Бут: «Американцы требуют, чтобы я наговорил на Путина»

В понедельник в полдень супруга Виктора Бута Алла, его дочь – десятиклассница Лиза и мать Раиса Кузьминична подошли к подъезду дома в южной части Манхэттена. «Безликое здание из красного кирпича, – вспоминала позже в разговоре со мною Алла, – сразу понятно, что это режимное учреждение. Увешано колючей проволокой».

Россиянок заранее предупредили ничего с собой в тюрьму не брать. «Бабушку даже заставили крест нательный снять, – говорит Алла. – Какую опасность он может представлять? Ну, неважно. Не положено, значит, не положено».

Внизу их встретили мужчина и женщина из администрации тюрьмы Metropolitan Correctional Center. Я как журналист не раз бывал в этом здании, находящемся через улицу от федерального суда, в котором слушается дело Бута.

Заключенных обычно запускали ко мне на интервью в одну из комнаток для свиданий, в которой мы сидели за небольшим столом напротив друг друга.

Но родные Бута встретились с ним в специальном помещении на 10-м этаже тюрьмы, куда не доходит лифт. Тюремщица довезла их до 9-го, а дальше они поднимались пешком. Свидание проходило в двух маленьких комнатках, разделенных наполовину стеклом и мелкой сеткой. По словам Аллы Бут, ее супруг точно так же общается с российскими дипломатами и своими адвокатами.

Зашитники не могут передать ему принесенные судебные документы. «Их нужно передать в коридор, – рассказывает Алла, – сотрудники посмотрят и потом ему туда передадут». На десятом этаже тюрьмы находится спецблок, говорит она, «где содержатся какие-то там суперстрашные преступники, с их точки зрения».

До этого родные после долгого перерыва видели Бута в минувшую пятницу, когда трое конвоиров ввели его в ярко освещенный зал федеральной судьи Ширы Шендлин. На мой взгляд, он выглядел не хуже, чем сразу после того, как его привезли спецрейсом из Бангкока, но Алла и Лиза сказали мне, что он страшно осунулся. «Даром ничего не проходит», – вздыхает Алла. Лиза, прелестная смышленая девушка, которая недурно рисует, но в последнее время больше увлекается фигурным катанием, тоже сказала мне, что вид отца ее сильно удручил.

Увидев в зале родных, Бут, одетый в синюю тюремную безрукавку, из-под которой выглядывала темно-бордовая майка, расплылся в улыбке, но конвоир легонько усадил его спиной к залу за самью защиты, где его поджидала адвокат Сабрина Шроф, бесплатно предоставленная ему судом. Невысокая черноволосая защитница, говорящая с легким иностранным акцентом, деятельна и настырна, но Бут, по словам Аллы, обижается на Шроф за то, что она заранее ничего не сказала ему о ходатайствах, которые она собирается представить суду.

Шроф перечислила эти ходайства в пятницу. Она будет доказывать судье, что экстрадиция Бута из Таиланда была незаконна, что американцы нарушили местные законы, записывая его разговоры в Бангкоке, и что его нельзя судить в США, поскольку он здесь ничего не совершил.

Обращаясь к судье, защитница время от времени ласково гладила Бута по спине. Поскольку присяжных в зале не было, этот адвокатский трюк пропал даром.

Проблема в том, что точно такие же доводы выдвинули защитники росийского летчика Констанина Ярошенко, экстрадированного в прошлом году из Либерии и ждущего суда в той же тюрьме. Судья отверг их все до единого. В Америке прецедентное право, поэтому Шендлин почти наверняка сделает то же самое.

Шроф также собирается просить судью исключить из материалов дела фразу, которую якобы произнес Бут, когда его арестовали в номере бангкогского отеля, где он, по словам прокуроров, договаривался с мнимыми посланцами левой колумбийской партизанской организации ФАРК о продаже ей большой партии оружия. Он будто бы сказал: «Игра окончена». Обвинение, разумеется, истолкует эти слова в свою пользу. Но даже если Шендлин согласится их удалить, прокуратура имеет богатую доказательную базу, совладать с которой Шроф вряд ли по плечу. Бут вот-вот выберет ей замену.

С самого начала к нему зачастили платные адвокаты, предлагавшие свои услуги. Среди них называют молодого выходца из Средней Азии Альберта Даяна, в котором Бут, уроженец Душанбе, возможно, увидит родственную душу.

Добиться оправдания в американском федеральном суде почти невозможно, поэтому подавляющее большинство обвиняемых рано или поздно пытаются как-то договориться с прокуратурой. Бут пока намерен идти другим путем. «У него настроение только бороться, - говорит Алла, – он сдаваться не собирается, хотя его все уговаривают идти на сотрудничество».

«Он говорит: «Они хотят, чтобы я там наговорил на Путина много чего, – продолжает его жена, – но чего я буду наговаривать? Я ничего не знаю. Я с Путиным не знаком!».

Перед свиданием с родными Буту дали машинку подстричь усы, «а то они ему уже за нижнюю губу росли», - говорит Алла. Но волосы, которые уже сползают ему на плечи, подстричь было нечем.

Я спросил, хорошо ли кормят ее мужа. «Я думаю, что ему хватает, – сказала Алла. – Из того, что ему приносят, половину он не ест. Утром какая-то каша овсяная, на воде. Потом дают молоко с какой-то химией, оно не скисает. Он его не пьет. И у него один фрукт на выбор: банан, яблоко или апельсин. А обед – такое корытце, которое в микроволновке подогревается. Ну, естественно, там свинины полно и всего остального. Он говорит, я это тоже не ем, я уже писал по поводу перевода на вегетарианское меню, но ответа пока не получил».

По словам Аллы, Бут рассказал ей, что у него камера 9 метров, «кровать из кирпичей, на ней лежит пластиковый матрас, душ из нержавейки, прикрученное кресло из нержавейки. Кстати, к кровати еще приделаны петли для того, чтобы если человек себя плохо ведет, его еще могли к этой кровати привязать».