В уездном городе Переславль-Залесский было так много монастырей и ряпушки… Нет, не так. В городке Переславль-Залесский очаровательно. Как-то так вышло, что в плане «раскрутки и продвижения» он заведомо проигрывает Ростову Великому или Ярославлю. Путешественник предпочитает вылизанный туристами Суздаль или величественный Владимир. А зря, да…
Развалившийся на берегах Плещеева озера городок должен вроде как жить туризмом и горя не знать. Но, судя по разбитым дорогам и покосившимся домам, до богатства тут еще довольно далеко. Впрочем, «у советских собственная гордость». Люди здесь доброжелательны и немного высокомерны. С чужаками, которые приехали поглазеть и потратить деньги, тут так до конца и не смирились. В недешевой гостинице вам выдадут ключ, не поднимая глаз. Напомнят, что сауна и кальян до четырех утра, мол, не засиживайтесь. В хорошем ресторане закроют кухню в 20.10 в субботу, потому что хватит уже.
— Не спим. Круглые сутки работаем. Да… — вздыхает женщина, с манерами хозяйки домика где-нибудь под Бирмингемом. И печально набирает в целлофановый пакет кило копченой ряпушки.
— Это же пока сезон тяжело, да?
— Всегда у нас сезон, никогда покоя нет…
Но мысль жаловаться на сервис почему-то и в голову не приходит. Потому что гостиница чистая, еда (если успеешь) вкусная, ряпушка (местный деликатес) тает во рту.
Главное место притяжения Переславля — озеро. Его не испортишь дырами в асфальте и дачными домиками, в истерическом беспорядке заполонившими берега. За уют и романтику ежедневно отвечают утки, чайки и закат с рассветом. Справляются блестяще. У церкви Сорока мучеников севастийских, которая стоит на месте, где в озеро впадает река Трубеж, всегда кто-то глазеет вдаль. Романтично, тихо….
По обоим сторонам речки — домики и пристани. Вот идете вы среди плакучих ив и очаровательных домиков с наличниками и не знаете, какое же это у вас самое заветное желание. Но все вокруг прям вопиет какое!
Вот плывет по реке лодочка, на носу девушка с полевыми цветами, за веслами юноша с блаженной улыбкой и следами пота на мужественном лице. Вот обгоняет их бородатый человек на пластиковой доске, рядом с ним поскуливает собачонка с испуганными глазами. Вот мчит катер с мотором, а на нем большая семья с усатым главой, что-то напевающим о волнах и качке.
Идет по реке речная флотилия, а на берегу еще много-много лодок и с мотором, и с веслами, и катамараны, и новомодные SUP-борды. Дядьки в камуфляжных куртках охотно наденут на вас спасательные жилеты, усадят на посудины и запустят в озеро (на веслах 400 рублей, с мотором 1000 в час).
Удовольствие выйти на открытую воду потраченных денег точно стоит. Впрочем, с берега наблюдать за всей этой русской Венецией еще приятнее. Пока, правда, никто не сообразил понатыркать у устья кафешек и ресторанчиков. Но и это мило, знаменитую переславскую тишину ничто не нарушает.
— Смотрите, какой пушистый! — из неопрятного деревянного сарая одного из переславских монастырей вышел человек в зеленой фланелевой рубашке. Его одежда находилась в том пограничном состоянии, когда вроде все еще чисто, но еще немного, и на ум придет слово «ветошь». У человека не было передних зубов, что придавало не сходящей с его губ улыбке легкую беззащитность.
На руках человека лежал огромный кот, который флегматично позволял себя поднимать и гладить. Кот как кот. Но на фоне монастырских стен, горящих золотом куполов, величественных монахов и богобоязненных старушек в тусклых платках и огромных юбках, все подталкивает тебя к тихому восторгу.
— Я же художник, — не дожидаясь вопроса рассказывает человек, — из Ростова-на Дону. Пятый год тут трудником, пятый…
— Тяжело?
— Привык уже, привык… Сначала тяжело было. У нас тут в бригаде двое сидевших было, сам-то я не сидел… Ну сложно с ними… Вы из Москвы? Я там часто бывал. В 90-е… Там хорошо, музеи, Третьяковская галерея, это как Русский музей или Эрмитаж в Ленинграде, в Петербурге, то есть… В Третьяковку так и не попал я. Как ни приеду, она все на ремонте была.
— Здесь лучше, чем в Ростове?
— Да! Тут монастыри! А там полтора миллиона человек, а монастырей нет почти. Я, видите, за котами ухаживаю. Отец Пантелеймон уехал, так что все на мне. От блох спасаю, надо ошейники покупать. Одна кошка рожала, так никак не могла родить, врача вызывали за деньги. Корми их…. Если что-то можете дать на пропитание котикам…
Протянутую сотку человек мгновенно спрятал за пазуху. Улыбнулся.
— Вас как зовут? Молиться буду за вас. Обязательно буду. Меня как? Александром. Художник я…
Мимо немногочисленных крестов и каменных плит со старославянской вязью коты, кошки, котята бегают во множестве. Еще один трудник в рубашке, заправленной в тренировочные штаны, поглаживает грязную всклокоченную бороду, больше напоминающую засохший куст. На голове копна то ли немытых, то ли седеющих волос. Его взгляд полон любви и понимания и обращен на пожилую богомолицу. Они ведут приятную и тихую беседу о грядущей службе, о значении праздника, о достойном житии отца Никифора. Женщина протягивает труднику купюру, тот кланяется, прячет деньги за пазуху (карманами тут, похоже, не принято пользоваться).
В самом храме, лишь частично украшенном свежими росписями, стоят длинные столы с книгами. Покупаю несколько буклетов и свечи. За спиной вырастает женщина в платке:
— Бери масло. Сразу бутыль бери.
— Мне не надо, я…
— Как не надо? Тогда лампаду возьми. Две бери.
У мощей преподобного столпника Никиты тихое пение, иконы, горят лампады. Рядом с гробом — вериги святого. За восемь сотен лет на них ни ржавчины, ни следов деформации. Люди стоят в очереди, чтобы возложить их на больные места. Посреди церкви женщина в черном. Бледное худое лицо. Спокойные глаза направлены на алтарь. Почтительная церковная суета, где шепчут молитвы, зажигают свечи, бьют поклоны и целуют иконы под пение псалмов, ее никак не касается. Все течет мимо нее, ничто не тревожит.
В женском монастыре все так аккуратно, что кажется игрушечным. В прудике рыбки, могилки прибраны, коты не допускаются, а главный храм по всей окружности обнесен кругом из цветов. Узор из оторванных бутонов причудливый, не ровный, редкий. Монахиня на инвалидной коляске рассказывает прихожанкам:
— Да, цветов меньше, чем год назад. Но главное, что есть. И красиво получилось. Красиво…
Переславль не самый большой город, но без машины тут сложно. От Синего камня (валун, исполняющий желания, обязательная часть программы по языческой линии) до Никитского монастыря (святое место, один из старейших монастырей) пешком не дойти.
А сколько мест, где обязательно надо побывать! Музей «Ботик Петра» бережно хранит последнее сохранившееся судно из потешной флотилии Петра Великого. Сюда, кстати, все русские императоры считали своим долгом заехать со всем семейством.
Спасо-Преображенский собор (XII век) — один из древнейших храмов нашей страны. Помимо исторической ценности, с этим храмом связана и детективная история. Именно на его стенах сохранилась надпись, где перечисляются все имена убийц князя Андрея Боголюбского в 1174 году. Надпись обнаружили совсем недавно.
Горицкий монастырь, где расположился музей, находка для романтических натур и художников. Его разваливающиеся храмы очаровательны, а виды со звонницы величественны.
Конечно, пройдут годы и Переславль-Залесский станет городом богатым и роскошным. По новым дорогам мимо чистеньких домов будут шастать экскурсии в тщательно восстановленные обители. Но пока есть время, чтобы застать этот город в промежуточном состоянии между прошлым и будущим. В таком до боли знакомом настоящем. Ну и ряпушки поесть, как без этого.
Билет на автобус | Около 500 рублей, порядка 10 рейсов в день |
Время в пути | Чуть больше 2 часов |
Жилье | От 1 700 р. двухместный номер |
Питание | От 400 руб. на человека за обед |
Подготовил Павел САДКОВ