Игорь Старыгин: "Я всегда мысленно со своими друзьями-мушкетерами!"

Игорь Владимирович по жизни был скромным человеком. Мемуаров после себя не оставил. Только по просьбе своего товарища режиссера "Мушкетеров" Георгия Юнгвальда -Хилькевича в 2000 году написал о себе главу для его книги "За кадром".

"Не понимаю, почему Мише Боярскому не понравились мои стихи. Я удивлён. По-моему, они прекрасны. Слушайте, я прочту. Вот они:

Заводь спит,так тихо и печально.Но шептались камыши.Лебедь пел все тише и печальней.И опять шептались камыши...

Разве так уж плохо? А то, что я своего текста во время съемок не знал? Ну и что? Разве это было обязательно? Все мы на площадке импровизировали. Импровизировал и я. Там ведь четко было написано: «по мотивам». Это были мои мотивы. А то, что я был несколько рассеян, углублен в себя, так это ведь способствовало созданию образа Арамиса. Не правда ли?

Гюрзой меня назвали тоже несправедливо. Ну и что, что я девушку увёл от всех и в свой номер уволок? Так ведь у нас с ней взаимные чувства были. Она в меня влюбилась. После ночи, проведенной в любви, утром прихожу завтракать. Нас кормили в ресторане. А эти на меня все как волки смотрят.

Сидят и молчат. Обиделись, видите ли.

А потом кто-то из мушкетеров мне говорит:

— Ну, ты гаденыш!

Это был Валя Смирнитский, кажется. А потом:

— Настоящая змея.

— Гюрза, — подхватил Боярский. Так и осталась за мной эта кличка.

Так что мы были настоящими «праведниками». А самым главным из нас — Володя Балон.

Когда снимались «Мушкетеры», я работал в Театре имени Моссовета и мотался между Москвой и Одессой. Между фильмом и спектаклем. В театре тогда выпускалась «Версия», я там играл Андрея Белого. Это был очень тяжелый период. После репетиции я вылетал в Одессу или во Львов, где съемки были в разгаре. Петом возвращался обратно. Когда сдавали спектакль, в Управлении по культуре мне сказали:

— Андрей Белый таким не был.

Может быть, и не был. И Арамис таким не был. А фильм смотрят два десятилетия подряд. Там дух мушкетерский заложен. Ведь в творчестве важно именно это. А номенклатурные работники таких вещей не понимают. Я боролся за образ Белого до последнего. Он был неординарным, не похожим на то, что делалось раньше. Когда я вернулся на съемки после сдачи спектакля, весь вымотанный,я даже не зашел в свой номер. Направился туда, где были мои друзья. Черпать силы из этого источника. И мне стало легче.Я всегда сразу шел к ним. Там был мой дом.

Что осталось со мной с тех времен? Я не могу не позвонить, например, Володе Балону, не могу не позвонить Мише Боярскому. Я всегда мысленно с ними. И знаю, если мне будет не очень хорошо, они мне всегда помогут. У меня ощущение, что рядом всегда есть четыре плеча.

У меня в жизни возникало много всяких параллелей с образом Арамиса. Был красивый роман, который продолжался много лет. Моя Камилла де Буа Треси — Мирра, моя жена. С ней мы надолго расставались. А недавно решили все начать сначала. Спустя двадцать лет. Кто кому первый позвонил — не суть важно. Я Мике или она мне. Главное, что это желание оказалось обоюдным.

У нас есть общая дочь, Анастасия. Ей 22 года. Она моя самая большая любовь".