Люди и скотч - в ассортименте

За что можно любить пригородные поезда?

- Это как спать с памятником, - на сто восьмой странице Генри Миллер пересказывал интим с широкозадой барышней, пока я ехала в подмосковной электричке. Нежданно-негаданно аналогичный памятник вырос прямо передо мной. Очки сползли на нос, сверху – сверлящий взгляд, снизу – необъятные телеса в синей форме.

- Ваш билетик, пожалуйста. Прищурилась мельком на циферки и принялась за других пассажиров.

Через проход допивали двое. Лыка не вяжут, вместо билета тянут красную книжечку.

- У нас по таким не ездят, пожалуйте на выход, - тетеньку ксива не проняла, на то она и памятник. Того, кто не мог говорить, нежно подтолкнула к проходу. Того, кто не мог ходить, любовно взяла под руку и поволокла к дверям.

- Иди-иди, фээсбэшник, - в голосе ее слышалось презрение, и оттого она сразу стала на порядок симпатичней.

– На все хватило, кроме билета. А ведь ехал бы сейчас человеком, с дамами знакомился. Протестующее мычание оборвалось бодрым девичьим альтом.

- Вы мы чистим рыбу! И постоянно думаем, каким же ножом ее почистить!.. Обобщения девицы были спорными, но занимательными.

- Я предлагаю рыбочистку! – выложила она карты на стол после прелюдии. За рыбочистками (специальный угол наклона лезвий, лучшая нержавейка из Подмосковья) по вагону тяжелой поступью плелась бабуля в пуховом платке. Слова ее поскрипывали, глаза чуть слезились, но и то, и другое, лучилось старческой добротой.

- Носочки… Обычные остались только большие, тепленькие есть все размеры… За бабулей на всех парах мчался мужичок, натурально в телогрейке.

- Пиво – пятьдесят, пиво – пятьдесят, есть "ягуар"…

- Ягуар-ягуар, в голову удар, епт! – оживился в ответ мой малолетний сосед напротив.

Следом в вагон рвались сушилки для обуви, губки для мытья посуды, скотч семи видов и непромокаемые стельки. Выбралась наружу без сушилок и рыбочисток, губок и пива. В поле темень, вместо скошенной кукурузы дачи понатыканы. Возле самой большой и светлой стоит девица в пальто, коленки голые, рыдает, сама себя перекрикивая.

- Барон, барооон! Барооон! – и за спину мне заглядывает.

- Вы знаете, - говорю, - там вроде бы ничего не бегало. - Совсем ничего? – переспрашивает с надеждой.

- Ничегошеньки, - отвечаю, и девица ударяется обратно в истерику. Метров через пятьдесят под ноги бросается какая-то мохнатая шняга, один нос над грязью торчит и уши немножко.

- Это ты что ли Барон? – спрашиваю. - Рррряв, - и цепляет за штанину.

Доволокла обратно на вытянутых руках, оплакивая светло-серую куртку. Предлагали коньяку и блинов, отказалась. Хороша холостяцкая жизнь на отшибе. Только сапоги резиновые нужны, а в электричке не продают.