А это интервью Владимир Николаевич не визировал. Фото: Алексей Никольский/ТАСС
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
А это интервью (если память мне не изменяет) Владимир Николаевич не визировал.
Либо мы с ним, как всегда, попали в цейтнот. (А материал надо было срочно сдавать, так как он готовился специально для журнала, который мы обычно выпускаем к ВЭФу - Восточному экономическому форуму.
Либо (что, скорее всего) повлияло то, что общались мы с ним в студии Радио «Комсомольская правда».
Главный редактор этой самой-самой вездесущей нашей «эскадрильи» Андрей Горбунов, прознав про то, что такая беседа готовится, предложил провести ее у «жесткого микрофона». В этом случае (в отличие от разговора с использованием кабинетного диктофона) Владимир Николаевич старался в текст потом не вмешиваться. Ведь будет же ещё программа в эфире, которую мы обычно не перемонтировали.
Вот почему здесь много «несущественного» или «чисто разговореых» моментов, которые я допускаю в своих «произведениях» и которые редактор отдела внутренней политики «КП» и мой друг Андрей Седов называет «гамовщиной».
Ну, типа…
«Гамов:
- …Абсолютно с вами согласен.
Сунгоркин:
– Может, нам в интервью на ты перейти? Мне комфортнее на ты, а ты мог бы тоже себе «это страшное дело» позволить, потому что ты в какой-то степени тоже дальневосточник же, да?
- Гамов:
– Пять лет прожил в Чите, в Забайкалье… А у тебя есть ответ – как «Дальневосточный экспресс» с нашими с тобой земляками вернуть обратно?..»
Так-то я обычно называл его Володей и на ты.
Еще в этом интервью много личного.
Вплоть до того, что я говорю Сунгоркину:
«… - Володя, я вспоминаю твое интервью с хабаровским и. о. губернатора Дегтяревым, где там тебя шокировали твои бараки…»
(Этот разговор был ещё до губернаторских выборов в Хабаровском крае.)
А Сунгоркин отвечает:
«– Ну, не шокировали, дело-то привычное, но не без этого. Те же бараки, что в моем детстве. И сейчас стоят, кстати. Я был там в июне проездом. Они стоят, эти бараки, где я родился 67 лет назад…»
Он любил приезжать в город своего детства. В таких случаях - по просьбе «СВН», как мы называли шефа во внутренней переписке, - я звонил Михаилу Дегтяреву и мы «обговаривали сроки визита» нашего главного.
И ещё - о «сунгоркинских бараках»
«- Они стоят, - рассказывал он мне. - Они дореволюционные еще. Я могу адрес назвать. Город Хабаровск, улица Краснофлотская, улица Ильича, улица Ясная. Вот на этих улицах стоят дома, в которых живут люди, и эти дома были построены в 1908 году. В них нет канализации, водопровода, отопления, там люди топят печки, ходят в баню раз в неделю (как и я в баню ходил). И там много людей живет. Там живут потомки тех, с кем я провел детство, и даже те самые люди, с которыми я на завалинках этих бараков в детстве играл…»
Мне тогда, по ходу интервью, показалось, что Сунгоркина и совесть мучает: что вот, он давно уже живет в Москве и не в бараке, а там люди по-прежнему мучаются.
И, вообще, мне кажется, во всех сунгоркинских разговорах, по крайней мере, со мной, это настроение, этот грустный мотив присутствовали.
«- Я поговорю со своими героями, которые на государственном уровне занимаются расселением людей из аварийного жилья, - пообещал я. - Займусь этим и доложу тебе, что мы там будем делать».
И, как и обещал, я говорил на эту тему с экс-премьером Сергеем Степашиным - в то время он был председателем Наблюдательного совета Фонда ЖКХ , который занимается расселением людей из аварийного жилья. (Сейчас это - Фонд развития территорий и Степашин там - глава Попечительского Совета.) Сергей Вадимович предложил вариант - как решить эти вопросы.
Сейчас, когда Володи не стало, мы к ним обязательно вернёмся.
Ну, а пока - третья часть (думаю, всего их будет семь в этой моей «Повести о Сунгоркине») - читаем ее и слушаем по этой вот ссылке, пожалуйста…