Мариуполь. Панорама города с купола храма Покрова Божьей Матери, весна 2022 г.
Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН
Мариуполю досталась страшная судьба – украинский нацполк «Азов»* сознательно запер его жителей в городских кварталах, превратив людей в «живой щит». Наши вышли к окраинам города в считанные дни после начала СВО, заняв пригороды с восточной стороны. Украинские городские власти собрали последнее совещание 25 февраля и через сутки бежали из Мариуполя почти всем горсоветом и мэрией прямо в Киев. До сих пор изображают «управление городом» в своих телеграм-каналах. Не понимаю, кто их до сих читает, находясь в здравом уме.
Историческая застройка Мариуполя между «Азовсталью» и портом стала местом жестоких боев
Фото: Дмитрий СТЕШИН
Одно из первых зданий «Азовстали», занятое штурмовой группой «Востока». В 200-х метрах российская авиация бомбит цех «Азовстали», задача группы – не дать бандеровцам отступить или переместиться по заводу.
Фото: Дмитрий СТЕШИН
Настоящая власть в городе перешла к «Азову» и сборной солянке из украинских пограничников и морпехов. И, как рассказывали мне после освобожденные мариупольцы, между первыми, вторыми и третьими не было никакой разницы по степени зверского отношения к «мирняку». Это же ВСУшный танк, не «азовский», играл в «тетрис» с многоэтажкой на проспекте Металлургов, выбивая квартиру за квартирой, пока не рушился подъезд…
Как с хохотком написал кто-то из «азовцев» в интернете – «теперь мариупольские сепары будут нашей «активной броней».
Все верхние этажи старинных зданий занимали «азовские» гранатометчики, их приходилось глушить или уничтожать.
Фото: Дмитрий СТЕШИН
Выезды из города были перекрыты, машины расстреливались. Просачивались за линию фронта лишь единицы, хорошо знающие местность и способные идти.
Знакомая семья, пытаясь вырваться из огненного кольца, прошла за сутки 40 километров. Детей несли на руках. И вынесли. Потом, после освобождения города, вернулись. Я встретил этих людей в октябре, возле столика для голосования в Левобережном районе – Мариуполь возвращался в Россию.
Левобережный район Мариуполя, до забора «Азовстали» 50 метров. Там еще две недели будет сидеть противник.
Фото: Дмитрий СТЕШИН
Моя первая встреча с мариупольцами случилась в начале марта в поселке Калиновка, его центральная улица уже заходила в городские кварталы. Пожилая пара с трудом перебралась через взорванный мост, балансируя на уцелевшей полоске бетона – не шире почтовой открытки.
Первый гуманитарный центр в гипермаркете на въезде в Мариуполь. Пункт зарядки телефонов и фонарей.
Фото: Дмитрий СТЕШИН
В марте и апреле такие объявления были единственной и призрачной возможностью найти родных.
Фото: Дмитрий СТЕШИН
Все раненые горожане рассказывали похожие истории: «месяц сидел в подвале, выбрался на солнце посмотреть, прилетела мина», «пошел к пожарному гидранту за водой», «копался в размародереном магазине, искал еду».
Единственный источник воды в центре Мариуполя – подземный резервуар пожарного гидранта. Эту воду нельзя пить, но ее пили – другой не было.
Фото: Дмитрий СТЕШИН
Помню, как ко мне на улице подошел старик и попросил воды, запить горсть таблеток. Я вручил ему запечатанную бутыль с минералкой. Он отшатнулся: «Это все мне? Это подарок?». И заплакал. Возможно, именно в эти секунды я понял – ЧТО происходит в городе. И больше никогда не приезжал в ТОТ Мариуполь, не забив багажник машины в Донецке хлебом, водой и молоком. И еще брал сигареты. Как сказал мне один горожанин: «вода сейчас дороже золота, а курево еще дороже».
Вика, «Мариупольская мадонна», военкор КП нашел ее в накопителе для беженцев в самом начале штурма. За несколько часов, читатели КП нашли Вику и ее родню, помогли попасть в питерскую больницу в лучшим врачам. Сейчас у Вики все хорошо.
Фото: Дмитрий СТЕШИН
Так получилось, что я заходил в город в составе батальона ДНР «Восток», мой взгляд на происходящее был, буквально, «из окопа», всего несколько километров по фронту – наша полоса наступления, микрорайон «Восточный», прилегающий к нему частный сектор. Чуть позже - заводские офисы, сортировка и кузнечный цех «Азовстали». Двигались из пригородов – Талаковка, Калиновка, Сартана и маслобойня, где еще много месяцев горели тысячи тонн семечек подсолнечника. Меня до сих пор мутит от этого запаха.
Командир минометной батареи «Востока» Юра, улучил перерыв в стрельбе, подошел ко мне, сдвинул балаклаву с лица:
- Дима, ты меня не узнаешь?
Я вспомнил. 2014 год, апрель, под Мариуполь пришли части ВСУ, и представители восставшего народа поехали поговорить, как им тогда казалось, со «своими» военными. И Юра был одним из группы переговорщиков. Военные клялись, что не будут стрелять в свой народ, а через пару недель, 9 мая, вместе с подонками из нацбатов, устроили мариупольцам кровавую резню.
Минометная батарея батальона «Восток» вынуждена бить по своему городу.
Фото: Дмитрий СТЕШИН
Юра все понял тогда, воевал все эти годы и сейчас кидал мину за миной по врагу в своем родном городе, говоря мне: «Больно, но никак по-другому, мы все отстроим лучше, чем было». В городе у него осталась родня. Юра рассказал:
- Брат вчера написал: «Вы в мою школу попали».
- А ты?
- Написал ему: «Тебя в этой школе так ничему и не научили».
Через несколько дней «Восток» вышел к кварталам города. Первую же штурмовую группу, «группу Люгера», заблокировали в 9-этажке на долгие 17 дней. Ребят снабжали, протянув «альпийскую дорогу» с помощью коптера. Перетягивали по тросу контейнеры с батареями для раций, патронами и лекарствами. Для бойцов и десятка горожан, прячущихся в подвале.
В ответ ребята передавали записки на кусках обоев. Записки, уже ставшие историческими документами: «Родные, мы держимся…».
«Восток» потом вывез «мирняк» первыми, под броней. А с одним из бойцов «группы Люгера», улыбчивым парнем, уже ставшим командиром с позывным «Лес», я встретился в одном из первых занятых зданий «Азовстали». «Лес» командовал штурмовой группой. Мы сидели с ним в коротком отрезке коридора, где были сплошные стены и говорили про ту осаду в «Восточном». «Лес» рассказывал и поджимал пальцы рук – месяц прошел, а он еще не отогрелся, психически. Холодная была весна, как специально. В 200 метрах от нас, каждые 15 минут на «Азовсталь» падала бомба, и я видел, как кирпичная стена нашего убежища изгибается волнами. Штурм последнего очага сопротивления в Мариуполе неумолимо двигался к концу.
Место провокации киевских властей, двор Роддома №3. Бандеровцы заложили возле роддома инженерный фугас и тихо покинули здание ночью. Утром – взрыв и толпа западных журналистов, Россию обвинили в бомбардировке роддома…Но свидетели это сразу же опровергли.
Фото: Дмитрий СТЕШИН
Мариупольский театр – место еще одной провокации, горожане за два дня до взрыва зрительного зала связались со мной и рассказали, что «азовцы» заносят в театр взрывчатку и сгоняют в подвалы людей. «КП» публиковала это письмо. Провокаторов это не смутило.
Фото: Дмитрий СТЕШИН
Крепкий ветер с Азовского моря, играл в миллионах дыр от осколков. Мрачный мужчина с лицом серым от копоти и горя, принял меня за представителя властей:
- Мы магазин похоронный взломали, взяли там крест, саван, гроб. Мать надо похоронить. Хозяева появятся, я все им верну, до копеечки.
Я лишь выдавил из себя:
- Греха на вас нет...
Я еще поговорил немного с этим человеком. Он не верил, что Мариуполь отстроят, он думал, что придется уходить из мертвого города, жить в нем, без воды, света и еды было невозможно.
Я видел, как возрождали Грозный, рассказал подробно, но он мне не поверил.
Район «Восточный», где группа многоэтажек оказалась ключами к этой части города. После того, как наши взяли этот квартал, «азовцы» не стали цепляться за частный сектор и отошли в промзону завода. Сейчас эти многоэтажные дома уже разминировали и снесли.
Фото: Дмитрий СТЕШИН
Сейчас, поверил, конечно. Прав был минометчик Юра: «Мы все отстроим лучше, чем было». Уже отстроили и продолжают строить. И даже исторический Центр, размотанный во время штурма порта и «Азовстали», не восстановят, а отреставрируют. В этом нет ни у кого сомнений.
В середине прошлого лета я заехал в Мариуполь – писал о первых этапах избавления от битвы. Меня свозили в только что открытую первую городскую пекарню. Не отпустили с пустыми руками – вручили картонную коробку с двумя десятками буханок потрясающего белого хлеба. Моя картина постапокалиптического города обрушилась, как взорванная саперами девятиэтажка не подлежащая восстановлению. Но, я не мог уехать из этого города с хлебом.
Хлеб был горячий. Этот запах надолго остался в машине. В Мариуполе тогда резко расцвела уличная торговля. Я заехал на один из рыночков. Отсюда уже утащили подорванные танки и разобрали баррикады из коммунальной техники.
Выбрал на этом рынке женщину с самым добрым лицом и обратился к ней:
- У меня в машине, целая коробка горячего хлеба. Возьмите, не могу хлеб из Мариуполя увозить.
Женщина меня очень хорошо поняла. Отдал хлеб, оставил себе две буханки. Меня догнали возле машины, всунули в руки круг свежайшей копченой колбасы, завернутой в промасленную бумагу. Сказали, что еще утром друзья-фермеры привезли в Мариуполь на продажу целую партию.
Я поехал в Донецк. По пути остановился в приметном месте на Запорожском шоссе, возле бетонной остановки с точнейшим, ювелирным попаданием снаряда. Я всегда там останавливался весной, собрать сознание в кучу и перевести дух. Сейчас я ел колбасу, ломал руками хлеб и думал, что если меня в Мариуполе так восхитительно покормили, то самое страшное у этого города уже позади. Примета простая и от того, самая верная.
Уличные граффити освободителей, их много появлялось в эти дни. Сейчас эту баррикаду разобрали.
Фото: Дмитрий СТЕШИН
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Я хорошо помню, с чего начиналось оживление, а затем и восстановление Мариуполя. На момент окончания боевых действий в городе оставалось около 200 тысяч жителей и они были лишены всех базовых потребностей человека: еды, воды, медпомощи, электричества. И новых, не менее важных потребностей – мобильной связи, интернета. Начали с нестандартного хода, о нем не любят упоминать в официальной новейшей истории Мариуполя. Военное командование, еще штурмующее город, скажем так, не препятствовало открытию складов местного логистического центра. Люди разобрали воду и еду и получили возможность продержаться до окончания боев. Затем, на месте гипермаркета на въезде в Мариуполь, появился первый гуманитарный центр. Там раздавали пайки, лекарства, заряжали телефоны и фонари. Бесплатно чинили горожанам велосипеды, мало кто понимает, как это было важно! Чуть позже, в этом центре начали набирать бригады волонтеров для расчистки улиц. Позже появилась юридическая служба, Следственный комитет России начал принимать заявления о преступлениях и розыске пропавших. К середине лета заработали первые маршруты общественного транспорта. Благодаря гуманитарным центрам удалось установить точное число оставшихся горожан.
Что мы имеем сейчас.
Заработал общественный транспорт и даже пошли трамваи. Работает устойчивая мобильная связь во всех районах города. Восстановили больше половины школ, причем не просто вставили стекла и залепили дыры от снарядов – изменили внешний дизайн, утеплили фасады, завезли новое учебное оборудование. На начало мая-2023, вода и электричество есть во всех районах города. Улицы расчищены от завалов и мусора, асфальт восстановлен. Несколько дней назад заканчивали ремонт покрытия одной из главных магистралей – бульвара Тараса Шевченко. Заработали кафе и супермаркеты, к оплате принимаются карты. В окрестностях Мариуполя, в любом направлении, восстановлены все дороги и мосты в радиусе сотни километров.
Самая большая проблема – разрушенные многоэтажные жилые дома. Не подлежащие восстановлению сносят, взамен уже построили 37 новых домов на 2709 квартир. На подходе сдача еще четырех новых микрорайонов. Есть проблема, которую будут решать в этом году – восстановление разрушенного в частном секторе, особенно в районах у Завода Ильича и «Азовстали. Нет сомнений, что справятся. Сейчас в Мариуполе проживает уже 300 тысяч человек – с учетом вернувшихся беженцев и строителей. И будет только больше.
*Признанный в России экстремистской, террористической организацией.
СЛУШАЙТЕ ТАКЖЕ
Дмитрий Пучков: Зеленского ждет верная смерть (подробнее)