Режиссер Андрей Зайцев: «Если мы не будем помнить про блокаду Ленинграда, эта трагедия рано или поздно может повториться»
«Конечно, это художественное кино, но в нем нет вымысла», - говорит режиссер. Фото: Кадр из фильма
Накануне его постановщик рассказал «Комсомолке», как и зачем снимал историю о путешествии женщины через замерзающий осажденный город. Андрей Зайцев, автор замечательного фильма о подростках «14+», сейчас снял совсем другую по настроению картину. «Блокадный дневник» основан на мемуарах Ольги Берггольц, а заодно - воспоминаниях множества других людей, оказавшихся в осажденном Ленинграде. Действие разворачивается в феврале 1942 года, в первую и самую страшную блокадную зиму, когда к голоду добавлялся лютый мороз.
Героиня, только что похоронившая мужа и уверенная, что ей самой осталось жить считанные дни, если не часы, через весь город идет к отцу, чтобы поговорить с ним в последний раз. И ее долгое путешествие позволяет Зайцеву показать панораму Ленинграда в это страшное время.
Действие разворачивается в феврале 1942 года, в первую и самую страшную блокадную зиму, когда к голоду добавлялся лютый мороз.
Фото: кадр из фильма
В прошлом году фильм был показан на Московском международном кинофестивале, где получил Гран-при. А через несколько месяцев «Блокадный дневник» был удостоен «Золотого орла» как лучший российский фильм года, Ольга Озоллапиня была названа лучшей актрисой, и еще один приз картина получила за сценарий.
8 сентября, в день 80-летия начала блокады Ленинграда, «Блокадный дневник» наконец выходит в прокат.
В прошлом году фильм был показан на Московском международном кинофестивале, где получил Гран-при.
Фото: кадр из фильма
«Комсомольская правда» свято чтит память о блокаде и испытаниях, выпавших на долю ленинградцев.
5 июля 1942 года в «КП» была опубликована первая поэма Ольги Берггольц, которую она писала февральскими ночами в блокадном Ленинграде, опухшая от голода и слез — в память о любимом муже, умершем от дистрофии – «Февральский дневник» вышел на страницах «Комсомольской правды» без единой правки, без купюр
По случаю премьеры режиссер и актриса пришли в студию радио «Комсомольская правда».
Блокада Ленинграда. Дом на Лиговском проспекте после бомбежки.
Фото: ТАСС
Андрей Зайцев: «В РЕАЛЬНОСТИ ВСЕ БЫЛО ЕЩЕ СТРАШНЕЕ»
- Андрей, как и когда вы решили снимать кино о блокаде?
- После того, как прочитал «Блокадную книгу» Даниила Гранина и Алеся Адамовича. Она произвела на меня сильнейшее эмоциональное впечатление. Мы все знаем про блокаду с детства, со школы, но это общие знания, которые как-то не сильно касаются сердца. А когда ты погружаешься в рассказы людей о том, через какой ужас им пришлось пройти, это совсем другой опыт. В «Блокадной книге» - сотни дневников, сотни воспоминаний, невероятная концентрация страдания на каждой странице. И я понял, что про блокаду обязательно нужно рассказать в кино.
На мой взгляд, за 80 лет было снято просто катастрофически, преступно мало игровых фильмов про то, что случилось в Ленинграде во время войны. Вот про Холокост снимают постоянно, и весь мир знает, что там погибло шесть миллионов человек. Периодически говорят про Хиросиму и Нагасаки. А про блокаду Ленинграда в мире, я уверен, сейчас мало кто помнит: мы сами о ней не напоминаем ни себе, ни жителям других стран. Мы не отдали дань этой трагедии и глубине страданий людей, которые через нее прошли. Так и появилась идея взять воспоминания блокадников, их прямую речь, визуализировать и перенести на пленку. Книги, особенно такие сложные и большие, как у Гранина и Адамовича, сейчас мало кто рвется читать. Наверное, фильмы для сегодняшнего и для будущих поколений более приемлемы и предпочтительны.
Андрей Зайцев
Фото: Иван МАКЕЕВ
- Снимая кино про блокаду, можно уйти в натурализм, описание ужасов. Но если этого не делать, все скажут, что автор приукрашивает страшную действительность. Как вам удавалось выдержать баланс?
- У каждого режиссера есть внутри своя красная черта, за которую он либо переходит, либо нет… Да, в реальности все было еще страшнее, чем в нашем фильме. Но если показывать всю самую страшную правду, я сам не смог бы снять фильм, смонтировать его и посмотреть на экране. Да и зрителя просто вывернуло бы наизнанку, он выбежал бы из зала. А мне все-таки хочется, чтобы люди досмотрели картину до конца… Но голод – это страшная вещь. И в полном объеме то, как он влияет на сознание и поведение людей, показывать было просто невозможно.
- Кстати, там есть эпизод, когда во время обстрела города у женщины, стоящей в очереди за хлебом, осколком отрывает руку, в которой зажаты хлебные карточки. Но кровь из раны не хлещет…
- Вот тут, в частности, лично для меня и проходила красная черта. Сделать так, чтобы из плеча еще и хлестала кровь - для меня уже перебор. Мне был важен образ, а не физиологическая достоверность. Мне было важно, чтобы у зрителей, хотя бы у какой-то их части, сердце сжималось от воплей женщины, которая думает не об оторванной руке, а о карточках, потому что их потеря однозначно значит смерть. Вариантов никаких: не будет карточек - и в течение двух недель погибнет и эта женщина, и ее дети… А разговоры о том, почему не хлещет кровь - в данном случае, по-моему, досужие.
«ЭТО БЫЛ СЮРРЕАЛИСТИЧЕСКИЙ, КАФКИАНСКИЙ ГОРОД»
- Каким зритель должен выйти из зала после фильма?
- Конечно, сопереживающим. На нескольких просмотрах, когда фильм заканчивался, в зале просто стояла тишина. И это самое сильное и важное, важнее аплодисментов. Аплодировать после такого зрелища, честно говоря, странновато. Но лица зрителей, когда они выходят из зала - абсолютно другие, наполненные. У людей становятся другие глаза…
Мне бы хотелось, чтобы память о страданиях блокадников оставалась с нами как можно дольше. Хочется, чтобы мы чтобы мы понимали, насколько в нашей жизни все зыбко. Никто из ленинградцев в начале сентября 1941 года не ожидал, что через три месяца город словно погрузится в ледниковый период. И не будет никакого будущего, лета и весны - только бесконечная зима, голод и смерть. Об этом многие писали и говорили: между относительно спокойной, нормальной жизнью и абсолютной катастрофой прошло всего три месяца! И мы должны понимать, что и сегодня это может произойти с каждым из нас, с любым городом. Уже и пандемия показала, насколько все зыбко…
Доставка грузов в осажденный Ленинград по льду Ладожского озера во время Великой Отечественной войны. Фото: Рафаил Мазелев/ТАСС
Если наши дети не будут знать все подробности про блокаду Ленинграда, про страдания, которые вынесли люди, про то, как стремительно все случилось, у них не будет иммунитета к этому. А это значит, что они, когда через 20-30 лет начнут управлять страной, могут допустить те же самые ошибки, и они приведут к такой же блокаде, только в нее попадут наши внуки и правнуки. Это все очень серьезные вещи. История циклична. Она не прощает беспамятства. Но, если мы будем помнить об этом, блокада Ленинграда, Хиросима и Холокост могут не повториться.
- С какого возраста нужно смотреть этот фильм?
- Думаю, с 12 лет.
- Кинохроники января-февраля 1942 года осталось очень мало. Вам пришлось придумывать визуальный облик города…
- Нет. «Придумывать» - не точное слово. «Блокадный дневник» - конечно, художественное кино, но в нем нет вымысла. Ленинград в январе-феврале 1942 года очень подробно описан выжившими, и на каждый кадр, на каждый образ у меня есть воспоминания блокадников. Мы их брали и переносили на экран. Люди писали, что Невский проспект был завален снегом, и создавалось ощущение, что город - словно замерзшее подводное царство. Стояли страшные морозы, висели оборвавшиеся провода в толстом слое льда, как гигантские сосульки. Город не убирался. Была гробовая тишина: выходя на Невский, ты видел только человек десять, пять еле-еле бредут в одну сторону, пять - в другую. Окна домов и балконы завалены снегом, и казалось, что дом стоит не дорисованный художником. Какие-то детали мы воспроизводить не стали: например, в городе не работала канализация, все выливалось из окон, и так же висело и замерзало… И так три месяца. Это был какой-то сюрреалистический, кафкианский город. Уже по весенней кинохронике видно, что слой льда в нем нарос выше человеческого роста.
Андрей Зайцев и Ольга Озоллапиня
Фото: Иван МАКЕЕВ
Но мы ничего не придумывали. И в этом смысле меня не очень волнует критика. Как говорил Шукшин: хорошо, когда ты смел и прав. Ну, я просто знаю, что я прав. Я читал эти воспоминания. Зачем мне еще на такую святую тему что-то придумывать? Брать грех на душу, когда там умерло минимум около миллиона человек? А сколько еще умерло людей, уже уехавших в эвакуацию? Виктор Астафьев вспоминал, как в Красноярск приехали составы, в которых были трупы блокадников, не перенесших дорогу…
- В титрах «Блокадного дневника» вы выражаете благодарность Никите Михалкову. Чем он вам помог?
- Я с Никитой Сергеевичем просто работаю уже лет двадцать с лишним, был режиссером монтажа на фильме «12», сотрудничал с ним на документальных проектах. И считаю его своим учителем в профессии. Я с ним советовался по сценарию, он всячески поддерживал меня во время съемок. И я вспоминаю об этом с огромной благодарностью.
Блокада Ленинграда. Погрузка сколотого льда и снега в грузовой трамвай на проспекте 25 Октября во время Великой Отечественной войны. Фото: Георгий Коновалов/ТАСС
«Летопись блокады глазами военного фотографа «Комсомольской правды»
У фильма «Блокадный дневник» самые разные отклики – среди них есть и негативные. Их немало. Психика современного человека склонна отвергать все ужасы и невероятного масштаба трагедии. Но мы все должны помнить. И читать. И смотреть. Как бы не было тяжело. Как бы не было больно.
Помимо знакомства зрителя с жизнью поэтессы, у фильма «Блокадный дневник» есть и другая миссия. Когда смотришь фильм, невольно возникает очень важный вопрос: почему сохранилось так мало архивной хроники именно этой суровой зимы 1941-1942 годов?
На самом деле на этот вопрос, есть два ответа.
Во-первых, у простых граждан не было фототехники. Она изымалась, но даже если кого и видели с камерой - его могли обвинить в шпионаже.
И вторая, более весомая причина - цензура. На страницах газет того времени старались рассказывать о подвигах советских солдат, чтобы сохранять боевой дух, и места ужасам и горю блокадного города на передовицах тех лет почти не было. И все же, некоторым фотографам удалось запечатлеть объятый голодом и страхом город.
Одним из них был Борис Кудояров, фотокорреспондент «Комсомольской правды». Он отдал журналистике почти 50 лет, а 2,5 года из них - военному Ленинграду. Москвич по паспорту, он навсегда вписал свое имя в историю осажденного города, приехав в него 8 сентября, в первый день блокады, и прожив там до дня, когда город вновь смог свободно вздохнуть.
Снимать нужно как можно больше, - говорил Кудояров. - Необходима еще и обстоятельная подробная хроника событий. Ее обязан вести каждый репортер, ибо он ответствен за то, что событие было сохранено для людей. Когда-нибудь они будут благодарны за такой документально точный рассказ о давно прошедшем.
Этому принципу следовали и другие военные журналисты Комсомолки. Пишущие редакторы, фотографы, всего на фронт отправились больше 50 сотрудников газеты - кто на передовую, кто в армейские газеты, а кто-то - военными корреспондентами. И Кудояров был одним из командированных военных корреспондентов.
Как и Ольга Берггольц, Борис Кудояров рассказывал на страницах «Комсомолки» историю блокадного города. И знакомиться с ней поближе - занятие не самое легкое.
Режиссер Андрей Зайцев постарался доступным языком рассказать ужасную трагедию, опустив самое страшное, чтобы кино мог смотреть даже школьник.
Именно Ольге Берггольц принадлежит фраза, которую со школьной парты каждый из нас знает наизусть: «Никто не забыт, ничто не забыто». И сегодня мы не забываем подвиг ленинградцев, вспоминая их в новых фильмах, перечитывая старые книги, смотря фотографии того времени.
Ольга Озоллапиня
Фото: Иван МАКЕЕВ
Актриса Ольга Озоллапиня: «После съемок я была отключена, полностью обесточена»
36-летняя Ольга Озоллапиня снимается в кино десять лет. Она играла маму героя «14+», снималась в фильмах «Как Витька Чеснок вез Лёху Штыря в дом инвалидов» и «Проигранное место», сериалах «Мажор» и «Псих». Но роль в «Блокадном дневнике» стала ее главной актерской победой.
- Оля, вы читали сценарий, уже зная, что утверждены на главную роль?
- Нет, я не была утверждена. Более того, пробы проходили сложно, у меня не получалось. У меня были первые, вторые пробы, и казалось, что все, роль мне не досталась, о ней было забыто. А потом, через полгода, когда оказалось, что актрису все еще не нашли, я пришла снова - и меня утвердили.
(Комментирует Андрей Зайцев: «Оля – замечательная комедийная актриса. И то, что она делала на первых пробах, просто не подходило к образу героини. Но через полгода она стала совершенно другим человеком. И когда пришла на очередные пробы, уже была той героиней, которую мы искали. Вот и все»).
- Оля, а что вы сделали в эти полгода?
- А я просто повзрослела!
- С чем вы сравниваете путь вашей героини в этом фильме? В фильме упоминают путешествие Герды к Каю через страну Снежной королевы. Кому-то кажется, что это путешествие Данте через ледяные болота ада…
- Ой, да ни с чем я не сравниваю! Знаю одно: я, скорее всего, на месте героини сделала бы то же самое. Пошла бы к папе, чтобы попросить у него прощения, пока он живой. И спросить у него: как дальше жить или не жить. Есть абсолютная любовь, и это фильм о ней. Понятно, что он про войну, про блокаду, но там бьется сердечко: папа, папа – это самое главное.
Блокада Ленинграда. Бойцы МПВО эвакуируют пострадавших после налета фашистских бомбардировщиков. Фото: Павел Федотов/Фотохроника ТАСС
- Вы стали бы показывать «Блокадный дневник» своему сыну?
- А Юра его уже посмотрел. Ему было в тот момент восемь с половиной лет. Смотрел очень внимательно, сдержанно и спокойно. Что-то понял, что не понял, но сопереживал в конце. Я считаю, то, что он увидел, позже в нем прорастет. Он вообще любит фильмы Зайцева. Раз в месяц пересматривает «14+», это для него как «Отче наш». И сейчас он второй раз на «Блокадный дневник» пойдет, сам попросился.
- Что происходило на площадке после того, как Андрей говорил «Стоп, снято»?
- Вообще на площадке была гробовая тишина. Перед съемками сцены всегда кричат «Тишина!», но в данном случае речь идет о какой-то сосредоточенности и тактичности: вся съемочная группа работала на то, чтобы у меня все получилось. На съемках я в основном пила кофе, это была почти вся моя еда. Рекорд, по-моему - 14 кружек за смену. И дело даже не в том, что героиня голодает: просто было не до еды. Мне казалось, что у меня в этой роли должны одновременно работать мозг, душа и сердце, а для этого требовались огромная концентрация и сосредоточенность.
- А когда съемки закончились, что вы почувствовали? Горечь? Облегчение?
- Общаться с людьми я не могла. Делала машинальные движения: просыпалась, ела. Но ничего не хотела. Я знала, что существую, что у меня есть ребенок, что я его мама, что должна ради чего-то хотя бы хотеть дышать. Но полгода все равно не очень понимала: а что и зачем я здесь делаю? Это даже не ситуация, когда актриса, выходя из кадра, не может выйти из образа. Просто, когда ты познакомился с адом - как после этого ходить на работу, играть в комедиях? Я была обесточена. И отключена. Наверное, мне надо было обратиться к психотерапевту… Но время шло, и жизненный огонь ко мне возвращался.