», которые объяснили бы нуждающимся, как им жить. И Сталин… он же не был призван быть святым. Мир, страна, обстоятельства, которые создались и оказались перед ним, повергали его в бездну, в пучину таких вот страшных приемов. Вы поставьте себя на его место. Страшное место. Волосы становятся дыбом. Было бы очень просто назвать его злодеем. Но он не опереточный злодей. Он Злодей с большой буквы. Злодей, много для страны сделавший.

Зиновьев не оправдывал Сталина, он анализировал феномен сталинизма. А анализируя, он эмоции отодвигает в сторону. Я же говорю, это была его трагедия – понимать.

- Давайте поговорим о другой чувствительно теме нашего времени. Возрождение церкви, усиление ее роли в государственных делах. Зиновьев ведь успел застать этот процесс?

- Раннюю советскую секуляризацию, то есть насильственное насаждение атеизма, гонения на церковь и священников он считал процессом зверским, но неизбежным для модернизации страны. А в наше время, коль скоро все жертвы уже принесены и никого не оживить, государственное участие в возрождении религиозности вместо светской интернационалистской идеологии он считал делом архаическим. Хотя и прекрасно понимал, что после крушения коммунизма и в условиях полного распада социальных связей, упадка духовности, люди и сами будут стремиться к заполнению вакуума, и что и перед государством так или иначе стоит задача помочь им в этом.

А себя Александр Александрович называл «верующим безбожником». У него есть замечательное стихотворение об этом. И вы знаете, Русская православная церковь поместила один из самых блистательных некрологов на него. Это дань церкви верующему безбожнику. В нем видели человека, который должен был быть образцом для паствы.

- Одна из последних его книг, написанная уже в России, называется «Идеология партии будущего». Какая это идеология?

- Вы знаете, я бы постаралась не ответить на этот ваш вопрос. Читайте Зиновьева, а мне позвольте привести одни из самых последних его слов и поставить на этом точку:

"Нам нужна мечта, надежда, утопия. Утопия – это великое открытие. Если люди не изобретут новую, на первый взгляд никому не нужную утопию, то они не выживут в качестве людей. Нам нужна сказка: людям важно, в какой они верят туман и какая им верится сказка".

МОЛИТВА ВЕРУЮЩЕГО БЕЗБОЖНИКА

(Александр Зиновьев)

Установлено циклотронами В лабораториях и в кабинетах: Хромосомами и электронами Мир заполнен. Тебя в нем нету. Коли нет, так нет. Ну и что же? Пережиток. Поповская муть. Только я умоляю: Боже! Для меня ты немножечко будь! Будь пусть немощным, не всесильным, Не всесущим, не всеблагим, Не провидцем, в любви не обильным, Толстокожим, на ухо тугим. Мне-то, Господи, надо немного. В пустяке таком не обидь. Будь всевидящим, ради бога! Умоляю, пожалуйста, видь! Просто видь. Видь, и только. Видь всегда. Видь во все глаза. Видь, каких на свете и сколько Дел свершается против и за. Пусть будет дел у тебя всего-то: Видь текущее, больше ни-ни. Одна пусть будет твоя забота: Видь, что делаю я, что – Они. Я готов пойти на уступку: Трудно все, так видь что-нибудь. Хотя бы сотую долю поступков. Хотя бы для этого, Господи, будь! Жить без видящих нету мочи. Потому, надрывая грудь, Я кричу, я воплю: Отче!! Не молю, а требую: Будь!! Я шепчу, Я хриплю; Будь же, Отче!!! Умоляю, Не требую: Будь!!!!!