У войны не детское лицо

Наш народный луганский корреспондент рассуждает о том, как события на Украине воспринимает ее дочь и ее подруги

Фото: Николай ХИЖНЯК

До последних трагических событий в Украине я была абсолютно аполитичным человеком. Телевизоры в доме стояли без антенн, новости я читала в интернете, ребенок смотрел только одобренные мною мультфильмы.

Я свободно владею четырьмя языками и меня никто никогда не обязывал говорить на каком либо из них.

В Луганске ни в детском саду, ни в школе моего ребенка никто не принуждал ни к украинскому языку, ни к украинской символике. Круг моего общения складывался, в основном, из родителей друзей моей дочери. И никаких разногласий, кроме как, у кого в доме дети проведут выходные дни, у нас не возникало.

Сейчас все стало совсем по-другому. Моя семилетняя дочь, по прежнему, не смотрит и не слушает новости, но она знает почти всех украинских политиков. И большинство — российских.

Когда мы жили в Ростове-на-Дону, пережидая войну, моя дочь почти каждый день размахивала с балкона маленьким российским флагом, найденным у бабушки, и громко кричала «Россия! Новороссия!». Я испытывала легкий дискомфорт, но не запрещала ей это делать. Прохожие удивленно поднимали голову, соседи посмеивались. В школе любимыми словарными словами стали «Россия, Родина, россияне». Причина этого явления легко просматривается. После захвата здания СБУ, мы почти два месяца проезжали мимо него по дороге в школу, спортзал и обратно. Демонстранты при виде машины с российскими номерами, начинали с энтузиазмом размахивать флагами и скандировать «Рос-си-я!». О, это были минуты нашей славы! До этого российские номера не были столь престижными. Некоторые водители норовили подрезать «приезжих россиян», пару раз «гаишники», обрадовавшись «неместным» номерам пытались развести меня на нереальные штрафы. А тут восторг революционеров при виде «братьев россиян». Естественно, моя дочь была счастлива такому вниманию и, конечно же, задавала вопросы. Я ей доступно объясняла, что происходит в стране.

Когда начались артобстрелы и на улицах появились разрушенные дома, дочь тоже задавала вопросы. И почему им с подружкой надо бежать домой, услышав гул самолета. Я пыталась объяснить ребенку суть происходящих событий. Но так и не смогла. Как объяснить ребенку то, что одни люди бомбят других людей только потому, что кто-то хочет разговаривать на русском языке, а кто-то — на украинском.

Кстати, украинская речь в Луганске была скорее исключением. В Донецке, я вообще не сталкивалась с украиноговорящими. Единственное место, где мова расцветала буйным цветом — это кинотеатры. Но мой ребенок категорически не понимал перевод мультфильмов на украинский язык.

Почти половина друзей моей дочери учились в украинских классах, где преподавание велось на украинском языке. Родители готовили детей к поступлению в столичные вузы, где без «мовы» никак. Но я ни разу не слышала, чтобы между собой дети обсуждали что-то не на русском.

Теперь мы оказались в разных городах, далеко друг от друга. Дети очень скучают. Наша 9-летняя подружка в Николаеве отказывается заводить новых друзей, потому что «у нее дома остались самые лучшие подружки».

Моя подруга в Харькове водит 8-летнюю дочь к психологу, потому что та отказывается становиться в танцевальную пару с новым партнером (старый - к которому девочка привыкла как родному за несколько лет - остался в Луганске). И родителям надо найти слова, чтобы объяснить детям, почему они оказались в такой ситуации.

По вечерам и в выходные дни моя дочь отбирает у меня мобильный телефон и общается со своими самыми близкими подругами, разбросанными по свету. Они шлют друг другу картинки, анимационные сообщения и не могут наговориться. И мой ребенок по-детски наивно спрашивает у одной подружки, «выпустили ли ее папу плена», а у другой «как ее папа пережил стресс, после того как у него отобрали машину». А третьей, у которой папу убили, она боится звонить. Только шлет добрые картинки с котятами...

Пару дней назад дочь обнаружила оставшиеся у бабушки с 9 мая георгиевские ленточки и начала расспрашивать, что это. Я рассказала. А в конце не удержалась, вспомнив инцидент в Одессе, и добавила, что «бандеровцы» за такую ленточку и убить могут. Дочь посмотрела на меня полными ужаса глазами. А потом бережно повязала ленточку на лямку школьного рюкзачка.

В это же время во Львове старшая 13-летняя дочь моей подруги фотографируется на фоне черно-красного флага и прославляет Бандеру. На мой вопрос вернутся ли они домой, подруга с гордостью отвечает, что тут ее дети стали настоящими украинцами и вернутся они только в украинский Луганск.

В последнее время не перестаю удивляться людям. Еще весной на своем дне рождения моя университетская подруга стала восхвалять Тягнибока, чем очень меня удивила. Надо сказать, что натура она нежная и трепетная, не может соврать своему ребенку на вопрос есть ли Дед Мороз, а тут вдруг Тягнибок! Я стараюсь обходить острые углы в общении, но здесь не удержалась и поинтересовалась, как она относится к инциденту с нападением на ветеранов и к другим его «подвигам». Оказывается, она ничего об этом не знает! Просто он ей нравится как человек! Я не поленилась и отправила ей ссылки на видео, где фашисты Тягнибока раскачивают автобус с плачущими участниками Великой Отечественной.

Сейчас она в Харькове и не планирует возвращаться в ЛНР, мечтая, чтобы ее 9-летний сын вырос украинцем. Но что это значит сформулировать не может. Наверно, как и в случае с Тягнибоком ей просто нравится, как это звучит – «Мой сын - украинец!».

После того как 1 октября в донецкую школу залетел украинский снаряд, она с визгом убеждала меня, что это происки российской пропаганды, что Киселев нас зазомбировал и все не так однозначно. На самом деле - по ее словам - это ополченцы сами обстреляли школу. Зачем — объяснить затруднилась...

Я же затрудняюсь объяснить только одну вещь - если мы все вернемся домой, сможем ли быть добрыми соседями, как и раньше? И главное - останутся ли друзьями наши дети?